Марк Захаров, режиссер
— Однажды мы с Андреем Мироновым разыграли Александра Ширвиндта, который уезжал в Харьков на съемки. На вокзале мы шумно отмечали отъезд, причем отмечали с таким размахом, как будто Шура ехал с политической миссией. Моя жена сказала: «Ширвиндт никогда ничему не удивляется. Его надо как-то удивить. Здорово было бы появиться на съемочной площадке утром, когда туда только придет поезд». Миронову эта мысль понравилась, и он сказал: «Сделаем!».
Ширвиндт все равно безобразным образом отнесся к этому. Он хладнокровно посмотрел на нас и грустно сказал: «Ну, правильно. Молодцы…» Это было обидно, поскольку в его глазах не было ни капли восторга. Потом, уже много лет спустя, я спросил: «Шурик, а что ты подумал, когда услышал наши голоса?» Он сказал: «Очень полезную вещь — что пить надо меньше».
Наталья Защипина, актриса
— Мы с Андреем учились в одной школе, но я тогда была уже очень известной девочкой, поскольку снималась в кино, и Андрей не решался ко мне подойти. Только в театре мы познакомились ближе.
В спектакле «Над пропастью во ржи» мы были партнерами. Я недавно только вышла замуж, ждала ребенка. Но поскольку по сюжету моя героиня совсем еще юная, мне сшили широкое пальтишко, чтобы скрыть живот. Оставалось скрывать живот только в сцене, где я была в пижаме: мы ночью сидим с ним на тахте и разговариваем. И Андрей закрывал одеялом мой живот и ворчал: «Только в Театре сатиры могут быть беременные девочки».Лариса Голубкина, актриса, супруга
— Во время совместной жизни с Андреем Александровичем мы начинали праздновать его день рождения иногда даже 7 марта. Помню, как-то раз отмечали в гостинице «Спутник». Андрей и Юра Темирканов стояли за стойкой, были как бы барменами. А у входных дверей дежурил «швейцар» — Шура Ширвиндт. Ему наклеили усы и бороду, нахлобучили фуражку, сунули в руки список гостей. Каждый, кто входил, давал ему чаевые, хотя бы рубль. И представляете, он потом еще высказывал: «Какие-то у вас гости жадные!»
Татьяна Догилева, актриса
— С Андреем я снялась, к сожалению, только в «Блондинке за углом». Это был великолепнейший партнер. У него вообще не бывало провалов — зрители его обожали.
А еще целая группа фанаток сопровождала его и на гастролях, и на съемках. И когда он их видел, то становился багрового цвета, его трясло от этой «жгучей любви». Они приходили на каждый спектакль, и Андрей возмущался: «Как они билеты достают?». Попасть в Театр сатиры в те годы было непросто. Однажды я играла в спектакле в «Ленкоме», и мне вдруг сообщают, что на служебном входе меня дожидается группа девушек и юношей. Я вышла. Они говорят: «Тань, ну, мы вот пришли» — «А кто вы и зачем пришли?» — «Миронов сказал к тебе идти… Ну, мы пошли сперва в Театр сатиры, а он нас увидел и стал кричать: «Чего вы все ходите сюда, шли бы в другое место! Вон к Догилевой сходите».
Алла Сурикова, режиссер
Когда через трое суток я летела в Москву, не понимая толком, как и почему оказалась в этом, не то служебном, не то специальном самолете, и отупевшими глазами смотрела на такие же отупевшие лица его товарищей по театру — дирекция на один только день позволила прервать гастроли, для похорон, — я думала, что вместе с этим актером и у меня лично, и у всех, сидящих рядом, ушел огромный кусок жизни.
Александр Ширвиндт, актер
— Видите, портрет Андрея Александровича отражается в моем зеркале. Когда я гримируюсь, то одновременно вижу себя и его. Поэтому Миронов присутствует рядом. Для меня это очень важно. Когда мы сидели здесь с Владимиром Петровичем Ушаковым, то всегда оставляли для Миронова цветы на столике. Кстати, этот столик — реквизит из спектакля «Женитьба Фигаро». Здесь все напоминает об Андрее Александровиче. Впрочем, эту гримерку я занял после смерти артиста. Раньше моя гримерная была рядом, и когда Андрей Александрович приезжал со съемок, то ногой открывал дверь ко мне: «Ну, что у вас тут новенького?» А знаете, почему ногой? Это ему помогало настроиться на роль Мэкки-Ножа перед спектаклем «Трехгрошовая опера».