В честь 120-летия со дня рождения великого донского писателя мы при поддержке Президентского фонда культурных инициатив создаем проект «Шолохов рядом». Мы оживим хрестоматийный образ нобелевского лауреата, покажем его родные места, побеседуем с его потомками, расскажем о представителях современного казачества, которые, живи вешенский гений сегодня, стали бы, возможно, его новыми персонажами.
Культурно-выставочный центр ДГТУ «Донская казачья гвардия» посвящен телохранителям русских императоров — казакам Лейб-гвардии Атаманского и Лейб-гвардии Казачьего полков, созданных в XVIII веке. Директор центра Ирина Романова уже познакомила нас с экспозицией. Время поговорить о Шолохове.
Ирина Романова проводит экскурсию.
Не только свою малую родину, но и весь наш Донской край я чувствую особым местом в России. В отпуске, например: идем на круизном кораблике по Дону, только выходим на Волгу — казалось бы, та же вода, те же деревца по берегам, а энергия уже совсем другая. И люди другие. Казаков видно сразу. Мы быстро говорим, мы эмоциональны, у нас широкие жесты, мы смелые в суждениях и высказываниях. Можем противиться чужому влиянию, даже если мы женщины. И мало чего боимся.
— А откуда конкретно вы родом?
— Родилась в казачьей семье в Вешенском районе, хутор Дуленков. Потом он перешел в Боковский район. По линии мамы, Анны Александровны, в девичестве Поповой, предки — донские казаки из хутора Чиганаки. Отец мамы, Александр Никитович Попов, сорок лет проработал в Дубровском лесничестве Вешенского лесхоза, в начале 1950-х годов сажал те роскошные корабельные сосны, которые сегодня все знают и любят.
А по линии папы, Ивана Фомича Чекункова, мы происходим из уже исчезнувшего, к сожалению, хутора Бахмуткин Волгоградской области, он был по соседству с хутором Ягодным, который упоминается в «Тихом Доне». Папа тоже сделал немало для развития своего района: в 1960-х посадил совхозный яблоневый сад площадью 120 гектаров.
Мама, чернобровая казачка-красавица, работала на совхозной плантации и весь район кормила овощами. Ну а я рассказываю гостям со всего мира о казаках, делюсь тем, что знаю не понаслышке.
Мастер-класс по казачьим танцам для гостей центра.
— Поделитесь с нашими читателями парой старинных казачьих рецептов? Слышала, что вы угощаете гостей центра домашними соленьями-вареньями.
— Записывайте: первое — моченый тёрен, так у нас называют тёрн, родственника сливы. Моченый терен делали казаки на Верхнем Дону.
После первых заморозков мама и я с сестрами шли собирать его плоды. Когда-то их засыпали в махотки — глиняные горшки, сегодня складываем в эмалированные кастрюли и уминаем деревянной толкушкой. Ни сахара не добавляем, ничего. Умяли и убрали в подвал, в холод, на всю зиму. Понемногу бродит, настаивается. Спустя пару недель уже можно пробовать: кладешь в кружку пару ложек терна, разводишь водой, и получается насыщенно-розовый кисло-сладкий играющий напиток. Но можно есть и просто так.
Второй рецепт — откидное молоко. Перед отелом корова перестает давать молоко, поэтому казаки придумали, как сохранить продукт на этот период. Вначале его сквашивают обычным способом. Складывают в полотняные мешочки, к примеру, из выбеленной наволочки и подвешивают в холодном погребе. Сыворотка стекает, а молоко становится густой массой. Затем кладут под гнет. Когда молоко приобретет густую консистенцию, его достают из мешочков и перекладывают в кастрюлю. Всю зиму хранится в погребе, и из него делают «ирьян» — айран. Просто берешь несколько ложек этой массы и размешиваешь с водой. Получается замечательный кисло-молочный напиток.
У Шолохова в «Тихом Доне» откидное молоко называется портошным, потому что мешочки для него часто шили из той же ткани, что и мужские портки.
— По образованию вы музейный работник?
— Я получила юридическое образование, но по профессии не работала, 19 лет была директором по персоналу в Сбербанке. Потом поменяла несколько мест, а вот как попала сюда — история удивительная. Ушла с последней работы, что называется, в никуда. Пока думала, где мне применить знания и навыки, записалась на один тренинг. Там дали задание написать свой проект. И я написала первое, что легло на сердце: программу развития музея казачьей истории. Это оказалось настолько увлекательно, что я по ночам вскакивала и бежала записывать, что еще там может быть. Придумывала сувениры, игру в казачий гутор придумала... Проект получился, меня похвалили. Ну и все на том, мы разошлись. Нигде я этот проект не пиарила, никому о нем не говорила. И вдруг спустя несколько месяцев мне пишет историк Николай Новиков, из чьей личной коллекции и состоит наша экспозиция: «Вы не хотите стать директором нашего музея?» — «Хочу! У меня даже проект готовый есть!» (Смеется.)
Сотрудница КВЦ Альбина Марковенко показывает один из экспонатов — шторы, которые больше 100 лет назад вышила ее прабабушка Мария Федоровна, казачка из поселка Снежного (ныне ДНР) Области Войска Донского.
— Да, три года училась онлайн в израильском институте графологического анализа Инессы Гольдберг. Это было полезно для моей работы в банке.
Есть такое понятие в графологии — скорость письма. Когда буковки тщательно выписаны, то человек, как правило, спокойный, все делает медленно, тщательно обдумав. У Шолохова быстрый почерк. Это говорит о живом уме, о том, что решения он принимал на лету. И поля его черновиков исписаны: мысль идет быстро, ему не хватало листа, чтобы все уместить.
Давайте сравним два почерка: вот, в книге отзывов по-немецки пишет наш гость. Человек выдержанный, спокойный: буквы ровные и ровные поля. У этого человека хорошая внутренняя организация. А вот другой отзыв. Строка вдруг обрывается: автор — человек осторожный, боится будущего.
У Шолохова, смотрите (открыли черновики в Сети. — Авт.), строка летит смело. У него не было страха перед жизнью, он стремился вперед.
Если почерк говорит о том, какой ты на самом деле, то подпись — о том, как ты себя презентуешь, каким хочешь показаться другим людям. Смотрим Шолохова. В подписи он пишет первую букву своего имени и выписывает фамилию: это говорит о крепкой связи с предыдущими поколениями. Он не отрывает себя от памяти рода, опирается на предков и испытывает глубочайшее уважение к ним. Буквы хорошо читаются: значит, человек ориентирован на коммуникацию с миром.
— Среди персонажей «Тихого Дона» есть казаки-гвардейцы?
— Конечно. Сцена, когда Григорий приезжает во время Гражданской войны на побывку, привозит подарки. Пантелею Прокофьичу — фуражку, и тот крутится перед зеркалом. Процитируем: «Пока бабы тараторили, рассматривая подарки, Пантелей Прокофьевич пиковым королем прошелся по кухне и даже грудь выгнул: «Вот он, казачок Лейб-гвардии Казачьего полка! Призы сымал! На инператорском смотру первый захватил! Седло и всю амуницию! Ух ты!»
В Лейб-гвардии Казачий полк брали, как правило, чернявых казаков, потому что мундиры у них красные, это было красиво. Такие парни жили на Нижнем Дону, где много турецкой и кавказской крови. И в жилах Пантелея Прокофьича эта кровь и текла.
А вот в Лейб-гвардии Атаманский полк, где мундиры были голубые, брали светловолосых казаков с Верхнего Дона. И в «Тихом Доне» есть высоченный казак Хрисанф Токин — персонаж из ближнего круга Григория Мелехова.
Еще один экспонат — верховое седло казачьего типа образца 1911 года, подарено центру семьями донских казаков Медведевых станицы Етеревской и Кострыкиных станицы Гниловской.
— В старших классах и студенчестве лично для меня это действительно был культ. Я собирала и его книги, и книги о нем. Помню, как убегала однажды с пар на лекцию о творчестве Шолохова. Другие прогулявшие студентки узнали об этом: «О! Если что, мы были с тобой, за Шолохова препод ругать не будет». (Смеется.)
Наверное, для меня ярче, чем для других, звучит «Тихий Дон». Я же жила там в то же время, что и Михаил Александрович. Я его не видела, но ходили мы по одним дорогам. Пока он был живой и все его тут знали, ни о каком культе речи не шло.
— Ваши иностранные гости спрашивают про Шолохова?
— Иностранцев до 2022 года у нас было очень много, сейчас, понятно, меньше. Особенный наплыв случился в 2018-м во время чемпионата мира по футболу. Туристы из разных стран не сговариваясь сравнивали Ростов с Барселоной. И ведь правда, сколько у нас красивых исторических зданий. А если их причепурить?
Самый дальний континент, откуда были гости, — Австралия, потомки основателей станицы Мельбурнской. Казаки ведь в эмиграции, куда бы ни попали, столбили свое место. Станица Мельбурнская, станица Лионская, Нью-Йоркская — как звучит!
О Шолохове многие, конечно, спрашивают. Лет шесть назад приезжал к нам поляк, взрослый мужчина. Достает потрепанный томик «Тихого Дона» на польском 1967 года издания. По всей книжке закладки. Говорит, это любимый мой роман, но не все слова понимаю, можете помочь? «Притуги», к примеру: это рыболовная снасть. Или «стряпка» — летняя кухня у казаков. Я в такой, можно сказать, выросла и все ему объяснила на живых примерах. Он был впечатлен.
Были у нас гости из Вьетнама. Подарили «Тихий Дон» на вьетнамском языке, сейчас Альбине (сотруднице КВЦ. — Авт.) шумну, она покажет.
«Тихий Дон» на вьетнамском языке.
— Чувства, жизненные ситуации, которые он описывал, будут во все времена. Мы так же будем влюбляться, ссориться и мириться со своими близкими. Будем готовы отдать жизнь за друга, а потом можем стать с ним врагами.
Читая Шолохова, можно понять, что ты делаешь не так, и где-то сбавить обороты, чтобы не наделать ошибок. Можно увидеть характеры, выделить в них себя и снова задуматься: верно ли ты поступаешь? Еще Шолоховым можно утешиться. У него, какой бы сложной не была ситуация, в конце сквозь тучи всегда пробивается свет.
