В издательстве «АСТ» (редакция «ОГИЗ») вышла новая книга Виталия Калгина «Виктор Цой. Последний год. 30 лет без Последнего героя». В ней главный цоевед страны Калгин скрупулезно, день за днем, исследует жизнь рок-музыканта в 1990 году. Публикуемые отрывки приводятся с сокращениями. (Первую часть можете прочесть здесь.)
«Москвич-2141»
26 июня Цой с Наталией Разлоговой (гражданской женой) улетает в Париж, откуда возвращается 3 июля 1990 года.По возвращении из Франции они отправляются в Латвию на новом «Москвиче-2141», который Виктор приобрел на гонорар, полученный за серию последних концертов по Сибири. Рижское взморье было постоянным, проверенным, уютным местом для спокойного отдыха.
Андрей Ефимов, инструктор автошколы «ВАД» в Ленинграде: «Цой напряженно всматривался, как сдают другие (экзамен по вождению, 1989 год). Я ему говорю: ты не волнуйся, здесь все сдают. Сомневаюсь, что он платил какие-то деньги, если судить по его волнению. В общем, проехали два поворота, выехали на Мечникова, и он садится. Сел и поехал. И что меня сейчас удивляет — он сдал экзамен прямо у ворот кладбища (Богословского), где его и похоронили потом».
Олег Котельников, художник: «Я совсем не рулевой, передвигаюсь пешком. В нашем кругу машина и не нужна вовсе — все находится рядом, в пешей близости. Была у Гурьянова машина, так он тут же ее размозжил. Вообще не понимаю, как они ездили.
Я однажды проехал с Георгием Гурьяновым от Андрея Валентиновича Медведева с Загородного до Тимура Петровича на Литейном. Несмотря на то, что наш путь был лишен каких-либо поворотов, мы с ним чуть не попали под грузовик. Он сказал: «Ой, б…ь!» и завернул под троллейбус. С трудом переехали Невский, а уже когда завернули к Тимуру, во дворе нас ожидала помойка, куда Гурьянов благополучно врезался».
Артем Евстафьев, участник технической поддержки «Кино»: «Кстати, «Москвич» Цоя был сделан изначально для главного инженера АЗЛК. Айзеншпис сам хвастался всем подряд».
Сборы к поездке в Латвию заняли пару дней, и по сохранившимся в записной книжке Виктора спискам вещей видно: Цой к ним подошел весьма серьезно.
К примеру, вот так выглядел один из списков: 1. Кассеты + 2. Раствор + 3. Деньги и валюта + 4. Упаковать гитару + 5. Позвонить Юрик, Марьяна 6. Магнитофон + 7. Краски? + 8. Видеокамера + 9. Скейт + 10. Девятка ? + 11. Пистолет +.
Многие задавались вопросом, было ли у Цоя оружие? Да, пистолет был. Но не огнестрельный, а газовый. И получил его Виктор от Иосифа Пригожина (он начинал водителем у Айзеншписа).
Олег Соколов, участник технической поддержки «Кино»: «Пригожин тогда решил заняться бизнесом. Решил всем нам достать газовые пистолеты. Всем, значит, впарил… У Цоя точно был пистолет. Для самообороны. Хотя, собственно, не от кого было обороняться…»
Запись последнего альбома
Цой с Наташей ездили в Латвию обычно на поезде, а в этот раз поехали на машине, что позволило им привезти много всяких нужных вещей, ведь это была эпоха пустых магазинов. Обычно отдых начинался в середине июня и длился до конца августа. Однако в тот год сын Наталии Женя поехал в курортный поселок Плиеньциемс немного раньше, вместе с подругой Наталии, с которой они вместе снимали дом, начиная еще с лета 1980 года.
Последнее лето Виктора Цоя (снимок сделан в июле-августе 1990 года).
В середине июля к отдыхавшему Цою присоединился Юрий Каспарян (гитарист «Кино»), который оставался в Питере и решал дела с покупкой машины. По его воспоминаниям, покупал он ее с той же целью, что и Цой: поехать отдыхать в Латвию на собственной машине… По приезду Каспаряна музыканты принялись за запись черновой версии нового альбома. Каспарян жил в небольшом домике для гостей, а Цой с Наташей и детьми — в хозяйском доме. В гостевом домике и была записана демоверсия последнего альбома «Кино». Цой играл на гитаре и пел, Каспарян программировал. Порто-студия, пульт, усилитель с колонками — тот самый знаменитый набор, подаренный музыкантам «Кино» Джоанной Стингрей (американской певицей, на тот момент женой Каспаряна). Все это в Латвию Каспарян привез в багажнике своей машины.
По воспоминаниям Игоря Тихомирова и Юрия Каспаряна, Виктор включал кассетник и записывал свои песни, когда они были готовы. Потом нес получившееся музыкантам группы. Они вместе слушали и решали, как с какой песней быть, как должна звучать та или иная партия. Поэтому оригинальные записи черновиков многих песен хранились не у Цоя, он ими совершенно не дорожил. И совершенно не предполагалось, что это когда-нибудь будет иметь какую-то ценность.
Юрий Каспарян: «К тому времени у Виктора на кассете уже были записаны какие-то наметки под гитару. И в основном мы обсуждали, какая будет ритм-секция — такая фактура, этакая… Ну, Виктор, естественно, играл и пел. Я программировал, тоже играл что-то: бас-линию прописал, барабаны».
Игорь Тихомиров: «Прежде, чем представить новую вещь, Витька долго над ней работал, проигрывал сто раз на гитаре. К каждой своей песне он относился очень ответственно, стеснялся нам ее показывать в первый раз, боялся, что она не произведет должного впечатления. Если мы сразу не воспринимали новую песню, он не настаивал. Потом при случае просил послушать еще раз. Странно, недоумевали мы, как она вообще не пошла вначале? В процессе рождения песни мы все принимали участие. Виктор готовил «болванку» — текст и мелодию, а мы сообща ее отшлифовывали: где надо гармонию поменять, где акценты сместить. Работенка была, дай боже: у Витьки не расслабишься».
Юрий Каспарян: «Что касается «Черного альбома», то у Вити уже практически все готово было. Собственно, мы с ним продумывали только общую форму. Сидели в свободное от отдыха время, колдовали…»
Незадолго до дня рождения сына Саши, 26 июля, Виктор слетал на самолете в Питер, привез ребенка в Zeltini и должен был вернуть его Марьяне (бывшей супруге) не позднее 25 августа.
Итак, 13 августа 1990 года Виктор Цой и Юрий Каспарян завершили запись черновых набросков нового альбома. Копия черновика находилась у Цоя в машине, они часто слушали кассету с Наташей и обсуждали довольно странные тексты, появившиеся у Цоя.
Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо, Про то, что больше не могу смотреть на дерьмо, Про то, что больше нет сил, Про то, что я почти запил, но не забыл тебя. Про то, что телефон звонил, хотел, чтобы я встал, Оделся и пошел, а, точнее, побежал, Но только я его послал, Сказал, что болен и устал, и эту ночь не спал.
Я жду ответа, Больше надежд нету. Скоро кончится лето Это…
Юрий Каспарян: «Запись продолжалась в течение месяца или, может быть, немногим меньше. Помню, что Виктор очень небрежно сначала спел, и я его попросил перепеть по-настоящему, аргументируя тем, что работать лучше с качественным вокалом. Спой, говорю, нормально, пожалуйста. Он: «Ой, ну ладно!» Перепел. Повезло, иначе сейчас бы не было «Черного альбома».
Алексей Макушинский, писатель, знакомый Натальи Разлоговой и Виктора Цоя: «Как прошел вечер (накануне трагедии), я толком не помню. Помню, что были вечерние посиделки, как всегда, в Zeltini, на кухне. Я жил в соседнем доме Vidini. Потом Цой часов в 11 вечера зашел за будильником. Это все было очень обыденно, никто же не знал, что случится завтра… Кстати, будильник ходит до сих пор».
Авария
Утром 15 августа 1990 года Цой встал около 5 утра, собрал удочки и уехал на рыбалку на одно из лесных озер, в сторону Талси.Примерно в 11 утра, пробыв на озере около 5 часов, он закончил ловить рыбу, собрался и поехал домой. Рыбалка оказалась удачной — несколько рыбешек в целлофановом кулечке потом нашли в машине на месте происшествия. А навстречу ему из Риги ехал белый «Икарус-250.58».
Водитель, шофер 1-го класса Янис Карлович Фибигс, перегонял пустой автобус на базу из аэропорта.
Янис Фибигс, водитель «Икаруса»: «В тот день я отвозил людей в Ригу, в аэропорт. Это были сотрудники моего предприятия, они направлялись на экскурсию. Потом я поехал домой по той же дороге, как и приехал, как всегда. В тот день, 15 августа 1990 года, у меня с женой было 20-летие свадьбы, юбилей. Ехал я тогда так, не спеша. Как будто кто-то меня останавливал. Я отвез людей, и один знакомый мне говорит: время есть, кофе не хочешь выпить? Я говорю, да, давай. Ехал обратно, там магазин, и мужчина торт несет. Я остановился, думаю, может, тоже торт возьму… Как будто, знаете, кто-то держал меня. Как будто мне надо было на несколько минут позже быть там. Или раньше. Тогда бы не так было, наверное. А так… судьба».
Из оперативной сводки латвийской госавтоинспекции: «Столкновение автомобиля «Москвич-2141» темно-синего цвета с автобусом «Икарус-250» белого цвета произошло в 11 час. 28 мин. 15 августа 1990 года на 35-м километре трассы Слока — Талси».
Янис Фибигс: «Скорая» приехала довольно быстро, была где-то недалеко на выезде. Милиция следом тоже приехала. На «бобике». Врачи посмотрели, сказали, что водитель «Москвича» мертв, переломов много. Ребра, руки, ноги…»
35-й км трассы Слока — Талси (Латвия), место гибели Виктора Цоя. Из архива Руслана Верещагина.
Янис Фибигс: «Машина была серо-синяя такая, темноватая. Пробег был небольшой, я подошел, посмотрел. Новая машина была… Она была сильно разбита, и единственным целым местом были заднее стекло, крышка багажника.
Когда я вышел, мне худо стало. Вид машины был такой, будто она со свалки. Двигателя машины вообще не было. Я тогда еще в шоке был, подумал сразу: как машина без двигателя ехала… А его выбило ударом, и он валялся метрах в 11-12. За речкой, на другом берегу, в траве».
Роберт Максимович Цой, отец Виктора: «Да я сразу говорил, что сын не спал за рулем! Еще 29 лет назад я на этом настаивал. Ну, сами подумайте: от места, где он рыбачил, до места трагедии ехать всего 15 минут, расстояние маленькое. Человек может заснуть только в долгой дороге и при сильной усталости. А это даже не раннее утро было. К машинам Витя был равнодушен. За рулем сидел от силы пару лет, быстро уставал, отвлекался от дороги, голова всегда была занята новыми песнями… Как завзятый автомобилист, я несколько раз пытался научить его водить, но дело шло со скрипом. До сих пор считаю, что единственная моя вина в том, что не проявил должного упрямства».
Виктор Цой в Токио, 1990 год, из архива Джоанны Стингрей.
«Цой — жив!»
Джоанна Стингрей: «Меня разбудили ночью и сказали, что пришла важная телеграмма от Юрия (Каспаряна). Сказали, что сейчас прочтут ее мне. «Малыш, Виктор погиб в автокатастрофе». Я почувствовала резкую боль в животе, это была такая ужасная новость… Я плакала и пыталась найти рейс в Россию. Я просто не могла перестать плакать… В ту ночь, когда он умер, мне приснился сон, что Виктор сидит напротив меня и говорит: «Не грусти, я в порядке». Это было настолько реально, и было страшно, но я верила, что он был в порядке. Я была потрясена всем, что происходило после смерти Виктора. Фаны совершали самоубийства, поползли конспирологические теории. Единственным утешением для меня было то, что в момент смерти Виктор был счастлив. Он жил в небольшой деревушке на берегу моря с главной любовью своей жизни. Он любил покой, и в то лето чувствовал себя умиротворенно вдали от всеобщего внимания, шума больших городов, толп людей…»Андрей Машнин, лидер группы «Машнинбэнд», работник котельной «Камчатка»: «Паломничество в котельную продолжалось до конца дня 19 августа (день похорон Цоя), хотя и ночью стучали в дверь постоянно. И потом остаток лета, и осень, и зиму, и следующее лето. Мы с первого дня к ним относились терпеливо и сочувственно, но скоро все стало обрастать натуральным свинством. Чем дальше, тем хуже. Первые были нормальные. Потом процент стал смещаться в пользу идиотов, истеричек, любителей моды и сувениров. В итоге внутрь я уже редко кого-то пускал. Заходит девица, например. Вроде, тихая. Посмотреть. Хорошо. И тут она бросается к стенке и начинает биться об нее лбом со всей силы. И орет мне: «Отдай Витю!!!» И опять — бум! бум! Ну, и воровство. Просто, как саранча. Все, что под руку попадется. Угля растащили пару тонн точно. Это ладно, нам его тогда привозили в достатке. Но ведь и инвентарь потащили. То лопату, то кочергу, дошло до того, что заслонку с котла оторвали. Из комнаты перли все подряд — любые бумажки, гвозди, спички, все, что просто являлось предметом с «Камчатки». У нас весь шкафчик был забит барахлом типа старых ключей, замков, ниток, гаек. Все растащили. Я потом уже стал с помойки приносить всякий хлам, просто чтобы людям приятное сделать. «Сапоги Цоя» кому-то подарил, по одному, правда, 39-го размера. Но все были рады. Угольная куча у входа тоже была цветами завалена. Очень странная картина. Зато с сигаретами проблем не было, посетители оставляли их у котлов россыпью».
…После гибели Виктора Цоя во время реорганизации Ленинградского рок-клуба был найден документ, так называемая «телега» из отделения милиции, сотрудниками которой был задержан Цой Виктор Робертович, 1962 года рождения, уроженец города Ленинграда, прописанный: проспект Ветеранов, 99, кв. 101. В ту пору «телеги» из разных РОВД приходили в администрацию рок-клуба пачками — на музыкантов, фотографов, администраторов групп с формулировками типа «безобразно себя вел на концерте», «задержан за антисоветские высказывания», «оказывал сопротивление сотрудникам милиции». В «телеге» на Цоя в графе «основание для задержания» значилось (цитирую дословно): «Сидел на скамейке с особым цинизмом».
