«Мой офис — в орлином гнезде»

— В детстве я учился в специальном медицинском классе. Им руководила моя мама, она сильный биолог, заслуженный учитель России. Я хотел стать врачом, оперировать сердца.
Но в 14 лет попал в кружок зоологии и увлекся. Познакомился с директором Дарвинского заповедника Андреем Кузнецовым. Он мне как второй отец.

В заповеднике есть остров, на котором живет колония цапель — 150 пар. На лодке туда не добраться. И вот, будучи школьником, я договорился с капитаном одного судна, что он закинет нас с другом туда, а через пару дней заберет.
Прихожу утром в порт, а друга нет. Мобильников тогда еще не было. И я решил плыть один. Когда еще такой шанс выпадет?

Мирослав Бабушкин (34 года) — кандидат биологических наук, замдиректора по научной работе Дарвинского заповедника (расположен в Вологодской и Ярославской областях, площадь более 110 тыс. га). Бабушкин построил там центр реабилитации диких птиц, вместе с волонтерами специалисты выхаживают раненых и отпускают на волю.
На протяжении 20 лет исследует краснокнижных хищников: скопу, орлана-белохвоста, беркута. Участвовал в арктических экспедициях, где работал с разными животными, в том числе с моржами.

Так получилось, что снаряжение мы поделили пополам. Незабываемая получилась поездка… Ночевал в палатке без спальника, ел тушенку без хлеба. Еще спичек у меня не было. После этого я решил, что впредь всегда буду полагаться только на себя. И сейчас я всякий раз перед экспедицией вспоминаю этот случай: «Так, надо посмотреть, что там в рюкзаке».

Охотники сдавали лапки хищных птиц, а взамен получали лицензию на отстрел кабана, лося. Больше всего пострадали большие птицы, в которых легче попасть. В ястреба попробуй попади.

Друг не пришел по какой-то банальной причине: проспал, что ли. Он тогда приехал к моей маме в школу и все ей рассказал. У нее сердце в пятки ушло. Думала, придушит этого парня (смеется). Я был тогда в 10-м классе, он старше — первый курс университета, вся надежда была на него.Это я к чему вспомнил… Работал раньше в престижной московской школе, и там в рамках исследовательского проекта ученики должны были найти и описать лишайники. Помню, как уговаривал родителей, чтобы отпустили детей в парк на пару часов. Одна мамочка сказала: «Давайте мы отправим нашего охранника, он все опишет и передаст сыну». Не бойтесь давать детям свободу. Но и без спичек в лес не отпускайте (смеется).Самая главная опасность для всех живых существ на Земле — это человек.

До конца 1960-х годов в России поощрялось уничтожение хищных птиц. Якобы они вредят охотничьему и сельскому хозяйству. Например, считалось, что скопа конкурирует с рыбаками. А по факту птицы забирают на своем участке 5-7% рыбы, при том больной.
Охотники сдавали лапки хищных птиц, а взамен получали, например, лицензию на отстрел кабана, лося. Больше всего пострадали большие птицы, в которых легче попасть. В ястреба попробуй попади. Он живет в самой чаще, вылетает, хватает добычу, как бандит, и нет его. А скопа, которая летает над водоемом низко, приметна.

Теперь все по-другому, но отстрел по сей день остается большой проблемой. Как только начинается сезон охоты, я знаю, что в первую же неделю будет несколько раненых сов, соколов и орланов. Стреляют ради забавы. Я занимаюсь кольцеванием этих видов, и охотники присылают мне колечки: я тут, мол, нашел. Конечно, он не нашел. Он убил.

Еще проблема: земли около водоемов застраивают — коттеджами, пляжами. А скопа, орлан — они должны жить рядом с водой. Если птица будет летать за рыбой по 10 км от гнезда, птенцы будут просто голодать.По заповеднику передвигаемся на машине и лодке, ночуем в палатке. Иногда и спим в лодке, если берег очень мокрый. В сезон, летом и весной, я 2-3 дня работаю в поле, потом возвращаюсь на пару дней к цивилизации — руководящая должность обязывает.

Основные проблемы в полевых условиях — люди, которые приезжают пьяные и начинают: «Давай выпьем, пообщаемся». Объясняешь им: «Ребята, нам нужно поспать, завтра ехать дальше». Некоторые не понимают, начинаются разборки.

В прошлом году на Онежском озере у нас палатка стояла в укромном местечке. Я прихожу, а там мужик спит (смеется). Я ему: «Ты кто?», он мне в ответ: «А ты кто?». Я, мягко говоря, обалдел. Начинаю объяснять, что палатка моя. Он с кулаками лезет.

Наши медведи питаются растениями, по сути, пасутся. А вот сибирские и сахалинские охотятся на рыбу, тюленей — и на тебя смотрят тоже как на еду.

С рассвета до вечера успеваем обследовать два гнезда. Они находятся возле воды, на высоте 10-12 метров. Поднимаемся с помощью альпинистского троса и шипов: цепляем на ствол и идем по ним, как по лестнице.
В этом году впервые за много лет на дереве повредил ногу. Вместо дерева воткнул шип себе в лодыжку.Гнездо орлана-белохвоста — как грузовик на дереве, три метра в ширину и в высоту метра полтора. Лезешь по дереву, а над тобой висит несколько сотен килограммов веток.

В 2004 году я поднимался в гнездо, чтобы посчитать птенцов и провести кольцевание. Это был второй полевой сезон, когда я работал с орланами. Залез на березу метров 20 высотой и как-то не очень удачно взялся рукой за край гнезда. Нужно было подтянуться, и тут я чувствую, что птенец положил лапку и сжал чуть-чуть мою руку. Птицы сжимают лапы, когда боятся или когда сидят — вот почему они не падают с веток. Начинаю руку потихоньку двигать, а он ее сжимает, сжимает. У птенца орлана когти по 2-3 сантиметра, я уже чувствую, что кровь по ладони потекла. Если дернуться, проткнет насквозь. У нас тогда началась беседа долгая, больше для собственного успокоения говорил: пот градом льется со лба, вот-вот запаникую. Он хватку ослабил, и я дернул руку наугад, немножко один палец оцарапал. Потом забрался в гнездо, побеседовал с ним, чтобы он больше так себя не вел.С хищниками нужно быть бдительным. Во-первых, они стремительны и ловки. Во-вторых, ты работаешь на высоте — всякое может произойти.
В том же году крупная самка орлана так же меня прихватила меня за локоть, когда кольцевал ее. Хорошо, что был в плотной куртке, но все равно до крови проткнула.

Если ты себя контролируешь, животное не навредит. Не паниковать, не показывать свой страх, не быть агрессивным. Иначе ты получишь агрессию в ответ. Поэтому при встрече с медведем я разговариваю с ним точно так же, как сейчас с вами. Даю ему имя: «Ну, Василий, как дела? Давай-ка я своей дорогой, а ты своей». Но это умение вести разговоры пришло после нескольких десятков встреч с медведями.
Медвежата могут к тебе подбежать — тут, наоборот, надо показать, что ты страшный, отогнать их. Вдруг медведица рядом.Наши мишки питаются растениями, по сути, пасутся. А вот сибирские и сахалинские охотятся на рыбу, тюленей — и на тебя смотрят тоже как на еду, поэтому там другое поведение: с ракетницей ходишь, чтобы медведя сразу пугнуть. На Сахалине медведей в разы больше, чем людей. В день раз по восемь видишь их. Привыкаешь.

В Арктике — белые мишки. Это самый крупный хищник на планете. Если он бросится к тебе, даже ружье не успеешь схватить. В самой северной точке Евразии, на мысе Флигели, мы встретили самку с медвежатами. Нас было трое, один вооружен. Он стреляет ракетами по камням рядом с ней, а она все идет и идет на нас. Все ракеты выпустил, остались только боевые патроны. Уже готовились к атаке, но каким-то чудом она поняла, что будет, развернулась и убежала.

Поморы говорят: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился». Вот уж сущая правда.

В 2013 году мы пошли в экспедицию на остров Вайгач — изучать моржей. Вышли из Архангельска в Белое море, и через двое суток нас накрыл шторм.

На борту были капитан, два его помощника и экспедиция из трех человек. И всех накрыла морская болезнь, кроме меня.
Мы с девочкой-помощницей боролись со стихией. Я стоял за штурвалом, она подсказывала. Каждые два часа менялись с капитаном и вторым помощником. И так двое суток. Первое время хоть движок работал. А на второй день его залило.

Поморы говорят: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился». Вот уж правда. Когда поверх тебя проходит волна, а ты пристегнут к штурвалу, чтобы не смыло за борт, о многом успеваешь подумать.Повезло, что мимо шло судно на Вайгач с коллегами из «WWF-Россия». Они с нами связались по рации, помогли добраться до лежбища.

Моржи — удивительные существа. Уродливые, страшные, но по-своему обаятельные. Надо с ними просто рядом побыть, чтобы это почувствовать. Вставать в полный рост на лежбище нельзя, они сразу пугаются. Надо ползти — моржи очень плохо видят и думают, что ты свой. Так вот, подползешь к моржу метра на два — а от него тепло, как от печки.В 2013 году я начал массово кольцевать птенцов орлана в заповеднике, чтобы защитить их во время миграции. Одна из птиц, которых я кольцевал в июне, попала ко мне в сентябре. Этот молодой орланчик схватил блесну — внешне они очень похожи на рыбку — и сильно себя повредил. У него воспалился палец на лапке, а на груди появилась большая гноящаяся рана. Два месяца я занимался этой птицей. Мы его назвали Орлашей. Жил у меня дома, на балконе. Долгое время пробыл на антибиотиках, палец пришлось ампутировать.

В декабре Орлаша был здоров, но большинство его собратьев к тому времени откочевало к югу. Мы его оставили до весны, в мае выпустили. К сожалению, через два месяца нашли погибшим. Почему? У хищников есть такая особенность — они теряют способность активно летать буквально за 10-20 дней, мышцы быстро атрофируются. У нас не было помещения, где можно было разлетать Орлашу. И он не смог добывать себе корм.Много сил, времени и любви было вложено в эту птицу. Представьте: у вас дома живет орлан-белохвост, у которого размах крыльев — 2,5 метра. Полноценный член семьи, которого ты кормишь, лечишь, о котором заботишься несколько месяцев. Конечно, его гибель была потрясением.

Сейчас у меня дома живут две совы, два сокола и бородатая неясыть. Она врезалась в стекло и три месяца была в коме.

Я решил искать деньги на строительство большого вольера для подготовки таких птиц к выпуску. Нашел спонсоров и построил реабилитационный центр, мы его назвали «Орлаша домик» в память о той птичке. Центр — это громко сказано. Большой вольер длиной 25 метров, высотой и шириной — по 6. За два года поступило полсотни птиц, больше половины мы вылечили и вернули в природу. Пять из них — орланы. В моем регионе живет максимум 100 пар орланов-белохвостов. Так что это значительный вклад в сохранение вида.

В первый год жизни гибнет около 60% молодых птиц. Если ты помог ей в первый год, то во второй она наберется опыта, станет сильнее и сможет себя прокормить.Сейчас хочу построить кольцевой вольер — такой длинный зацикленный коридор, как бублик, чтобы крупным птицам было удобнее. Ты ее спугиваешь, и она может кругами пролететь сразу несколько сотен метров. Это позволит брать птиц из других центров помощи диким животным: Вятского, Санкт-Петербургского. Там у них нет крупных вольеров для хищников, они сидят в помещениях 4х4 метра.У меня дома сейчас живут две совы: одна полностью без крыльев, вторая со сломанным крылом, два сокола, тоже с травмами крыльев. Еще есть бородатая неясыть — это такая большая сова. Существо обалденно красивое, мы так и зовем ее — Борода. Она была контужена: врезалась в стекло два года назад и потеряла память. Три месяца была в коме.

Это вынужденное сожительство, потому что вольерные комплексы заняты теми, кто готовится к выпуску на волю. А все эти инвалидики— домашние, члены семьи. Берешь птицу, надеешься ее вылечить и выпустить, а потом выясняется, что перелом серьезный. Вот и копятся потихонечку.Еще рыбки есть. Аквариум вместо телевизора (смеется). В Череповце у меня 2-комнатная квартира, в заповеднике — домик. Птицы живут и там, и там.

Когда приходишь домой, а там тебя ждут твои забавные соколята, забываешь все проблемы. Или ужинаешь, а тут Борода прилетает, садится тебе на голову — ну, это верх доверия от птицы.