В декабре 2022-го «Нации» исполняется 10 лет. Давайте вспомним, что интересного было у нас за это время. (Впервые текст был опубликован в марте 2020 года.)
— Южный человек — это человек с распахнутой душой, сразу! Хочешь ты эту душу или не хочешь, но ты ее получишь. В Германии, например, если остановился на улице внезапно, сразу спросят: «Нужна помощь?» Нет — ок, тебя забыли моментально, немцы влезают в мое пространство ровно настолько, насколько я позволяю. Южному человеку неважно — хочу я общаться или нет. Важно, что он хочет. Его много. И личное мнение у него очень активное.
Я в Ростов переехал из Сибири, в 33 года (до этого был актером Омского драмтеатра), в 1989 году. Тут жили родители: в середине 80-х дядю по партийной линии назначили директором Табачной фабрики, с ним поехала бабушка, а потом и мои подтянулись.
Я приехал в Ростов к ним в отпуск, и в первый же день мне позвонил режиссер театра имени Горького Александр Славутский, который знал меня еще по училищу, он тоже сибиряк. Попросил отработать гастроли вместо Игоря Ливанова (Ливанов тогда уехал в Москву). Деньги были хорошие, я согласился. Меня ввели сразу на два спектакля. И вышло удачно. А потом уже многое срослось. Судьба. Это судьба.
Николай Ханжаров. 64 года. Заслуженный артист России. Окончил Свердловское театральное училище. Ведущий актер Ростовского Академического Молодежного театра (ранее ТЮЗ) и Новошахтинского драмтеатра. Снимался в фильмах и сериалах: «Атаман», «Портрет в сумерках», «По законам военного времени», «Смотритель маяка» и других.
Я от Ростова просто обалдел. Большой южный город! Я такого не видел раньше, только в Крыму был, очень мне нравилось. Набережная потрясающая, теплоход «Суворов», речные трамвайчики с Кировского ходили на Левбердон. Мой брат двоюродный шикарно играл в волейбол, мы плавали, пили пиво, оно продавалось везде. Ну, и, конечно, в Ростове очень красивые женщины, а я был падок на красоту. Чудный был отпуск.
В 89-м театр здесь вообще никому не нужен был. Три-четыре ряда зрителей. Мы тогда в драмтеатре выпустили «Интердевочку», чтобы заманить зрителя. Милый спектакль, но, когда стали обсуждать его труппой, я встал и пошел. Режиссер обиделся: «Куда?» — «А что, вы хотите, чтобы я всерьез обсуждал «Интердевочку» как произведение искусства?»
Не хочу обижать Ростов, но он… не то чтобы нетеатральный город. Но специфически театральный. И это очень ощутимо. Здесь была целая плеяда прекрасных актеров и режиссеров: Юрий Еремин, Геннадий Тростянецкий, Славутский, Серебренников. Такие прорывы были! Кстати, «Женитьба» Кирилла Серебренникова с Колей Ханжаровым — один из лучших его спектаклей, он на меня обижается за это, но я так считаю. Даже своя Заозерная школа поэзии! Но все равно, не сравнить с моим родным Омском. Там на театре помешаны. Как шутит моя девушка: «Просто в Омске зимой нечего делать, и все идут в театр». Отчасти это правда.
Вот эта гримерка, где мы с вами сидим, раньше была кабинетом главного художника ТЮЗа Коли Симонова (художник МХТ им. Чехова, постоянный художник К. Серебренникова). К нему часто приходил Сережа Номерков (известный дизайнер). А я играл уже в ТЮЗе, был в творческих поисках, и как-то говорю им: «Опрос, ребята. Сегодня пятница. Вот ты, Серега, что выберешь: театр или Левый берег?» И Серега мне говорит: «Как ты не можешь понять?! Такого вопроса просто нет!».
Конечно, Левый берег. И, конечно, здесь уйдут с четырехчасового спектакля гениального Някрошюса (театральный режиссер). Наверное, это специфика юга, культуры купеческой. Никуда не денешься, Ростов — купеческий.
Для ростовской публики театр — развлечение. «Удиви меня!» А театр — искусство элитарное, не массовое, это мое глубокое убеждение. Я дружил тогда с Леной Камбуровой (певица, актриса), и точно знал: здесь она полные залы не соберет. В Свердловске, заводском городе, таком же миллионнике — полный аншлаг, чуть не конная милиция разгоняет толпу. Здесь — нет. Но сейчас тех, кому нужна Камбурова или Том Стоппард (драматург, режиссер), в Ростове стало больше. Как правило, им от 25 до 50 лет.
Дольше всех в ТЮЗе играется «Гамлет» Володи Чигишева (режиссер, худрук театра с 1985-го по 2005 год). Он вообще что-то такое угадывал, его спектакли — самые большие долгожители. «Остров сокровищ» шел почти 20 лет, рок-драма «Собаки» — 15. «Гамлета» в феврале мы сыграли 600-й раз, он идет 25 лет! Его дают в самый нетеатральный день, на него самые дорогие билеты, но все продано за 3 месяца вперед. Вот интересно ростовчанам по театру во время спектакля походить. И стать частью этой истории.
Зритель в Ростове очень непосредственный, это точно (смеется). Здесь все всё знают. Знают, как надо. На последнем спектакле «Кьоджинские перепалки»... Женя, расскажи (обращается к актеру Евгению Овичинникову)!
Овчинников: — Там есть момент, где обманутые мной брат и муж собираются меня побить. Мы стоим друг против друга, у нас такая немая сцена. Молчим. Долго молчим, и в этой паузе вдруг из зала — мужской бас: «Не думай о секундах свысока».
Карло Гольдони (автор пьесы «Кьоджинские перепалки»), в отличие от эстетского Гоцци, — это как фальстафовские пьесы Шекспира, там, извини меня, если не про попу или не про пьянку, то чего выходил-то? Но Александр Львович (Баргман, режиссер) поставил очень тонкий спектакль, очень грустный. Именно о нас, именно для Ростова. Шумные эти кьоджинцы, как мы, орут постоянно и постоянно в движении. И — «не обижайтесь, мы такие».
В Сибири люди замкнутые, конечно, по сравнению с южанами. Я когда первый раз увидел на Нахичеванском базаре скандал, остановился и собрался с духом. Думаю: сейчас начнется. Голоса все выше, слова такие цепляющие, и когда выскочило «ну ты!!!», я думаю: поехало! И кулак сжал. А потом вдруг раз — и всё! И они просто разошлись! С чувством выполненного долга. У нас в Омске на второй реплике уже убили бы. Драка бы началась, драка! Если такая интонация, то (бьет кулаком в ладонь) всё.
В Ростове поорать — норма. Но здесь, по сравнению с другими городами, нет бандитизма. Да, нету! Я лучше, чем вы, знаю. Вы же не открывали казино и рестораны, а я открывал. И общался со всеми нашими знаменательными семьями, это была необходимость 90-х годов, это ненормально, конечно, для советского, для сибирского человека, я приходил первое время домой — я выл. Потому что музыкант все же защищен инструментом, а ты, ведущий, пусть ты даже в смокинге, к тебе могут подойти и по-дружески так начать крутить пуговицу. И ты не имеешь права заехать по челюсти.
Всегда есть человек, которому не нравится и который знает, как сделать правильно. Но он все же безобиднее того, кому нравится. Такой тебя ударит в грудь, стукнет по плечу, обнимет, потреплет: «Ну, ты молодец, ну, ты даешь». Никаких границ!
Я успокоился только, когда провел банкет, за который Филипп Киркоров получил итальянский гарнитур в качестве гонорара. Я подумал: ну, если он поет за мебель, почему бы мне не отработать с Шуфутинским, например.
Я понимаю ростовскую открытость, но, когда ко мне стали обращаться «зая», «рыбка», «котик», «козлик», я взбунтовался. Я — козел, сибирский, если на то пошло, но не козлик. И не зая! В театре за кулисами это норма, это такое, южное. В этом даже ничего оскорбительного, наоборот, ласковость. Но — х-р-р (рычит), к этому я так и не привык. И всех прошу в моем окружении воздерживаться.
Нет, Ростов не криминальный город, что вы. Таких жестких разборок, как в Ебурге, как в Питере, здесь никогда не было. Ну, да, в 90-х был период, когда даже по Садовой в полдевятого вечера лучше было не ходить. Но то, что творилось в Свердловске, когда улицами отстреливались… А тут Дон, тут солнце, красивые женщины, вкусная еда, — все спокойнее.
Я влюбился в Дон, я живу на Дону. И я рыбачу. В 90-х просто профессионально рыбачил. Купил себе казачью кайку, просмолил и кормил семью с рыбы. Я серьезно. Каждый день в пять утра выходил на рыбалку; наловлю и за полцены отдам бабушкам на базарчике. Вот и доход. И очень много ребят на рыбу так ушли, когда закрывались сельмашевские цеха. Жили с Дона потихоньку. Лещ тут, сазанчик, гибрид, рыбец. У меня есть свои секреты рыбака. Но по сравнению с ребятами, которые тут на (нахичеванских) линиях выросли, или на Гниловской, я ребенок.
Полгода — с весны до ноября — я живу на Зеленом острове. Я — на Зеленом, старший сын — на острове Пхукет, а девушка моя — на Канарских островах. Мы семья островитян. Сын, приезжая, говорит: «Ты себе камбоджийскую деревню устроил!» У меня там хибара на сваях, в лодочном кооперативе. Это такое спасение! Я переезжаю мост понтонный — и всё, города нет; я в центре города, но вне города — птицы поют, змеи ползают, ежики топают.
Думаю, что смогу узнать ростовчанина в другом городе… ну, за день пойму. По интенсивности общения. По суждению и по говору. Я профессионально слышу, я же со студентами занимаюсь и слежу за речью, чтобы у них не было дурного примера.
Здесь южный говор, который у меня тоже появился. Я как-то приехал в Москву и сказал только три слова: «Здравствуйте, Азалия Всеволодовна». Это педагог по сценической речи. И она сразу: «О, грузин приехал». В южной речи есть плавность, мягкость, напевность. Многоударность, интонирование слов.
Блеснуть эрудицией — вот что еще любят ростовчане. Я заметил, работая на радио (у нас было «Политик-шоу» с Олегом Романовым на «Маяке»), что человек в эфире может сказать, например, «реплика», имея в виду «подтекст». Ростовчане обожают вставлять в речь красивые слова, смысл которых могут не очень понимать.
Конкретного прототипа у моего старого еврея не было (Ханжаров сыграл портного в сериале «По законам военного времени»), но так получилось, что у меня очень много друзей, которые евреи. Мой лучший друг — еврей наполовинку, но шутит, что «когда надо, я еврей полностью». Как-то мы с ним работали концерт, и полицейский чиновник принес нам ящик водки. А у нас впереди еще выступление. Продюсер: «Ребята, нет-нет-нет». А гаишник: «Ну, что вы, Любовь Васильевна! Мы же русские люди!» И друг мой: «Конечно! Мы же русские!» Я говорю: «Юра...» А он: «Когда надо, я полностью русский».
Я и до этого был евреем — играл Тевье-молочника в Новошахтинском театре; этот театр, кстати, особое явление — в промышленном городе, где и кинотеатра-то не было! А потом я вел Хануку (большой еврейский праздник) в театре Горького. Туда приехал главный раввин России, я его спросил: «Ребе, а ничего, что по рождению я мусульманин?» Он меня успокоил.
В начале Хануки я вышел, прочел маленький монолог из Тевье, а потом сел на авансцену и, глядя на «небо», сказал: «Вот так выйдет на небо первая звезда, и соберемся мы все, евреи, вместе». Опускаю голову и встречаюсь глазами с Вартересом Самургашевым (олимпийский чемпион по греко-римской борьбе). И вижу, что он вдумчиво так кивает мне, мол, да-да... Вот, это Ростов! Шестнадцать диаспор в одном зале! Вот за это я обожаю Ростов.
Памятник Самургашеву... Я не говорю о его художественной ценности, ну, а так — почему нет? Вартерес и вообще вся их семья очень большое дело сделали в смысле популяризации греко-римской борьбы в Ростове. Сколько пацанов бандитами не стали! А памятник… вы в Воронеже никогда не были? Там, в центре города, недалеко от знаменитого Камерного театра, стоит памятник Высоцкому. Я когда увидел, я не поверил своим глазам. Ходил под впечатлением. Это среднее между кентавром и минотавром, с лицом Владимира Семеновича и с гитарой. Это не ужас, я даже не знаю, как это назвать. Это нельзя никуда убирать — чтобы видели, насколько бывают безумные скульпторы.
Конечно, Ростов подрастерял прелесть южного советского города. В 80-х он был сытый, яркий, красивый. Везде были эти замечательные пивные с кружками. Сказка. Какая Одесса! Даже мой любимый анекдот здесь тускнеет: «Мне стакан воды без сиропа». — «А вам без какого сиропа? Без вишневого или без малинового?». Идешь по Ростову, и везде таблички «Пиво есть». Обычная логика — это табличка «Пива нет», «Ушла на обед», понятно. А тут «Пиво есть»! Горячее пиво зимой! И, кстати, чем меня Ростов еще поразил: в Сибири женщины не пили пиво, а здесь я услышал от знакомой: «Ой, мы с девчонками взяли пару баллончиков, так классно посидели!» Банки трехлитровые в Ростове же баллонами называют. Я-то от силы могу два стакана выпить. А они сели втроем — и шесть литров.
Закрутки — это тоже юг. В Сибири просто нечего закручивать. А здесь есть всё. Чего ж не закрутить? И сорок банок стоит. Сезон заканчивается, а они — нет. В общем, «Пиво есть» (смеется).
Конечно, жаль, что в Ростове такое слабое озеленение. Клумбочки эти — ни о чем. Мы на радио говорили об этом много раз: ведь были планы и обещания, что в Александровке напротив аэропорта будет парк с переливающимся фонтаном — там есть подводные источники, проведены исследования. А теперь это место застраивают. Бабло побеждает «зло».
Вот сколько фонтанов у нас? Мы с вами с трудом насчитаем штук десять. А взять сибирский город — да я сходу наберу тридцать. Потому что, как ни парк или скверик, так фонтан. При этом в Ростове природные источники разбросаны по всему городу! На Северном, в Ботанике, на Портовой, за Шолохова. Представляете, сколько можно было бы сделать, как изменить ощущения! И сколько бы радости и комфорта это принесло людям в жарком городе.
В Ростове хорошо «иметь знакомство». Когда я только перебрался в Ростов, Михаил Ильич Бушнов (актер, народный артист СССР) повел меня в гастроном напротив и познакомил с рубщиком мяса. На мясо денег не было, но зато всегда можно было взять у него сердце, печень.
Это ростовская фишка — чтобы везде были свои люди. У меня на двух рынках свои мясники, в рыбном — свои продавщицы. Уверенность в том, что тебе дадут лучший кусок, не обвесят и не обманут — это, наверное, иллюзия, но иллюзия приятная.
Здесь культ кухни, и мне это очень нравится, я же гастрономический турист, куда ни поеду —обязательно поем местное. Своих гостей вожу в «Казачий курень», что напротив стрелки Зеленого острова, я там хозяйку знаю. Всех своих питерцев, москвичей; японец недавно приезжал — Сима-ян. Я сразу Симу туда — «давайте нам быстро сазана!» Селедочка у них своя, барашка вкусная, но дороговато стало.
Я уже устал работать. Когда в 14 начинаешь, в 64 надоедает. Если я вам расскажу свой график, вы плакать будете. У меня три места работы: ТЮЗ, я уже, кстати, на репетицию опаздываю, ВГИК, где у меня курс с Владимиром Фокиным, и моя театральная «Студия 161». Студия — это не театр, это такая, знаете, актерская йога, узнать, что я за инструмент, что я чувствую, почему, что могу — это многим нужно, это интересно. Но что-то мне надо бросать, невозможно же.
Ростов — это Город Зеро*. Я не знаю, что меня тут держит. Могилы, может быть? Могила жены, бабушки… Потому что несколько раз я уже уехал совершенно из Ростова. Меня в Питере уже представили труппе. Хороший театр, меня приглашают, у меня два лучших друга там. Лучшие друзья, классный репертуар, хорошая зарплата, публика понимающая, и Питер я люблю. Я не южанин и не сибиряк, я вот питерец как раз. А почему отказался, я сам не понимаю. Не понимаю. Город Зеро. Не отпускает, и всё.
*«Город Зеро» — фантасмагорический фильм Карена Шахназарова 1988 года: главный герой (Леонид Филатов), прибыв в командировку, никак не может покинуть этот странный город.
