В мае 2025 года Новочеркасску исполнится 220 лет. Вместе с банком «Центр-инвест» мы делаем подарок городу-имениннику: рассказываем истории 20 его уроженцев и жителей, которые прославили столицу донского казачества. Данный проект станет финалом трилогии, в которую также вошли «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога».
Историк и писатель Сергей Кисин рассказывает сегодня о герое Кавказской войны, генерале Якове Бакланове, в честь которого назван один из главных проспектов Новочеркасска.

Демон двухметровый
Однажды в 50-х годах XIX века в Куринскую крепость Кавказской укрепленной линии к русскому командованию явилась делегация немирных горцев. Решив важные вопросы по обмену пленными и заложниками-аманатами, горцы взмолились показать им донского казачьего полковника Якова Бакланова, о котором шла слава неистового бойца, близко знающегося с нечистой силой. Таких в горах панически боялись, величали даджалами — демонами, но они и вызывали крайнее любопытство.Бакланов, за много лет Кавказской войны выходивший победителем во всех схватках и неуязвимый для горских пуль и сабель, тоже считался даджалом. Увидеть Боклю-даджала, или Шайтана-Боклю, как звали его местные, и не умереть от ужаса уже было подвигом для джигита.
Караульный казак вбежал в саклю Бакланова: «Вашвысбродь, там горцы у хаты трутся. Просют, чтоб им показали даджала. Енерал за вами послал».
Долго живший среди горцев полковник знал, чего от него ждут. Его внешность в гриме не нуждалась, у Якова Петровича было как минимум три достоинства: гигантский рост (2 аршина 13,5 вершков — 202 см), выдающийся нос и руки-лопаты. Современники описывали его внешность максимально ярко.
Мемуарист XIX века Александр Струсевич нарисовал такой портрет: «Огромного роста, широкоплечий, с большой головой, длинными усами и бакенбардами, густыми, нависшими на глаза бровями, суровым выражением обезображенного оспой лица, в своем боевом костюме —огромной папахе на голове, в косматой бурке с тяжелой шашкой в руке — он производил сильное впечатление даже и не на врага. Когда этот атлет скакал впереди своих казаков в атаку — на детей гор нападал невольный страх, делалось как-то жутко, и они избегали иметь с ним дело, веря, что этот русский богатырь ведет знакомство с нечистой силой, с самим сатаной».
Сослуживцы говорили так: «Рожа — не приведи Бог, с длиннейшими усами и бородой, вся рябая, темно-фиолетового колера».
Цензор и мемуарист Александр Никитенко дополнил: «На физиономии Бакланова как будто отпечатана такая программа, что если он хоть четвертую часть ее исполнил, то его десять раз стоило повесить».Майор 79-го Куринского пехотного полка Владимир Полторацкий вспоминал о нем: «В частной жизни Яков Петрович был отличный товарищ, неглупый собутыльник и страстный любитель перекинуться в азартную. От природы очень сметливый и тонкий, он не прочь был прикинуться простаком и иногда удивить своею необтесанностью, плебейской грубостью».
Сам имам Шамиль говорил дагестанским горцам: «Если бы вы так боялись Аллаха, как боитесь Бакланова, то стали бы святыми».
Полковник Бакланов в своей неотразимости не сомневался, но решил все же чуть ее дополнить. Сунул громадную пятерню в печь и сажей мазнул по лицу. После чего из сакли к горцам выскочил натуральный черт. Даже знавшие его казаки остолбенели, узрев, как полковник дико вращает глазами и щелкает зубами, встречая гостей. С воплями «Шайтан-Боклю» горцы бросились врассыпную…
В учениках у колдуньи
Основанный в конце XVII века на левом берегу Дона казачий Гугнинский городок неоднократно менял свое местоположение из-за изменения русла великой русской реки. Был таким же, можно сказать, бродягой, как и его легендарный основатель — атаман Василий Гугня (так на Руси называли гнусавых людей), перебравшийся в свое время с Дона на Яик. Именно ему молва приписывает прекращение сомнительной казачьей практики умерщвления перед «походом за зипунами» своих женщин, дабы те не достались врагу в отсутствии мужчин. Дескать, все равно из похода других привезем.Влюбленный атаман Гугня свою благоверную пожалел, оставив о себе добрую память среди всего яицкого женского населения. Александр Пушкин в своей «Истории Пугачева» подчеркнул: «Казаки, по примеру атамана, покорились игу семейственной жизни. Доныне, просвещенные и гостеприимные, жители уральских берегов пьют на своих пирах здоровье бабушки Гугнихи».
«Иго семейственной жизни» позволило быстро населить Яик, превратив его в заводской хребет России.
...Отец нашего героя Петр Дмитриевич Бакланов супругу свою Устинью Малаховну Поставалову отыскал не в родном Гугнинском городке, а в соседней станице Терновской.
Службу свою, как и жену, Петр хорошо понимал и любил. Посему быстро выслужился в полковые хорунжие. А это уже станичная элита.
С потомством нужно было спешить, ибо время настало лихое: войны с корсиканцем Бонапартием кипели вовсю. И для донского казачьего офицера путь лежал на далекие театры военных действий — от моравского Аустерлица до прусского Фридланда. В метрической книге Гугнинской церкви за 1809 год появилась запись №4: «15 марта рожден, 19-го — крещен сын Иаков у полкового хорунжего Петра Дмитриева и жены его Устиньи Малаховой Баклановых».
Чины Петра Дмитриевича благодаря «походам и коням» росли как на дрожжах. В отставку он вышел уже заслуженным полковником, что на Дону было крайне престижно, а для семьи означало потомственное дворянство.
Для Родины и Дона полковник Бакланов отдал самого себя, но, увы, в ущерб семье и близким. Жену он практически не видел, поэтому сын Яков был у него единственным, да и тот до конца жизни остался неучем. Для казака в то время вроде бы не катастрофа, сам полковник едва умел подписать свое имя. Лишь бы лоб перед боем приноровился перекрестить да шашкой махать. Но все же куда в армии высокому чину без элементарного умения читать-писать.С системой образования на Дону тогда было совсем тоскливо, она находилась в зачаточном состоянии. Грамотными были писари и священнослужители, для остальных все сводилось к донской формуле «была б корова да курочка — сготовит и дурочка».
Пока Яков был малец, матушка Устинья сдала его на руки старухе Кудиновне, считавшейся в городке то ли ведуньей, то ли берегиней, но главное — грамоте обученной. Ей доверяли станичных недорослей, дабы развивать у них начальную церковную премудрость.
«У нее года два по церковной азбучке зубрил: «Аз — ангел — ангельский», от нее переведен к приходскому пономарю: учил наизусть «Часовник», затем переведен к дьячку, где проходил псалтырь», — вспоминал потом Яков Бакланов.
Колдунья, звонарь, дьячок — педагоги были еще те. Потом их сменили писари Донского казачьего Горбикова полка в Бессарабии, куда отец в 1817 году пристроил на службу 8-летнего недоросля. Как они там натаскивали грамоте казачонка, неизвестно. Толку из этого все равно не вышло. Сам Яков рассказывал позднее: «С 1823-го по 1825 год жил в доме, пахал землю, косил сено и пас домашних животных, а о грамоте моей не было речи. Отец, сам малограмотный, не счел нужным проверить мои знания, а был убежден, что сын, пройдя такие знаменитые заведения, под руководством вышесказанных знахарей, был дока читать и писать. На деле же выходило иначе: я не мог подписать своей фамилии, а книги читал с величайшим трудом, что вышло оттого, что мои наставники — писари мало занимались мною, а у меня не было охоты к ученью, и я по целым дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушал рассказы об отвагах предков наших по Азовскому и Черному морю, об Азовском сидении и под эту гамонию нередко засыпал сладким сном… Будучи произведенным в урядники, следовало мне писать рапортички и подписывать их, но я не мог ни того, ни другого».
Боевое крещение
Зато сызмальства Яков со страстью постигал премудрости науки военной. С трех лет садился на коня, с пяти — стрелял из лука и метал пращу. Оружие древнее, да верное. Ружье пока зарядишь, пока прицелишься. А из лука за это время пять стрел во врага летят. Праща камни мечет еще быстрее.Отец есаулом вернулся с заграничных походов на французского Бонапартия. Привез на Дон добра да оружия. С ним тоже упражнялся отрок Яков — тренируясь то с пистолем, то с ружьем.
«Казачья служба трудная — 25 лет, — пишет доктор исторических наук Андрей Венков. — Но загнать все казачье мужское население на 25 лет на границы империи невозможно. Кто ж с бабами жить будет, новых казаков плодить? Поэтому делится казачья служба на две примерно равные части: «полевую» и «при Войске». Военное министерство требует у Войска необходимое количество полков для посылки их в Грузию, на Кавказ, в Бессарабию, Финляндию, Царство Польское и другие места, а Войско уже по очереди посылает казаков в полки на 3–4 года. Отслужив, отстояв на границе, возвращается полк и распускается. Казаки, в нем служившие, на 3–4 года отпускаются в дома свои. Потом снова приходит очередь, и снова уходят с новым полком куда-нибудь в Богом забытое место на границе или под горские пули на очередные 3–4 года. И так 25 лет.
Молодежь с начала срока службы редко в опасные места посылают, дают осмотреться. Это если у кого родственники в полковых офицерах, тогда другое дело, могут с малолетства с собой брать на войну, лишь бы под присмотром. Да и чины идут. Бакланов пошел в полк с 16 лет, гораздо раньше положенного срока, но под присмотром родного отца».Боевое крещение Яков получил в 19 лет в ходе очередной русско-турецкой войны. Юный хорунжий вызвался в команде охотников идти на штурм турецкой крепости Браилов на Дунае. Неудивительно для амбициозного офицера: в лагерь осаждающих прибыл сам молодой император Николай Павлович, отличиться на его глазах желал каждый.
Но приступ оказался неудачным. Нарвались на замаскированную мину (злые языки утверждали, что на свою: саперы не разобрались) — команду разметало по рву. Пять дней провалялся Яков в госпитале, а по возвращении в родной полк героя привычно приветствовал отец. Нагайкой через спину, приговаривая: «Не суйся в омут, когда отдален от своей части, а с ней иди в огонь и в воду». Совет мудрый: у казаков принято было во всех случаях прикрывать спину товарищу. В чужом же подразделении кто там кого знает.
Но в любом случае не зря рвался в бой Бакланов-младший: комендант Браилова Сулейман-паша ввиду больших потерь и разгрома турецкого флота сдал крепость.
В этой первой для себя войне юный Бакланов не раз демонстрировал храбрость и лихость: казачий мундир украсился скромным крестиком св. Анны 3-й степени с бантом, а эфес казачьей сабли — орденом св. Анны 4-й степени.
Камышовое войско
Кавказ стал главной ареной для подвигов Якова Бакланова, получившего после турецкой войны чин сотника.Разворачивающиеся боевые действия с протурецким движением горцев-мюридов под знаменем исламизации Кавказа вынудили Петербург наращивать свое военное присутствие в этом макрорегионе. Считалось, что наиболее эффективно в боях с конными горцами могут действовать кавалерийские части. В первую очередь, казаки. Потому что сами горцы избегали лобовых столкновений с пехотой, усиленной артиллерией. Тем более не умели и избегали брать укрепленные пункты.
Их тактикой во все времена были диверсионные акции, засады, неожиданные набеги и стремительное отступление, изматывание сил противника мелкими уколами — так называемая «тактика тысячи порезов».

Такими же достоинствами обладали линейцы — донские казаки, переселенные на Кубань в 90-х годах XVIII века. Со временем их перевели на Кавказскую укрепленную линию (отсюда и название — линейцы) и выделили особую удобную форму, более подходящую под местные условия жизни.
Участник Кавказской войны, генерал-лейтенант Федор Торнау писал: «Казаки и черкесы (черкесами, иногда и татарами в то время называли всех горцев. — Авт.), в длиннополых черкесках с патронами на груди, обутые в суконные ноговицы и красные сафьяновые чевяки, в лохматых бараньих шапках, с винтовкой в бурочном чехле, при шашке и широком кинжале, скакали на неказистых, но крепких, неутомимых лошадях кабардинской породы. Маленькое черкесское седло и легкая тонкоременная уздечка были приспособлены к дальнему походу, к жизни на коне. Не порывист их налет, но стойко встречают они противника, метко бьют из винтовки и рубят шашкой на убой. Лошади приезжены к покойному ходу, к быстрым поворотам, но не к прыжкам и дыбкам, только мешающим упорной, хладнокровной драке… Казаки и черкесы, не имевшие обычая бросаться на неприятеля очертя голову, дрались упорно и, обратив его в бегство, гнались за ним далеко и рубили без пощады».
Наблюдатели на той войне подтверждали, что линейные казаки многое переняли от горцев: джигитовку, удальство и блестящую храбрость с театральным оттенком.
Донцы же, которыми усиливали иррегулярную кавалерию, сильно уступали им во всем. Степные воины сталкивались с непривычным для себя климатом, рельефом местности, неизвестными болезнями. Длинные пики, которыми они приводили в ужас наполеоновских кирасиров, оказывались бесполезными в горных теснинах, где сподручнее рубиться холодным оружием. За наличие этих пик горцы прозвали донцов «камышовым войском». Огневая подготовка оказалась слабой, степные кобылки портили копыта и ломали ноги на острых камнях. Да и сам постоянно меняющийся контингент, который посылали на Кавказ, оказался не лучшего качества.
Командир лейб-гвардии Казачьего полка генерал-лейтенант Иван Краснов жаловался: «Донские полки, как известно, приходят на Кавказ на три года. Полки эти составляются из половины малолетков, нигде еще не бывших на службе; другая половина хотя и состоит из старых казаков, но служивших в иных странах, если же и на Кавказе, то чрезвычайно редко в том месте, куда они снова прибыли служить, а на Кавказе каждая местность имеет свои особенности».Начальник штаба войск Кавказской линии генерал-майор Григорий Филипсон писал: «Донцы не пользовались уважением горцев; но я всегда был уверен, что в том виноваты исключительно начальники, не умеющие употреблять этих казаков. В мое время донские казаки были только неопытны, офицеры же сверх того были необразованны, склонны к пьянству и к незаконной наживе на счет своих же подчиненных».
Наказной атаман Войска Донского генерал-адъютант Михаил Хомутов объяснял такое положение тем, что внутри самого донского казачества наблюдается активное социальное расслоение, ставшее исходной причиной офицерских пороков. «Богатые и образованные казаки устраивались на службу в гвардию, прежде всего в казачий Атаманский его императорского высочества наследника полк, или в артиллерию и штабы. Бедным и необразованным казакам оставалась одна дорога — полевые полки, которые регулярно снаряжались для несения службы на Кавказе. На службе эти офицеры испытывали постоянные лишения и материальную нужду. Часть своего жалованья они отправляли на Дон семьям, а остававшегося содержания не хватало на достойное офицера существование. Поэтому многие донцы-офицеры находили себе стол в общем котле со своими подчиненными».
Кроме того, многие с начала века получили разрешение записаться в торговые казаки и вовсе уйти из армии.
Поэтому «камышовое воинство» на Кавказе было не только пестрым и бедным, но и слабо боеспособным.

Баклановский удар
Вот из такого воинства — из 20-го Донского казачьего полка, который он возглавил — Яков Бакланов решил сделать подразделение принципиально нового типа. Но для начала войсковому старшине пришлось доказать господам офицерам собственную состоятельность. Майор Владимир Полторацкий пересказывал историю, услышанную им от самого Бакланова.Только что прибывшего новичка боевые офицеры решили взять на слабо. Устроили попойку с игрой в штосс. При этом денщик честно предупредил Бакланова, что его хотят «убить», напоив и затеяв скандал.
Для двухметрового казака подобные приключения уже были не в новинку. Он отправился в гости, приготовившись к хорошей свалке. Сначала все шло как обычно, затем обстановка стала накаляться. Предвидя подобное, новый гость не пил, а незаметно выливал вино себе за шиворот.
«Вдруг шум смолк, все затихло, и ко мне подходит хозяин, — рассказывал Бакланов. — Глаза у него огнем горят, а рожа свирепеющая. Подступил это он ко мне близко, развернулся да как треснет меня в левую щеку! Аж искры из глаз посыпались. Сильно ударил. А я не встаю, только промолвил: «Вася, не дури! Брось шалости». Он же, прохвост, как будто не слышал, да опять бац, пуще прежнего, и удар в правое ухо. Боль болью, господа, ну да и афронт изрядный! Я осерчал, сжал кулак и ткнул его; ловко таки угораздил — навзничь повалился он, как сноп, с переломленной челюстью».
Закончил Бакланов рассказ такой фразой: «Ну, господа, верьте мне или лгуном прозовите, но Богом клянусь, что и десяти минут не прошло, как я их всех уложил на пол хаты с перебитыми мордами, выбитыми зубами и измятыми боками, а их до 20 человек было! Я был, господа, не чета теперешней молодежи, хилой и тщедушной. Тогда я был здоров и очень силен».
Подвиги Бакланова на Кавказе широко известны. Их описание занимает у историков целые тома. Но суть их состоит в том, что Яков Петрович понял главное: с горцами нельзя сражаться так, как привыкли казаки биться с турками, пруссаками, французами. Здесь действовать нужно исключительно горскими же методами, хитростями и уловками.
Это поняли в свое время генералы Алексей Ермолов, Григорий Засс, Иван Дельпоццо, Александр Барятинский и другие. В этом ряду стоит и Яков Бакланов, создавший на Кавказе своего рода первый казачий спецназ.Он сразу же пресек практику, по которой казаки отдавались в денщики офицерам. «Казак воин, а не денщик! Казак должен держать в руках повод коня, шашку, пику, а не сапожную щетку и самоварную трубу».
Отменил нервировавшие всех поборы: иные командиры выколачивали себе в карман с полка по 10 тысяч рублей.
По сути, заново начал учить донцов строю и джигитовке. Для этого нужны были другие лошади. Более выносливые и приспособленные к движению в сложном рельефе. С дончаков пересаживались на черноморскую породу, выведенную путем скрещивания нескольких горных пород.
«Коня своего люби. Мало что он денег стоит. Конь — друг, конь тебе жизнь спасает», — твердил подчиненным Бакланов.
«Что бы с тобой не случилось, нельзя покидать ряды. Если совсем плохо будет, станичники помогут. Легкораненые остаются в строю. Если потерял лошадь, бейся пешком, пока не отобьешь у неприятеля. Покажи врагам, что думка твоя не о жизни, а о славе и чести донского казака. Запомните, честь дороже жизни. Кто забудет — голову оторву», — «ласково» убеждал Бакланов.
Себе полковник выбрал высокого в холке белого коня. Но не лихости ради. Бакланов готовил ответные ночные набеги на немирные горские аулы и, чтобы подчиненным в темноте было хорошо его видно, надевал белый башлык и садился на белого коня. По сути, вызывая огонь на себя.
«В иррегулярной кавалерии командир полка во многом сам себе начальник, — писал историк Андрей Венков. — Бакланов пошел на нарушение штатного расписания, сформировал особую, учебную 7-ю сотню, держал ее при себе, постоянно муштровал и сделал лучшей в полку. Из нее брал он инструкторов для других сотен, а в бою 7-я либо возглавляла атаку, либо ждала в резерве для завершающего удара.
В каждой сотне один взвод, оснащенный шанцевым инструментом, натаскивался по саперному делу. Сам купил инструменты».
Особое внимание в подготовке своего спецназа уделял оружию. К длинным пикам добавили удобные дротики, завели ракетные станки конструкции генерала Александра Засядько, жутко пугающие аборигенов. А для обучения рубке у Бакланова были наиболее опытные инструкторы фехтования, натасканные в боях с горцами.
У донцов мальчик взрослую шашку брал в 10 лет и отрабатывал удары обеими руками. Шиком считалось, когда рубится струйка воды, не оставляя при этом брызг.
Баклановцы были обоерукими, фехтовали, стоя в стременах, двумя клинками. Сам Бакланов, будучи ранен в правую руку в схватке с мюридским наибом у аула Эйгем-Юрт, перебросил шашку в левую и зарубил врага.Для тренировок использовался узкий коридор с 12 объектами для рубки ивовой лозы. Популярно было упражнение «лоза под шапкой». Войлочная шапка крепилась на пруте. Перед обучаемым стояла задача одним ударом снести часть прута так, чтобы шапка осталась висеть на оставшейся нижней части, расположенной строго вертикально.
Используемые для тренировки пруты должны быть влажными. Метка на прут наносилась на уровне головы человека — около 170 см. Цель считалась пораженной, если лоза, срубленная чисто, падала вертикально. Не засчитывался удар, в результате которого часть лозы повисала на остатках коры или отлетала в сторону. Идеальным считался удар, нанесенный под углом 15-20 градусов.
Ориентировались при тренировках на звук, издаваемый при рубке лозы. Он должен быть высоким, напоминающим свист, визг. Это свидетельствовало о правильно выбранной скорости.
Из этих тренировок родился знаменитый «баклановский удар», разрубающий врага надвое. Всадник наклонялся вперед, отводя правую руку с шашкой далеко назад. В момент удара мгновенно выпрямлялся и рубил цель с потягом, вкладывая в удар инерцию свою и лошади.
В великом романе «Тихий Дон» этот удар описывается так: «Чубатый выбрал росшую в палисаднике престарелую березку, пошел прямо на нее, сутулясь, целясь глазами. Его длинные, жилистые, непомерно широкие в кисти руки висели неподвижно.
— Гляди!
Он медленно заносил шашку и, приседая, вдруг со страшной силой кинул косой взмах. Березка, срезанная на два аршина от корня, падала, цепляя ветвями голые рамы окон, царапая стену дома.
— Видал? Учись. Бакланов-атаман был, слыхал? Шашка у него была — на стоке ртуть залитая, поднимать тяжело ее, а рубанет — коня пополам. Вот!
Григорий долго не мог усвоить сложной техники удара.
— Сильный ты, а рубить дурак. Вот как надо, — учил Чубатый, и шашка его в косом полете разила цель с чудовищной силой.
— Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто, — поучал Чубатый, смеясь глазами».
Дуэль
Баклановский спецназ завел специальный стяг — черное знамя с черепом и костями и надписью «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Хорошо подготовленный летучий отряд на своей территории не оставлял ни одного налета горцев без должного наказания. Видя такую эффективность, главнокомандующий на Кавказе князь Михаил Воронцов назначил Бакланова начальником всей кавалерии левого фланга с штабом в крепости Грозная. Впрочем в крепости неуемный донец не сидел.Только за один 1846-й год Бакланов лично провел больше 40 мелких и крупных боев. «С 1845-го по 1853 год я с полком моим отбил у горцев до 12 тысяч рогатого скота и до 40 тысяч овец, — писал он. — Ни одна партия, спускавшаяся с гор на Кумыкскую плоскость, не возвращалась безнаказанно, а всегда была уничтожаема и редкому из их среды удавалось возвращаться подобру-поздорову. Имея вернейших лазутчиков и платя им хорошие деньги, я всегда был вовремя предупреждаем о движении горцев; нападал с моим полком и уничтожал так, что горцы к исходу 1853 года прекратили свои налеты в наши пределы. Горцы называли меня даджалом, в переводе на русский язык дьявол, или отступник от Бога».Важнейшая деталь: Бакланов специально изучал языки горцев, чтобы наладить агентурную работу. Информацией его снабжали два лучших лазутчика: житель аула Ведено Ибрагим, служивший в личном конвое имама Шамиля, и Али-Бей из аула Гурдали-Юрт. Их агентурные данные нередко спасали казаков и самого Бакланова.
Именно Али-Бей в январе 1852 года сообщил о том, что к Шамилю прибыл лучший стрелок Кавказа тавлинец Джанем, обещавший убить Бакланова.
Знаменитая дуэль между ними должна была состояться у реки Мичик. Сам Бакланов честно признавался, что от ощущения предстоящего поединка, о котором знал весь полк, «то жар, то холод обдавал меня, а за спиной мириады мурашек ползали».
Тем не менее в условленный день он выехал на коне на курган, по сути, подставившись под выстрел. Тавлинец дважды стрелял в Бакланова, но сначала промазал, а вторая медная пуля лишь пробила бурку. Снайпер Джанем с возгласом «джанем!» высунулся из-за бруствера. После чего ответная баклановская пуля прострелила ему голову, вызвав восторг и той, и другой стороны.
Сам Бакланов после скромно объяснял свою победу: «Вот вся причина, отчего не были верны выстрелы: у прицеливавшегося в меня, при расстроенных нервах, зрачки глаз расширялись, и меткость у стрелка пропала»....Баклановский проспект разрезает Новочеркасск сабельным ударом с запада на восток. Один из трех, названных в честь знаменитых казачьих полководцев, два других — Ермака и Платовский. Проспект чуть изогнут к западу — как баклановский удар с потягом, по донским легендам, разваливавший врага надвое.
Сам генерал обрел покой неподалеку — в усыпальнице Вознесенского войскового собора, рядом с генералами Матвеем Платовым, Иваном Ефремовым, Василием Орловым-Денисовым. А перед собором, с его южной стороны, обращенной к прежней казачьей столице — Черкасскому городку, воздвигнут монумент. Символизирующая Кавказ гранитная скала, покрытая казачьей буркой и знаменитым баклановским знаменем с надписью «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Венчает монумент папаха, которую не смог сбить с головы героя ни один враг.
Партнер проекта «Гражданин Новочеркасска» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 2 млн человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
В 2021-2023 годах «Нация» и «Центр-инвест» создали проекты «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога».