Джессику Мроз вы можете знать по голосу: она по-английски рассказывает на ТВ о путешествиях по России, поет в образовательных мультфильмах и просит оставить сообщение в автоответчиках. При этом признается, что когда-то на русском ей говорить было легче, чем на родном языке. Потому что Россия сделала ее другой. Вернее даже не вся Россия, а любимый дождливый Петербург.
Правда сейчас американка живет в деревне за городом. В день нашего интервью в доме Джессики работает печник: перекладывает к зиме кирпичи. От печки мы и пляшем.
— Впервые вживую я увидела печь года три года назад, когда начала искать себе дом, — вспоминает Джессика. — Зашла в один, а там в центре стоит — огромная, русская, красивая. Как в сказках! И я подумала тогда: 30 лет живу в России и все еще нахожу что-то новое, удивляющее.
— А почему решили перебраться в деревню?
— Потому что жизнь в городе меняется не в лучшую сторону: везде теперь камеры, уже даже товары оплачивать можно лицом. Люди ходят, опустив головы, бесконечно смотря в гаджеты, теряется связь с реальным миром.
А у нас в деревне зимой живет 30 человек, летом под сотню. Идешь по улице, поздороваешься, остановишься поговорить, все более человечно.
Я приехала сюда в мае 2022 года, а в августе за мной перебралась моя русская подруга, мы как раз и познакомились из-за общности взглядов: обе хотели уехать из города. Теперь у нас совместное хозяйство: две коровы, два бычка, шесть коз, десять кур и один петух. Но мы договорились поделить обязанности: она о них заботится, а я это финансирую.
Американская петербурженка Джессика Мроз.
— Обычно нет, но если подруге надо в город, я встаю и дою. Или когда работа большая, нужна помощь, тоже прихожу. Вчера, к примеру, мы сено кидали. Это тяжело! (Смеется.)
Когда ты в городе в теплой квартире целый день сидишь за компьютером, то рано или поздно задумаешься: неужели я живу для этого? А тут таких мыслей не приходит, некогда. То дрова надо сложить, то воду принести, приготовить еду. Время обретает другую ценность, и теперь я не меряю его тем, сколько могу заработать за час.
— А вот мы кофе пьем с молоком сейчас. Это молоко от вашей коровы?
— Конечно! Я уже не могу пить покупное, даже если бывает так, что у коровы нет молока, жду.
В России у продуктов есть вкус. А в Америке даже клубника из супермаркета неприятная. И там я не понимала, почему ее так хвалят. Но когда однажды на даче у друзей под Питером попробовала настоящую клубнику, поняла: она действительно прекрасная!
У меня сейчас вся морозилка забита ягодами. У нас тут рядом лес, и мы ходим. Я черники летом набрала, грибы сушеные еще с прошлого года остались. Так что жизнь тут имеет другой вкус.
Смешно, но до приезда в Россию я не знала даже, как растет картошка. У горожан в Америке зачастую нет связи с землей. А здесь: поговорю с вами и пойду копать картошку. Пора уже. В первый год урожай был очень хороший: 11 ведер собрала, но и земля отдыхала перед этим. Потом было поменьше. Интересно, сколько выйдет в этом году. Но в целом прокормиться можно: картошка, плюс 8-10 литров молока от коровы в день. Мы даже иногда творог и молоко соседям продаем.
— Как вы впервые попали в Россию?
— Я приехала в 1994 году, мне было 16 лет. Я всегда хотела путешествовать и искала способ это сделать. Нашла в родной Филадельфии организацию, которая раз в год оплачивала одну зарубежную поездку ребенку из небогатой семьи. О, мне это подходило! Когда подавала документы, мне посоветовали не указывать страну, куда я хочу, тогда будет больше шансов поехать. Я не указала. И с удивлением для себя узнала, что еду в Россию. Так решилась моя судьба: я влюбилась в русский язык, в людей, в саму страну и через время решила вернуться.
Джессика (слева вверху) с сестрами. 1996 год.
— Все было по-другому, новое, непривычное. На улицах Петербурга, к примеру, совсем не было неоновых реклам. А люди не знали тогда бумажных полотенец.
Три недели мы привыкали ко всему и учили язык, жили интернациональной группой: 15 иностранцев и 15 русских. Мне очень понравилось.
— Во второй свой приезд, когда провели здесь год, вы были совсем юной девушкой. Как родители согласились отпустить вас через океан так надолго?
— Мои родители всегда были открытые. И позволяли нам с сестрами принимать самостоятельные решения. И потом в Америке такое правило: в 18 лет человек уже делает, что хочет. Мне как раз исполнилось 18. Мама, конечно, сильно волновалась: и в мою первую поездку, и вообще до конца своей жизни переживала за меня. Родители приезжали в Петербург один раз, на мою свадьбу. Папа, он такой же, как я: интересующийся, любит все новое, ходил здесь по музеям. А мама более домашняя, и была немножко обижена на Россию, что та забрала у нее дочь. Но в итоге приняла, что у меня такой путь, и согласилась, что этот путь неплохой.
— Как можно было влюбиться в Россию в 90-х? Самим русским было очень тяжело, а девушке из Филадельфии наверняка еще тяжелее. Были моменты, когда говорили себе: «Все, не могу, уеду домой»?
— Нет, не было. И, если честно, у приезжей американской девушки было на год что-то около 2 тысяч долларов. Это немного для Америки, но в России мне их хватило: я могла за 100 долларов снимать квартиру, а на остальные питаться картошкой и хлебом. Иногда позволять себе кетчуп. Я понимаю, что русские люди жили тогда очень трудно, они страдали, но мне в этом, новом для меня, мире все было очень интересно. Я исследовала Россию.
В первой своей поездке я подружилась с одной питерской девочкой, потом из Америки написала ей письмо: «Можно будет пожить у тебя месяц, пока я найду жилье?» Она ответила: «Можно, но работы ты здесь не найдешь, сейчас все трудно». Я пожила у нее, потом друг нашел мне квартиру на окраине Питера в старом советском доме. Где я только ни жила — и в хрущевке, и даже в коммуналке чуть-чуть.
В коммунальной квартире все было странно. Мне понадобилось время, чтобы понять, как там все устроено: это его место в коридоре, это наше? Сейчас можно идти на кухню или там кто-то из соседей и лучше подождать? А утренние очереди в туалет?! У меня там был один очень колоритный сосед — пенсионер и алкоголик Виталик. Он был неплохой человек, просто сильно любил выпить.
Только уже во взрослом возрасте я смогла снимать квартиру в центре Петербурга, была очень довольна.
18-летняя Джессика (вторая справа в среднем ряду) с русскими друзьями на концерте Егора Летова.
— Просто вживалась в этот мир. Ко мне часто приходили русские друзья, потому что у меня была свободная квартира, а они жили с родителями. В Питере со сверстниками мне было общаться интереснее: тут даже очень молодые люди рассуждали о философии, литературе, затрагивали глубокие жизненные темы. В Америке это считается чем-то личным: вопрос о Боге, к примеру. Его так просто незнакомому человеку не задашь, только если вы уже хорошо друг друга знаете. Ну и в целом разговоры там, если это не профессиональное сообщество, более поверхностные: спорт, что-то такое, общее...
Читала книги, словари. Гуляла по улицам, слушала музыку, учила новые слова. А еще мне нравилось кататься на трамвае. Тогда была сложная система: билет надо было купить заранее, а потом в трамвае пробить через такую штуку… Штампер?
— Компостер.
— Да! Но я не знала, где эти билеты продаются, а по-русски очень стеснялась говорить, не могла спросить. Садилась и ехала зайцем. Много раз мне везло, но однажды появился контролер, и меня выгнали. Было стыдно, а что делать? Объяснить же я ничего не могла. (Смеется.)
Через год я улетела в Америку и поступила в Вашингтоне в университет на факультет международных отношений. Я хорошо училась, но душой все время была в России. Понимала, что я ее еще не исследовала до конца…
Забегая вперед: каждый раз, когда я уезжала из России и не знала, когда вернусь, я плакала. И думала, что я плачу о стране в целом. А однажды поняла, что скучаю именно по Питеру. Это случилось в отпуске, я уже давно жила здесь, и все у меня было нормально. Уехала отдыхать в Индию. Лежу у океана, прекрасная погода, солнце, а я тоскую по питерским дождям, по серости, по каналам!..
Поэтому я не видела для себя другого пути. Хотя многие знакомые не понимали: у меня блестящее образование, мои сокурсники сразу после окончания устроились в министерство иностранных дел или на Уолл Стрит. Но мне это совсем неинтересно. И комфортная жизнь меня никогда не манила.
— В России считается, что петербуржцы другие: довольно закрытые, но люди высокой культуры. Это так?
— Ну они так о себе думают. И, наверное, это так и есть: когда я приезжаю в Москву, люди толкают меня в метро. В Петербурге только когда большая толпа. И то сразу извиняются. (Смеется.)
— Расскажите, как вы учили русский язык по двум кассетам: группы «Кино» и «Гражданской обороны». Как можно выучить язык по песням Цоя? Он замечательный, но поет короткими рублеными фразами — почти лозунгами.
— Повторение — мать учения: слушала песни, когда кассета заканчивалась, поворачивала и опять. Я запоминала слова и пыталась сделать из них фразу. К примеру, «Звезда по имени Солнце». Я знала слово «звезда», «Солнце» и «имени», но вместе это не складывалось. Но если слушать, слушать и слушать, то рано или поздно слова выстроятся как надо. И тогда я начинала это использовать: «Мне нужна улица по имени Ленина!» (Смеется.) А Цой прекрасен именно тем, что у него простые слова складываются в короткие предложения: даже не понимая до конца, ты можешь догадаться, о чем это. А вот «Гражданская оборона» по языку классом выше. Это был мой следующий челлендж.
Дизайнер Наталья Виноградова.
— Тогда мне казалось, это оттого, что мне нравится язык, и я наконец-то могу на нем говорить. Но теперь я думаю, дело в другом. Я по природе интроверт, мне сложно находить контакт с людьми. В Америке я могла позволить себе сводить контакты с чужаками к минимуму, но тут я постоянно попадала в ситуации, где мне надо было общаться. Та же история с трамваями. Надо было переступать через свои страхи, расти как личность. Этому помогал даже самый обычный поход в магазин: тогда еще не было супермаркетов, нельзя было взять товар и молча оплатить. Надо подойти к продавщице, а она может оказаться не самым радушным человеком, и сказать: «Дайте мне, пожалуйста, полкило макарон». Не скажешь — не поешь. У меня не было выбора! (Смеется.)
Но как же я радовалась своим маленьким победам! Что уже сама могу найти адрес в спальном районе, где все дома как близнецы; что могу сама сходить на почту и получить посылку. А когда сегодня приезжие просят меня помочь найти какой-то адрес, я внутри улыбаюсь: ага, они даже не догадываются, что я не питерская девушка, а американка!
— В фильме «Брат 2» есть такой диалог русских про Америку: «Чего они спрашивают «How are you»?» — «Просто так. Здесь вообще все просто так, кроме денег». Так и есть?
— Не совсем. Люди любят деньги и в России, и в Америке. Но не сами деньги, а то, что они дают: возможности. За деньги можно купить «хорошую жизнь». В Америке без денег жить сложнее, чем в России. У нас в деревне есть парень: он молодой, более-менее здоровый, но не работает. И когда его спрашивают, почему, он говорит: и так проживу, всегда есть картошка и мамин дом. В Америке ты с таким посылом окажешься на улице и пропадешь. Они этого боятся, поэтому много работают. Встают рано утром, и в 8 уже начинается рабочий день. В Питере я могла прийти на работу и к 11 часам. У тебя остается больше времени на обычную жизнь. Мне это нравится в русской жизни.
— Кстати, о вашей работе, точнее работах: в одной своей ипостаси вы переводчик и, насколько я знаю, сотрудничаете с Эрмитажем и Русским музеем. Что вы для них делаете?
— Да, я переводчик. Но из-за переезда в деревню пришлось уволиться со штатной должности в Русском музее, и теперь я реже перевожу для них. А так — переводила книги к выставкам, каталоги, тексты на сайте, договоры, выступления на мероприятиях. И аннотации на стенах.
— То есть, когда мы в Русском музее стоим у картины и видим под ней английский текст, это может быть ваша работа?
— Если нехорошая, то не моя! А если хорошая, то конечно! (Смеется.)
— Вы еще и поете. В частности, записывали песни на английском для мультпроекта «Малышарики». В новостях об этом писали так: «Джессика Мроз — исполнительница, имеющая большой опыт работы с российскими музыкантами».
— Я всегда любила петь и в детстве пела в хоре. Там я была альтом, а в Питере, когда занималась вокалом с педагогом, выяснилось, что у меня второе сопрано. Но это все было для себя, без публики.
И вот где-то году в 2012-м я начала работать и общаться с Уиллом (англичанин Уильям Хэкетт-Джонс — переводчик, автор и ведущий блога «Шекспир плачет», живет в Петербурге. — «Нация»). Его офис был рядом с караоке-баром, иногда мы заходили туда. Я, как уже говорила, от природы очень стеснительная, но начала понемногу петь англоязычные рок-хиты. Один раз, другой, потом познакомилась с музыкантами и пела уже с ними. Даже несколько месяцев была в группе. Это были местные музыканты, русские и иностранцы, но всем нам это нравилось, и в баре всегда было много людей.
Это о музыке. А «Малышарики» в моей жизни возникли потому, что я не только переводчик, но и голосовой актер, или актер озвучки. «Смешарики» искали нужный голос для своего нового проекта, Уилл посоветовал послушать меня: я же пою и говорю без акцента. «Малышарики» — это образовательный курс для малышей на английском: тексты и песенки. Вот я и спела.
Наша героиня в составе интернациональной питерской группы.
— На Russian Travel Guide (российский телеканал о путешествиях. — «Нация»). Сейчас это мое основное место работы. Плюс к этому я озвучиваю рекламу, автоответчики, много корпоративной работы.
— Ваша дочка на каких мультиках росла: на русских или американских?
— Смотрела и то, и другое, главное, чтобы доброе, хорошее. Но это было очень давно, дочке 21 год.
Перед родами я вернулась в Америку, хотела быть поближе к маме. Но когда дочка подросла, мы вернулись в Питер. Это был мой осознанный выбор: я хотела, чтобы мой ребенок ел настоящую еду и чтобы у него была хорошая школа. Я не говорю, что в Америке все школы плохие, ни в коем случае. Но там, где мы жили, школа была неудачная.
Так что я успела почувствовать разницу в воспитании детей в Америке и России. Здесь ко мне, к примеру, могла подойти на улице незнакомая бабушка и сказать: «Ветерок! Надень на ребенка шапку, иначе он заболеет и умрет!» Окей, шапку так шапку. (Смеется.) «Надень, — говорила я дочке, — когда она уйдет, снимешь».
Или родительские собрания в школе. В Америке учитель говорит с родителем один на один, а тут все зашли в класс, и началось: «Иванов такой-сякой!» И мама Иванова: «О боже…» Это меня очень удивило.
Когда мы с дочкой приехали сюда, я часто замечала, что люди считают меня идиотом: они же сами хотели в Америку, мол, там их детям будет лучше. У моей дочки есть американский паспорт, но воспитала я ее здесь, и она тоже осталась жить в России.
С мужем Павлом и дочкой Милой.
— Я определенно изменилась: стала более спокойной, экстравертной. Может, потому что повзрослела, а может, потому что повзрослела в России. И я могу смотреть на вещи намного шире, чем другие люди. Ведь я знаю жизнь и там, и здесь, поэтому я вижу в два раза больше.
«Из России с любовью. Третий сезон» — проект журнала «Нация», создаваемый при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые однажды приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и в конце концов сами стали немножко русскими.
Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих соцсетях.
