Бесчеловечный опыт на себе, или Как девушка Зина стала Госпожой Пенициллин

В мае 2025 года Новочеркасску исполнится 220 лет. Вместе с банком «Центр-инвест» мы делаем подарок городу-имениннику: рассказываем истории 20 его уроженцев и жителей, которые прославили столицу донского казачества. Этот проект станет финалом трилогии, в которую также вошли «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога». Сегодняшняя история — о Зинаиде Ермольеве, женщине, создавшей первый отечественный антибиотик. 

Но история Ермольевой еще и о любви к мужчине — такой яростной силы и жертвенности, на которую вряд ли способны натуры романтичные. И о любви к науке — когда ученый ставит на себе смертельный эксперимент, чтобы спасти тысячи жизней незнакомых людей.

Слезы как лекарство

Судьба Ермольевой настолько богата событиями, что даже легла в основу романа. Доктор Таня из «Открытой книги» Вениамина Каверина — это доктор Зина, девочка из Новочеркасска: «То были годы, когда я выбирала между деятельностью практического врача и наукой, смутно догадываясь, что не могу и не захочу жить без этого стеклянного мира лабораторий».Впрочем, некоторые факты писатель изменил: героиня Каверина — девочка из бедной семьи (а какой еще может быть советская героиня?), на самом же деле Зина была дочерью зажиточного донского казака, войскового старшины Виссариона Ермольева. Но именно это обстоятельство дало ей возможность стать прилежной ученицей Мариинской женской гимназии в Новочеркасске: до революции поступить сюда могли только юные казачки из среднего сословия.
Правда, для этого 12-летней девочке пришлось в одиночку переехать в столицу донского казачества: семья жила в хуторе Фролово, где все образование оканчивалось двумя классами приходской школы.

Мало где отмечено, какой была семья Ермольевых, но по рассказам их родственницы Татьяны Бугаевой, всякое торжество в доме отмечалось небольшим семейным концертом: «Все не только умели играть на музыкальных инструментах, но и с удовольствием ставили фрагменты опер. В таких музыкальных вечерах присутствовали фортепиано, альт, скрипка, классическая гитара. Вот почему повзрослевшая Зинаида Виссарионовна в кругу друзей могла порадовать исполнением романсов или оперных арий на языке оригинала. Кстати, она свободно владела французским и немецким, знала в каких-то пределах английский и итальянский, говорила на «домашнем» языке по-польски: это от матери». Родилась Зина в Ломжинской губернии, теперь это земли Польши.В 1915-м гимназия была окончена с золотой медалью. А Первая мировая уже началась, и мандельштамовский «век-волкодав» злобно оскалил острые зубы...
Новочеркасск того времени — это витающее в воздухе слово «революция», забастовки на заводах, раскол на левых и правых, новости из Петрограда, где уже не хватает самых простых продуктов, дров и керосина. Это появление в городе новых людей: «Худые, беспокойные, в папахах и солдатских шинелях. Я слышала как пристав спросил одного такого солдата: «Какого полка?» Тот ответил: «Битого, мятого, сорок девятого» (из «Открытой книги»).

Но на юге России еще не так тревожно, и война даже сослужила особую службу: в 1915-м в Ростов из Варшавы эвакуировался Императорский университет со всеми профессорами и Высшие женские курсы, часть которых стала Женским медицинским институтом. Туда и подала заявление Ермольева: «Покорнейше прошу зачислить меня в число слушателей...» Еще в детстве ее до слез взволновала смерть любимого композитора Чайковского: Петр Ильич заболел, выпив стакан сырой воды, и умер от холеры в страшных мучениях. А в середине XIX века холера выкосила треть жителей Новочеркасска.

Возможно, это определило и профиль ее страстных изысканий: на втором курсе Ермольева увлеклась микробиологией и стала работать у профессора Владимира Барыкина, а он как раз специализировался на возбудителях холеры.
Вот он — невидимый убийца, которого взялась обезоружить новочеркасская гимназистка. Она настолько поглощена этой борьбой, что не оставляет места ни для чего другого в жизни: «Студенткой я чуть свет лазила через форточку в лабораторию. Все кругом было закрыто, а мне хотелось лишний часок-другой посвятить опытам», — много лет спустя вспоминала Ермольева.

Опыты были самые неожиданные. Зину можно было встретить с колбой в коридоре, где она приставала ко всем с просьбой «немного поплакать» и совала под нос баночку свежего хрена. Слезы, как выяснилось, содержат антибактериальный фермент — лизоцим, именно из него Ермольева сделала позже, уже в 1930-х, первый лечебный препарат, и производными от него мы лечим простуду и сегодня.
Лизоцим и его свойства открыл и великий британский бактериолог Александр Флеминг в 1922-м. Но и он не был первым. В 1909-м вещество обнаружил русский ученый Павел Лащенков, однако признания не получил. Их исследования и продолжила Зина.Ни о чем другом, кроме учебы, Ермольева не думает — некогда. «Я систематически зубрю анатомию – в трамваях, на заседаниях, на выставке — и зазубриваюсь наконец до того, что о каждом движении, своем или чужом, невольно начинаю думать с анатомической точки зрения. Вот передо мной идет человек — и я думаю, какие у него сокращаются мышцы. Вот Леша Дмитриев, наш секретарь профкома, произносит речь, а я думаю: «Какая великолепная работа musculi orbicularis ori!»… Как другие, я курю, чтобы избавиться от запаха формалина, преследующего меня в столовке, на улице, дома. Страшно, но я провожу скальпелем по восковому, кукольно-послушному женскому телу — «не проснется, мертвая!» (из «Открытой книги»).

Неудивительно, что, блестяще окончив институт, способная студентка остается ассистентом при кафедре и впоследствии становится доцентом: большая карьера для женщины в те времена. Параллельно она работает врачом в бактериологическом институте (сейчас это Ростовский НИИ микробиологии и паразитологии), а в 1922-м Ермольева вплотную сталкивается с той болезнью, которую так стремилась победить: эпидемия холеры накрывает Ростов.
Веками умерщвляющее людей, мучительное заболевание с неукротимой рвотой и диареей, которые стремительно истощают тело, — что могло заставить красивую девушку 24 лет добровольно стать его жертвой?

Однако факт есть факт. Молодая Ермольева решается на жуткий эксперимент: нейтрализовав желудочный сок содой, она хладнокровно выпивает стакан зараженной воды. И к вечеру тяжко заболевает: температура поднимается до сорока, она едва не умирает. Протокольная запись: «Эксперимент, который едва не кончился трагически, доказал, что холероподобные вибрионы, находясь в кишечнике человека, могут вызывать заболевание, схожее с истинной холерой».
Изучая пути заражения, Ермольева обнаружила в водах Дона и Темерника вибрионы и хотела понять, могут ли они стать причиной болезни. Но ей был необходим опыт на человеке, и этим человеком стала она сама.Это дало Зине возможность изучить всю клиническую картину болезни и испытать на себе действие нового лекарства — из выращенного ею холерного бактериофага (это вирус, который борется с холерой). А самое главное, она разработала основу санитарных норм в СССР: вибрионы холеры «боятся» хлора, и Ермольева придумала самый эффективный и безопасный способ обеззараживания водопроводной воды. Эта схема работает до сих пор.

Любовь всей ее жизни

В 1925 году молодую талантливую девушку, уже известную в научном мире, приглашают в Москву — возглавить отдел в новом Биохимическом институте Наркомздрава. Из Ростова она везет с собой чемоданчик с… 5 сотнями лабораторных культур холерных вибрионов. По легенде, она приехала в столицу только с ним. Но это не более чем легенда.
Не стоит думать, что Ермольева была «синим чулком» вроде профессорши из фильма «Весна». Все, кто ее знал, вспоминают женщину с «южной, броской красотой», обаятельную, изящную и модную: уложенная прическа, каблуки, точно подобранные к одежде бусы или шарфики.

Как раз в 1920-х произошло ее судьбоносное знакомство с братьями Зильбер. Младший — это начинающий писатель Вениамин Каверин, взявший псевдоним в честь пушкинского персонажа. Позже он станет известным прозаиком (за роман «Два капитана» даже получит Сталинскую премию), а в то время был одним из «Серапионовых братьев» — петроградской литературной группы романтиков, где состоял, кстати, и Михаил Зощенко.
Старший — Лев Зильбер, человек совсем другого склада: он, как и Ермольева, был любимым учеником профессора Барыкина и тоже занимался «миром невидимого»: работал в Институте микробилогии. «Высокий, веселый, красивый человек», по словам брата-писателя. «Левушка-гусар», как называл его одноклассник, тоже писатель, Юрий Тынянов. «И действительно что-то гусарское было в его природной веселости, в его жизнелюбии, в лихости, которой подчас были отмечены его речи, поступки, решения, — напишет много лет спустя Каверин в исповедальном романе «Эпилог». — Общее впечатление блеска, которым сопровождалось все, что он говорил и делал, прекрасно соединялось с желанием, чтобы этот блеск был оценен или, по меньшей мере, замечен».

И, конечно, он был замечен. Ермольева влюбилась в старшего Зильбера безоглядно, отчаянно, навсегда. В 1928-м они расписались, а «медовые месяцы» провели, с головой погрузившись в любимую работу — в Берлине в институте Коха и в Париже в институте Пастера: молодых специалистов отправили на полгода в зарубежную командировку, изучать опыт коллег.«Он женился — это был третий и непоследний брак — событие неравнозначное для молодых супругов, потому что привязанность Льва продолжалась 5-6 лет, а Зина полюбила его на всю жизнь и во имя этого чувства десятилетиями приносила ему бесчисленные жертвы», — горько заметит Каверин в «Эпилоге», рассказывая об их «удивительных отношениях». Это был любовный треугольник: в Зину влюбились оба брата, но она предпочла старшего.

Однако счастливое супружество продлилось недолго: «Начались ссоры, связанные, как это ни парадоксально, с нормами поведения в науке. У Льва всегда была нападающая позиция, у Зины — умиротворяющая, и возражения, не высказанные в докладах и на конференциях, разгорались дома», — пишет Каверин. На спокойную семейную жизнь это было похоже мало, но Зильбер считал, что и не создан для нее.

Скоро Лев переезжает из Москвы в Баку: ему предложили высокие посты сразу в двух азербайджанских институтах, занимавшихся микробиологией. А в 1930-м ученого срочно отправляют в Нагорный Карабах — подавлять вспышку чумы. В очерке «Руда» он писал об этом: «В 12 часов ночи меня вызвали в Наркомат здравоохранения и приказали срочно выехать в Гадрут, оттуда пришла телеграмма: «Район в опасности. Усильте карантин. Умираю. Врач Худяков». В 4 часа утра со всеми своими сотрудниками и оборудованием мы были уже в поезде. Я до этого ничего не знал о чуме».

В дороге Зильбер, которого жена считала гением, прочитал о чуме труды на немецком и в Гадруте сумел разработать противочумную вакцину — в жутких условиях, когда не хватало даже резиновых перчаток. Вакцина Зильбера, по утверждению академика Гамалеи, «оказалась в десятки раз эффективней всех других, предложенных кем-либо у нас и за границей». Чума была ликвидирована в рекордно короткие сроки: всего две недели. Тысячи жизней были спасены.
В Баку ученого встречали как героя. Представили к ордену Красного Знамени. Но награждение не состоялось: руководитель блестящей операции был арестован.

В ОГПУ настаивали, что вспышка чумы была спровоцирована врагами народа. Зильбер с этим не согласился. Тогда его обвинили «в сокрытии диверсионной природы вспышки», а затем, как бы безумно это ни звучало, «в диверсии с целью заразить чумой население Азербайджана»...

Несмотря на то, что переезд фактически стал разрывом их отношений, Ермольева, ни на секунду не задумавшись о риске, бросилась защищать мужа. «Не помня незаслуженных обид, не теряя ни минуты, взялась за тяжкую, подчас унизительную работу, состоявшую из ежедневных писем, ходатайств, телефонных звонков и совещаний с друзьями», — пишет Каверин, который разделял с ней эти бесконечные хлопоты. Общими силами через четыре месяца им удалось вытащить Зильбера из тюрьмы (в этом помог Максим Горький).
Но муж к ней не вернулся. А в 1937-м женился на другой.«Опасайся Зины»
Для Ермольевой разрыв стал личной катастрофой. Она продолжала любить Левушку так же горячо, как и прежде, и тяжело заболела, не в силах справиться с нервным срывом. Кажется, тогда это еще не называли депрессией...
«Конечно, Зина была измучена тем, что он ни во что не ставил их семейную жизнь, — вспоминал Каверин. — Скрыть это от меня вопреки ее усилиям было невозможно. Редко я видел ее плачущей, однако подчас в минуты беспечного и даже веселого разговора из ее небольших глазок вдруг начинали катиться непрошеные слезы».
В таком состоянии она оставалась целый год.

Зильбер к тому времени получил высокую должность замдиректора в Институте инфекционных болезней имени Мечникова и увлеченно занялся вирусологией, развивая совершенно новое направление в советской науке. Он совершает очень успешную экспедицию на Дальний Восток: всего за три месяца ему удалось определить природу страшной неизвестной инфекции, вызывающей воспаление мозга. Зильбер первым в истории обнаруживает вирус клещевого энцефалита и его переносчика — крошечного паразита. А главное, он разрабатывает способ борьбы с болезнью и методы профилактики.
Один из выдающихся иммунологов, профессор Гарри Абелев, писал, что «эта работа без преувеличения создала советскую медицинскую вирусологию». Значимость ее была так высока, что все члены экспедиции получили по Сталинской премии.
Все кроме начальника экспедиции. Зильбера арестовали по доносу институтского коллеги; теперь ему вменяли, что он намеревался заразить энцефалитом Москву.

Этот арест был пострашнее первого. 1937 год. Разрешены пытки — самые изощренные, способные полностью раздавить человека. За отказ давать ложные показания ученого морили голодом и холодом, вели допрос по трое суток подряд, отбили почки, сломали ребра. Но сам он не сломался. В дневнике запишет: «Следователя нужно оставлять раздраженным, доведенным до бешенства, проигравшим в дуэли между безоружным человеком и махиной палачества, подлости и садизма».

И снова Ермольева бросилась на помощь. «Обиды, равнодушие, холодность — все было мгновенно забыто. Начался поглощавший все душевные силы, грозивший смертельной опасностью труд освобождения», — пишет Каверин.

Надо сказать, что к этому времени 40-летняя Зинаида Виссарионовна вторично вышла замуж — за человека, который любил ее десять лет и десять лет преданно ждал. Это был близкий друг Зильбера, эпидемиолог Алексей Захаров, «чистый, твердый, благородный» человек.
Он несомненно тоже присоединился к «смертельному труду освобождения», но именно для него он и кончился смертью; Захарова арестовали, пытали и выбили из него подпись под самообвинением: «создал контрреволюционную организацию с целью убийства Вождя и Друга человечества И. В. Сталина». Ученому, выявившему роль сальмонеллы в пищевых отравлениях, пришили диверсию заражения водных источников.
Брак, которого он ждал так долго, продлился всего год.

Какой высокий градус абсурда — обвинять ликвидатора беды, что именно он эту беду и устроил! Этот абсурд продолжал преследовать и Зильбера: выйдя через два года из тюрьмы, на свободе он пробыл недолго. В 1940-м поседевшего, больного, но по-прежнему несговорчивого, его по очередному доносу отправили в лагеря — на 10 лет. Дело теперь было на личном контроле у Берии.
«И снова начались письма, хлопоты, ходатайства, просьбы З. В., которая, к моему удивлению, не была обескуражена. С ходу ринувшись вперед, она стала биться лбом об эту Богом проклятую стену», — вспоминает Каверин.
Ее фанатизм испугал даже мать братьев Зильбер. «Опасайся Зины, — сказала мама. — Она готова бросить в горящую печь и тебя, и меня, и кого угодно для того, чтобы вытащить Леву».

Ермольева тогда получила звание профессора: в 1939-м ей удалось справиться с новой вспышкой холеры, этот «заклятый враг» разбушевался в Афганистане и грозил перейти границу и расползстись по Средней Азии. Бактериофаг Ермольевой останавливает эту атаку, а в Ташкентском институте вакцин и сывороток микробиолог дорабатывает его и создает удивительный микс, «живую воду» — комплекс из 19 видов «пожирателей» микробов. Кроме холеры он был способен бороться еще с брюшным тифом, сальмонеллезом и дифтерией.

Но все это время в квартире Ермольевой стоит тревожный чемоданчик, она понимала, что в любой момент могут прийти и за ней: в 1939-м расстреляли ее учителя, профессора Барыкина.
А вскоре начинается война....1942 год. Сталинград в осаде. Не хватает питьевой воды, еды, медикаментов. А где война, там и холера. В город спешно отправлена бригада врачей во главе с профессором Ермольевой. Они везут «живую воду».
Увы! В эшелон с лекарствами попадает бомба. Медики вынуждены начать с нуля. Зинаида Виссарионовна создает лабораторию буквально на коленке — в подвале разрушенного дома. Там по собственной методике она выращивает бактериофаг. «Мы работали, что называется, не разгибаясь… Возвращаясь ночью с работы, я каждый раз находила в госпитале, где жила, перемены, от которых беспокойно сжималось сердце. Все теснее сдвигались койки, все больше и больше было раненых во дворе и в саду», — напишет позже Ермольева в документальном рассказе «Незримая армия».

И все же ей с коллегами удается осуществить беспрецедентно массовую в мировой истории операцию спасения: 50 тысяч человек каждые сутки получали вакцину. Хлорировались колодцы, проводились лекции, даже хлеб был с бактериофагом. Холеру остановили. Ермольева снова вышла победителем из этой схватки.
Всю госпремию, полученную за героическое подавление эпидемии, она отдала на строительство истребителя. На борту самолета было написано ее имя.

Сказка о волшебной плесени

«Но чем больше я слушала старого доктора, тем меньше могла справиться с недоверием, неизменно охватывавшим меня, когда начинался разговор о зеленой плесени, которой он с каждым днем придавал все больше значения. Все-таки это было очень похоже на «навязчивую идею», — так в «Открытой книге» рассказывается о сложно пробивавшейся идее: плесень может стать великим лекарством.

Такое открытие еще в 1929 году сделал британец Флеминг: это была та счастливая случайность, которые иногда встречаются в науке. Оставив немытой чашку Петри, он заметил, что плесень в ней (редкого вида Penicillium) подавляла рост бактерий. Тогда этому факту не придали большого значения, но Вторая мировая сподвигла ученых Англии и Америки продолжить исследования. В 1941-м команда во главе с британскими учеными Говардом Флори и Эрнстом Чейном получила первые лечебные кристаллы пенициллина.

Возможно, Ермольева синтезировала бы антибиотик раньше, она занималась флеминговскими разработками еще до войны, но тогда ее опыты были прекращены: работу с плесенью медицинские чиновники назвали «мракобесием».
Времена изменились. Солдаты умирали, и чаще не из-за ран, а от заражения крови. Открытый за рубежом антибиотик был нужен в Союзе. И в больших количествах. Теперь Зинаиду Виссарионовну заняться им уже попросили.

Сотрудники лаборатории биохимии микробов ВИЭМ (Всесоюзного института экспериментальной медицины), которую она возглавляла, начали лихорадочные поиски. Они собирали плесень везде: на стенах домов, деревьях и газонах. Все не то. Наконец — это была 93-я попытка — нужный образец нашелся, его соскребли со стен московского бомбоубежища во время воздушной тревоги. Именно из этой плесени в лаборатории вырастили штамм и на его основе создали первый отечественный антибиотик. Его назвали крустозин, грибок был вида Penicillium crustosum.Испытания в «стеклянном мире лабораторий» дали впечатляющие результаты. И вот настал решающий день. Ермольева напишет потом: «Вряд ли кто-нибудь из нас забудет первый исторический четверг в конце ноября 1942 года. С каким трепетом мы ждали, что скажут врачи о первых больных, которых лечили с помощью нашего пенициллина!»
Это было похоже на чудо, это и было чудом науки. Безнадежные больные — с сепсисом, ампутациями, глубокими ожогами, гангреной, воспалением легких — буквально возвращались с того света.

А в 1944 году в СССР приехал и один из «отцов» пенициллина — Говард Флори. На заседании в Наркомздраве оба ученых рассказали о своих достижениях, и британец предложил сравнить препараты.
Клинические испытания проходили в 2 группах на 12 раненых — с сепсисом, в одинаково тяжелом состоянии. Легко представить себе волнение нашей героини и ее команды. Как покажет себя советский антибиотик в сравнении?
Сухие данные протокола комиссии ознаменовали ничью: «Клинический эффект был получен при лечении раненых как английским, так и русским препаратом». И хотя крустозин был меньше очищен, работал он не хуже.

Эта ничья поразительна еще и тем, что силы были категорически не равны: в Англии и США над созданием препарата годами напряженно работала большая международная команда из четырех сотен специалистов, а крустозин создала лаборатория из девяти человек, включая руководительницу. У них не было первоклассного оборудования, а были перебои со светом, химреактивами и аппаратурой. Приходилось даже сталкиваться с сопротивлением снабженцев, которые не хотели отнимать сахар у людей «для какой-то плесени» (а плесени требовался раствор глюкозы). Но лекарство было получено за считанные месяцы. Удивленный и восхищенный Флори высокопарно назвал маленькую энергичную Ермольеву Госпожой Пенициллин.Флори, Чейну и Флемингу за создание антибиотика присудили Нобелевскую премию. Ермольева в 1944-м получила другую награду: она дождалась досрочного освобождения своего любимого, хотя и бывшего мужа. Вытащить его помогло коллективное письмо в защиту видного вирусолога, которое по просьбе Зинаиды Виссарионовны подписали ведущие врачи страны: главный хирург Красной Армии Николай Бурденко, вице-президент АН СССР Леон Орбели, академик Николай Гамалея, другие ученые.
Письмо вызвало громкий переполох в руководстве НКВД. Зильбера выпустили.
Первый человек, к которому он просит отвезти себя, это Зина.

Близкими друзьями и родными людьми они останутся до конца дней своей жизни. Скоро он уедет от Ермольевой, потом отыщет и вывезет из немецких рабочих лагерей свою семью — жену и двоих сыновей. Мальчики будут называть ее «тетя Зина».
Лев Александрович все-таки станет примерным семьянином и вернет себе все привилегии: он будет назначен научным руководителем Института вирусологии СССР, выбран академиком медицинских наук, получит Сталинскую премию за книгу об энцефалите и продолжит начатые в печорском лагере важнейшие исследования о вирусной природе рака (позже ее признают во всем мире).
Но этого всего не случилось бы, не будь на свете женщины, любившей его намного больше себя. Сама она замуж больше не вышла.

Одна, но не одинока

Ермольева осталась одна, хотя была женщиной привлекательной, заметной. В книге «Зинаида Ермольева. Наука и жизнь» одна из ее коллег вспоминала: «Однажды я присутствовала на защите диссертации, где собрались выдающиеся ученые, корифеи науки. Солидно ходили, обменивались приветствиями. И вдруг все повернулись в одну сторону и заулыбались, будто случилось что-то очень приятное. Это в зал вошла Ермольева».

Или другое воспоминание: Ермольева выходит из самолета в ростовском аэропорту — «такая эффектная: ослепительно белый костюм, очень красиво сшитый. Она обращала внимание на все в одежде: всегда каблуки, меха, очень красивые наряды. Видно было: это — Женщина!»

В Ростове она, по словам родных, бывала часто. Не таясь, гордо называла себя донской казачкой. И держалась как казачка. Одна из ростовских эпидемиологов рассказывала о приезде Зинаиды Виссарионовны в южный город на конференцию по холере. Заслуженная ученая, светило науки. Ей было уже за 70. Но на банкете после доклада она неожиданно выдала: «На радость всем отплясала такой казачок, который впору молодым».Ее жизнь нельзя было назвать одинокой. «Жила она одна, но в ее доме всегда было много людей. Просто круглосуточный прием, — вспоминает в книге о Ермольевой дочь одной из сотрудниц. — Для нее не было рамок «вечер», «утро», «я отдыхаю», «это выходной». Она была очень веселая, компанейская. К ней люди тянулись. Мы могли приехать в любое время, оставались, жили, ночевали у нее. Все чувствовали себя там как дома, хотя она такой великий человек была».

В поклонниках у Зинаиды Виссарионовны тоже были великие люди. По словам родственницы Татьяны Бугаевой, в квартиру Ермольевой на Сивцев Вражек приезжал легендарный тенор Иван Козловский, и часто они красиво пели на два голоса старинные романсы. «Однажды, уступив уговорам, она исполнила арию Графини из «Пиковой дамы». «Ах, постыл мне этот свет...» Ошеломленный Козловский бросился на колени и прильнул к ее руке»...
Эти руки, работавшие с химическими реактивами и колбами, великий пианист Святослав Рихтер называл «музыкальными»: он тоже бывал у нее в гостях, вместе они играли клавиры Баха, вальсы Шопена, Первый концерт Чайковского.
«Уходя, Святослав Теофилович поцеловал руку Зинаиды Виссарионовны и без тени лести тихонько сказал: «Нет, Зиночка, ваше место не в лаборатории, ваше место в концертном зале консерватории, уверяю вас».

Но как же без лаборатории человеку, однажды твердо решившему победить страшные болезни? В 1950-х она одновременно заведовала кафедрой микробиологии в Центральном институте усовершенствования врачей и возглавляла лабораторию новых антибиотиков и отдел экспериментальной терапии (он открылся в новом НИИ — Всесоюзном институте пенициллина).

Увлеклась она и зильберовской темой — вирусологией и первой из отечественных ученых разработала способ получения интерферона. Этот противовирусный препарат актуален и сегодня, он даже работает как профилактическое лечение «холеры XXI века» — ковида.
Зильбер же открыл новый антибиотик эритрин, но не из плесени, а животного происхождения.Оба великих микробиолога умерли, что называется, на ногах: Лев Александрович — в своем кабинете (накануне он закончил большую работу о вирусно-генетическом возникновении рака); Зинаида Виссарионовна — за чтением научного журнала, проведя плотный рабочий день на кафедре. Смерть у обоих была легкой, почти мгновенной — «от сердца». Инфаркт. Только Зильбер ушел раньше на восемь лет.

Все было как в «Открытой книге», написанной про них: «Вы, может быть, думаете, что наука — это легкое дело? Это, сударыня, годы труда, самоотверженного и незаметного! Да что там годы — вся жизнь!»
Но смерть они смогли обмануть: их лекарства продолжают спасать миллионы человек.

Партнер проекта «Гражданин Новочеркасска» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 1 млн человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
В 2021-2023 годах «Нация» и «Центр-инвест» создали проекты «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога».