За минувшую неделю в России подростки трижды нападали на своих учителей и одноклассников.
15 января в Перми два 16-летних школьника напали на четвероклассников и учительницу, пострадали 15 человек. Один из нападавших был подписан во «ВКонтакте» на несколько пабликов, связанных с массовым убийством в американской школе «Колумбайн» в 1999 году.
17 января ученик школы села Смольное в Челябинской области ранил одноклассника ножом. Предварительная версия — конфликт между этими учениками.
19 января в военном городке Сосновый Бор (входит в состав Улан-Удэ, Бурятия) девятиклассник бросил в класс бутылку с зажигательной смесью, затем напал с топором на учительницу и учеников. Пострадали 7 человек, нападавший пытался покончить с собой. Этот инцидент некоторые связывают с криминальной субкультурой «АУЕ».
Мы поговорили с психологом-специалистом по трудным подросткам и с одним из лучших экспертов по выживанию. У первого спросили, откуда берется подростковая агрессия и что с ней делать, у второго — как вести себя при нападении.
Гелена Иванова
психоаналитический психотерапевт, президент благотворительного фонда «Шанс», работает с детьми с девиантным поведением и осужденными подростками
Почему подростки совершают нападения?
Это все вызревает постепенно. Такая агрессия говорит о психопатологии развития, о серьезном нарушении детско-родительских отношений.Мальчика, который напал на учительницу и одноклассников в Улан-Удэ, растил отчим — майор ВДВ. Детей в семье трое, этот мальчик старший. Скорее всего, в семье было очень жесткое воспитание.
Психика формируется до 7 лет. Говорить о том, что ребенка искалечила школа, «группы смерти», «Колумбайн», глупо. После 7 лет идет латентный период, ребенок тихий, спокойный, а потом начинается пубертат, и все, что было нарушено до 7 лет, вылезает. Психиатрические диагнозы ставят только в 18 лет, потому что личность еще не сформирована, они еще не социопаты, не рецидивисты, они дети, которые не справились с травмами. К 7 годам в том числе должна сформироваться структура совести, но у таких детей ее нет, у них все искажено.
Это дети из семей, где их бьют, унижают, где зачастую родители пьют и не обращают на детей внимания.
Бывает, маленький пациент выходит из твоего кабинета, а ты сидишь и не можешь это переварить, ты вообще не понимаешь, как он выжил. У каждого своя трагедия. Всегда есть причины. Одна агрессия — родительская — породила новую агрессию, и пострадали другие дети.
Я работаю со скинхедами, панками, околофутбольщиками. Всегда есть причина: в их семьях, в их школах. Сначала их бьют, а потом начинают бить они.
Если у ребенка хорошая семья, хорошая идентификация, его не обижают, у него доверительные отношения в семье, у него будет здоровая психика. Он может десятки раз заходить в группы «колумбайнеров», но у него не возникнет желания взять топор и пойти убивать. У него нет на это никаких причин.
Что делать, если с подростком что-то не так?
Если больше двух недель подросток в депрессии (либо проявляет агрессию), надо идти к специалисту. Эти дети не осознают, что с ними, это хаос, с которым они не могут справиться.Девиантное поведение подростка — это всегда крик о помощи. Он говорит обществу: мне плохо, помогите мне.
Тут есть проблема: школьные психологи, да и вообще психологи, не обучены работать с детьми с девиациями. Государственные вузы не готовят таких специалистов. Школьные психологи работают с симптомами, они не видят причин, не могут помочь. Надо иметь это в виду.
Проверки школьных психологов — как аспирин для онкобольных. Они проводят какие-то тесты на успеваемость, на какие-то когнитивные функции. Это как комиссия по делам несовершеннолетних: она зарегистрировала, что ребенка, который убежал из дома, поймали, выписали штраф, погрозили пальчиком и отправили погибать.
Терапия — при серьезных психосоматических заболеваниях — обычно длится два года. Это долгая ювелирная работа — возвратить структуру психики к нормальному развитию. У нас родители вместо терапии предпочитают отдать ребенка в приют. Терапия в 8 раз дешевле, чем содержание ребенка в любом закрытом учреждении.
Школа № 5 в Улан-Удэ, где произошло последнее нападение.
У нас в стране абсолютно другое отношение: ну, сорвался, убил, осудили. После колоний эти дети никому не нужны. У нас в стране нет системы реабилитации трудных детей из неблагополучных семей. За рубежом все иначе: там терапия обязательна по решению суда.
Как сохранить психику ребенка здоровой?
Все эти дети, с которыми я работаю, осужденные, — это дети, которых не любили. Может, их кормили, как-то заботились, но их не спрашивали: «Что ты чувствуешь? Есть ли что-то, из-за чего ты переживаешь?» Нет, даже нормальные родители требуют хороших оценок и чтобы кровать была заправлена. С этими детьми никто не разговаривает.Должно быть доверие, надо принимать ребенка таким, какой он есть. Это и есть та самая безусловная, материнская любовь.
Я не призываю вас контролировать ребенка и копаться в его телефоне. Но иногда лучше поглядывать, с кем он переписывается во «ВКонтакте». Я не говорю про тотальный контроль, но вы должны примерно понимать, чем ваш ребенок увлекается. Я понимаю, что сейчас такой ритм жизни, все бесконечно бегут куда-то, но найдите час в неделю и просто поговорите с ним.
Почему агрессивных подростков вдруг стало так много? Связано ли это с субкультурами?
Агрессия растет вместе с бедностью. Чем больше бедности, тем выше уровень агрессии. Ко мне приходят московские подростки — большинство из бедных семей. У них нет денег на компьютеры, у них битые чужие смартфоны, у кого-то и вовсе кнопочные телефоны. Они не сидят сутками в интернете, потому что у них просто нет денег на интернет. У них не хватает одежды, они носят зимой и летом одни и те же кроссовки. И это Москва, что тогда говорить про регионы!АУЕ, о котором так много говорят, на мой взгляд, в каком-то смысле выдумка чиновников. Это разрекламированная вещь, типа истории Дианы Шурыгиной. В Москве из моих детей никто не знает, что это такое. В маленьких городах — возможно, да, бывает. Но ощущение, что чиновникам захотелось просто раскрутить эту тему.
Субкультура — это поиск идентичности. Нет смысла запрещать субкультуры. Запретишь одну — вырастет другая.
Вы думаете, что школьники сидят и читают новости? Следят, где кто кого убил, хотят сделать так же? Ребенок выбирает субкультуру, которая соответствует его драматизации. Почему и какую, мы можем узнать только от ребенка. Не надо фантазировать. Сейчас все фантазируют — чиновники, пресса, полицейские. А надо общаться с детьми.
Вообще агрессивные подростки есть везде. Но я склонна считать, что обычным детям не стоит с ними связываться и отвечать на агрессию. Я говорю своему сыну: не давай сдачи, потому что потом попадешь ко мне. Как-то знакомый мальчик дал сдачи, повредил обидчику глаз, получил условный срок. А он собирался поступать в военное училище.
Возможно ли успокоить подростка во время нападения?
Совершая подобное, ребенок испытывает такое же психотическое состояние, как при суициде. Они пришли умирать в эти школы, они пришли себя убить. Это совершенно неконтролируемая эмоция, это дети, у которых есть импульс и есть действие, а мыслей между этим нет. Вы думаете, они планируют свое преступление? Чаще нет. Например, такой подросток шел, захотел себе смартфон, денег у него нет, он взял и кого-то ограбил. И это, как и вооруженные нападения на школы, говорит о серьезной психопатологии. Я уверена, что, если мы в школе в Улан-Удэ были бы подготовленные специалисты, они бы сразу заметили, что с мальчиком что-то не так.Эти дети — они палачи, но они и жертвы. И сначала они жертвы, а только потом палачи.
Алексей Седой
в прошлом офицер спецназа МВД, профессиональный инструктор по выживанию, основатель Центра личной безопасности(Смотрите также советы Седого, как вести себя при теракте и при стихийном бедствии в городе.)
Что делать при нападении агрессивного подростка?
Если у него с собой зажигательная смесь. Первое — для всех случаев — не паниковать. Учитель должен громким уверенным голосом собрать всех в одном месте, чтобы всех видеть. Продукты горения поднимаются вверх: надо, чтобы все дети опустились на пол и легли в позе эмбриона. Место должно находиться как можно дальше от очага возгорания. Если в классе есть вода в кулере, то намочите одежду (пиджаки или жилетки), положите на пол на пути огня. После этого можно продумывать варианты выхода. Окна лучше не открывать: приток кислорода может разжечь пламя еще сильнее. Из помещения старайтесь сразу не выбегать: непонятно, есть ли там сообщники. Кричите «пожар!», звоните экстренным службам.Если у него с собой огнестрельное оружие. Все должны лечь на пол. Надо понимать: человек стреляет либо от плеча, либо от пояса. Надо оказаться ниже линии огня. Поэтому задача учителя — в первые секунды приказать детям лечь на пол. Нападающему потребуется время, чтобы осознать, что дети внизу.
Если нападающий более или менее адекватный, то вам лучше выполнять его приказы. Но если вы понимаете, что человек явно неадекватный и собирается стрелять, то постарайтесь быстро сократить дистанцию между вами и задрать его руку с оружием максимально высоко. Имейте в виду, что, если человек правша, вам надо уметь смещаться влево. Но это крайний случай — пытаться его таким образом нейтрализовать. Это почти наверняка обернется ранением или смертью. Но в этом случае вы выиграете время для детей.
Если вы понимаете, что не сможете этого сделать (и нападающий, например, передумал стрелять), продолжайте разговаривать с ним спокойным голосом.
Вообще противостоять человеку с огнестрельным оружием в замкнутом пространстве — школьном классе — практически невозможно. Это самый сложный вариант.
Если у него холодное оружие. Тут проще: есть определенная зона поражения, это длина руки плюс 20-30 см, то есть около метра. Если вы эту дистанцию сохраняете, то обеспечиваете определенную безопасность. В качестве щита можно использовать все, что угодно: парту, стул, монитор от компьютера, мольберт. Вы должны быть между нападающим и детьми.
Если ситуация критическая, вы понимаете, что человек слишком агрессивен и опасен, отвлекайте его внимание на себя, чтобы обезопасить от агрессии детей. Опять же: вы должны давать детям, если надо, внятные команды. И одновременно выкрикивать просьбы о помощи, лаконичные и четкие, например, «помогите» или «спасите». Детей лучше оставлять в классе, запрещать им убегать — опять же, в коридоре могут быть сообщники.
Чего не хватает школам по части безопасности?
В школах нужны рамки металлодетектора: да и не только в школах, во всех социальных учреждениях. Сейчас они где-то есть, но в большинстве своем не работают. Рамки отреагируют на холодное или огнестрельное оружие. Охранник, если подросток начнет вести себя агрессивно при задержании, сможет вызвать правоохранителей.Кроме того, в школе должны быть совсем другие охранники, квалифицированные и профессиональные. Будем говорить честно: на входе часто сидят бабушки и дедушки. Они не способны защитить детей. Нужно обучать охранников не формально, а фундаментально, чтобы они были готовы ко всему.
Я бы оснастил тревожной кнопкой не только пункт охраны, но и все школьные классы. Да, это затратно, но человеческая жизнь с этим не сравнится.
У нас запрещено носить оружие, как в Америке, — поэтому я предлагаю вооружить наших учителей хотя бы газовыми баллончиками. Я считаю, что это вполне эффективная вещь, но, опять же, надо уметь ей пользоваться. И держать баллончик, разумеется, вдали от школьников.
Я предлагаю разработать методичку, посвященную поведению в таких ситуациях. Это пособие должны разработать инструкторы, обучающие бойцов подразделений специального назначения, психологи, работники московского института Сербского (НИИ психиатрии и наркологии). Надо, чтобы проводились мастер-классы, сдача нормативов. К работе учителя надо допускать тех, кто знает, как обеспечить безопасность своих учеников, и знает, как вести себя в экстремальных случаях. Это должны быть хотя бы элементарные базовые знания: они помогут если не предотвратить опасные ситуации, то повысить шансы на более или менее благополучный исход.
