«Узнать ростовчан в другом городе трудно: мимикрируют моментально»

Дмитрий Келешьян — музыкант и журналист. Основатель (вместе с Сергеем Тимофеевым) легендарной группы «Пекин Роу-Роу» (1989-93-й годы), позже — группы «Хуже, чем дети». 

Поговорили с ним о ростовском блатняке и ростовском рок-н-ролле, о том, зачем стоит приезжать в Ростов и почему из него надо уезжать.

— Какая песня Ростов? Конечно, блатняк. «Сижу на нарах, как король на именинах», «Заходи в ростовский кабачок, мы тебя напоим». Мои знакомые музыканты на полном серьезе клепают такие приблатняченные песни про Ростов, здесь на это хороший спрос. Ростов всегда при деньгах, а где деньги, там и криминал. Кстати, банда «Черная кошка» из фильма Говорухина — ростовская банда, и это реальная история.
Даже рэп у нас приблатненный, посмотри на Басту. И все такие немного в нос говорят — южный «ховорок».

Узнать ростовчанина в другом городе трудно, ростовчане такой ушлый народ, что мимикрируют моментально, как камбала. Живя в Москве, они сразу, например, начинают стильно одеваться. В Ростове могут дорого, но стиля нет, а в столице чувство стиля у них появляется. Те, кто поумнее, занимаются орфоэпией, сразу убирают фрикативное «г», многоударность, растянутые гласные. Нигде в нашей стране больше так не говорят. «Каарооочее».Я жил в Москве лет пятнадцать, работал на Би-би-си, на Авторском телевидении, они делали передачи для НТВ в основном. Начинал во «Времечке» — хедлайнерская была программа. Мы с Димой Дибровым придумывали, как будут выглядеть заставки, я делал мультяшки всякие: собирал предметы, передвигал их. Ростовчан там было немало: Оля Володина, Макс Белозор, Сева Лисовский, Иван Кононов, Дибров. Все ж умные, образованные люди, с фантазией и юмором, почему бы не работать. Москву вперед толкают приезжие.

Первым из нас двоих в Москву переехал Тима (Сергей Тимофеев); Дибров ему пообещал крупную творческую работу без дураков, чтобы он развернулся как следует со всеми своими талантами. И привел к Анатолию Малкину, гендиректору. Сережа на него за пару минут произвел впечатление. Тот сказал: рули! И Тимофеев стал главным художником Авторского телевидения. До мая 93-го года… А мне Лева Новоженов предложил стать журналистом. Хотя я от журналистики тогда был настолько далек, что думал, будто журналисты — это те, кто работает в журналах.

Последняя большая культурная новость из Ростова была пару лет назад — «3олотая маска» за постановку Севы Лисовского по книжке Макса («Волшебная страна Макса Белозора) в театре «18+». Сева претворил ее в жизнь не самым обычным способом: сделал спектакль-бродилку по городским шанхаям. «Волшебная страна», кстати, большая книга не только для Ростова, но и для страны тоже. Мои друзья — москвичи, питерцы — говорили мне: «Дима, мы про тебя в книжке читали!»В середине-конце 80-х в Ростове появилось столько групп! Железный занавес упал, и все как хлынуло! Классные, непохожие друг на друга ансамбли, очень интересные: «Театр менестрелей», «День и Вечер», «Шайтан-арба», «12 вольт», «Геликоптер блюз бэнд», «Третий этаж», «Абонент 09», «Маленькая армия», группа Андрея Правдина, Игорь «Коба» Кобзев, Валик Выговской, «Лохнесс» (они же «Спутник Восток») — тут тебе и рок, и блюз, и новая волна, фанк, фолк, эстрада, барды. Со скрипками, с дудками, каких только не было. И все они сочиняли свои песни. Свои! Никаких каверов. Понятно, что в компаниях пели Цоя, БГ, но на концерте?! Да боже упаси.

Ростовское «Зазеркалье» все знают как группу Олега Гапонова, а до прихода Олега там играли совсем другие люди: Толик Чеботарев, Коля Смирнов, — играли классные, смешные песни. Как ни странно, Коля, бросив группу, пошел работать в милицию. А потом создал клон «Ласкового мая», возил по всей Ростовской области и так конкретно зарабатывал — мама, не горюй. Остап Бендер наших дней.

Рок-клуб появился в Ростове сразу после перестройки; понятно, что с подачи спецслужб — это было такое средство контроля. Зато можно стало организовывать концерты, и их была тьма. Помню, «Ва-банкЪ» играл в ДК завода резиновых изделий, а в СТД театра Горького должна была быть «Гражданская оборона», но концерт свинтили, тиснули разгромную статью в «Вечернем Ростове»: как это, мол, группа «ГрОбы», да у нас, на казачьей родине!

Конечно, такие персонажи всегда удивляли ростовчан. Тогда было много гопоты, которая не принимала любой чудной прикид. Как это можно так ходить?! Как говорил мне один парень: «У нас на поселке Орджоникидзе любой торчащий гвоздь надо забить».Есть такое свойство у ростовчан: все хотят быть одинаковыми. Индивидуальность не ценится. Ты вылез — ты чужой, к тебе относятся с опаской, недоверием. В 80-х у нас часто бывали стычки с гопотой, битвы, целые побоища. Очень часто. Торчащий гвоздь надо забить.

Чтобы чего-то добиться, нужно обязательно уехать из Ростова. Тут нет не только инфраструктуры — для воплощения идей высокого уровня, здесь нет даже поддерживающей атмосферы. Уезжать надо только творческим людям. А бизнесу тут раздолье. Ростов ведь создан на пересечении торговых путей. И крепость поставлена, чтобы охранять эту торговлю от косых взглядов. Торгуй. «Sell sell sell», — как поется в песне группы Animals.

Кто бы что здесь творческого ни делал — не может с этим городом справиться. В Ростове, например, есть все, чтобы стать кинокластером. Но человеческий фактор не позволяет. Потому что много мошенников и лгунов. Это милые такие лгунишки, очень даже симпатичные, замечательные люди, с которыми приятно общаться. А если кто кого обманет совершенно бессовестно, мы это им прощаем. Почему прощаем? Да потому что это Ростов, детка.

Я когда в Ростов приехал, один знакомый дал мне работу: создавалась новая газета, и я сделал разворот, потом еще две полосы. И такой он мне выдал гонорар! Бутылку пива можно было купить на этот гонорар. Я, помню, был очень сильно удивлен. И подумал: «Блин, здравствуй, Ростов-батюшка». Ну, это как в анекдоте про чемодан. Приезжает человек в Ростов, поставил на перрон чемодан: «Ну, здравствуй, Ростов-батюшка». Смотрит, а чемодана нет. «Узнаю тебя, Ростов-папа».В Москве такое кидалово не прощается никогда. Этот человек сразу выпадет из обоймы, и больше ему никто не поверит. А в Ростове — наоборот! Начинают уважать. Вот ты жесткий, можешь нахрапом взять — красава. Это у тебя ростовская деловая жилка. А если очень добрый и всем помогаешь, то к тебе относятся, как к блаженному, ты такой, дурачок деревенский.

Я не собирался никогда возвращаться в Ростов. Зачем? Что тут делать? Ростов будто накрыт колпаком. Все, кто собой что-то представляет, из Ростова уезжают. Там работа оплачивается достойно, а здесь — официально мало, поэтому люди и учатся хитрить, быть лукавыми. И все это понимают и снисходительно относятся друг к другу — все в одной лодке плывут.

Конечно, в Ростове и сейчас есть вдохновляющие музыканты. Самая крупная фигура — это Олег Толстолуцкий, музыкант-мультиинструменталист из Новочеркасска. Он участник самых разных проектов: «Мертвый Аксай», «Хлеб-соль», «Братья Тузловы», «Мясо», «Атака сзади», «Донская романтика», «Полоний-210». Что ни проект, все уникально, и жанрово они разные. Очень скромный человек, но всегда знает, что хочет сказать, будто то бас-гитара, туба или барабаны. И супруга его, Настя, прекрасный музыкант, тоже играет на всех инструментах.

Все, кто мне нравился из ярких городских сумасшедших, становились моими друзьями. «Пекин» — это было сборище сумасшедших. Как-то Тима специально привел на сцену бомжей, это был мини-фест «Дни памяти царицы Клеопатры» в стекляшке парка Строителей. Кстати, там же свою карьеру начинал Кирилл Серебренников — с какой-то постановкой университетского театра из двух актеров. Никто даже не понял, что это был спектакль, думали: ну, просто люди так тусуют.

Сегодня все вспоминают Колю Константинова (художник, участник «Пекин Роу-Роу»). Я увидел пост в фейсбуке, мол, Коля — несгибаемый последний герой. Так вот, Коля, конечно, несгибаемым не был. Он согнулся очень сильно. Да так согнулся, что сломался просто. И был ему страшно-престрашно. Никому он об этом толком не говорил, а мне сказал незадолго до смерти: «Димка, мне плохо, жить я не хочу. Вы все уехали, в этом городе никого нет».Я звал Колю в Москву, он приехал как-то. Приехал и сразу пошел за пивом: «У нас мало пива». — «Коль, вместе сходим, сам не ходи». — «Не-не. Я по-быстрому». Ушел — и пропал на трое суток. Потом выяснилось, что он где-то подрался, попал в милицию, потом долго не мог найти мой дом. В общем, Москва оказалась не для него, слишком большая и неуютная, он в нее не вписывался никак. Все принимал за чистую монету. И искусство у него таким же было.

А когда я приезжал сюда из Москвы, Коля встречал меня первым. И провожал. Конечно, я очень переживал, когда такой бравый и красивый парень вдруг стал неухоженным, мягко говоря. Но он смог взять себя в руки и сделать первую выставку персональную, я приезжал на нее. Следом случилась выставка «ВыЖить», где была картина Вадика Мурина «Коля Константинов притворяется, что он умер». И накануне открытия Коля действительно умер.

Как-то он одному нашему знакомому сказал: «Меня погубил «Пекин». Я только теперь понял, что он сказать хотел. «Пекин» всех, в общем-то, погубил. Шестерых нет из одной группы — это как? И все ушли молодыми. Потому что все хотели чистого искусства. Искусство или смерть! Все так и мыслили. Лично я только чудом не оказался в сырой земле. Не знаю, что меня уберегло, но искусство — это искусственность, и ради искусственного умирать не стоит.

Южная расслабленность, шаговая доступность? Я не понимаю, о чем ты говоришь. Вокруг меня живет масса знакомых, и мы годами не можем увидеться. Полная разобщенность. Я насчитал 8 мессенджеров у себя в телефоне — мы общаемся, но не встречаемся. В тренде не брать трубки, не отвечать на месседжи, он прочитан, а ответа нет. Цинизм, отсутствие эмпатии — это тенденция последнего времени. Нет сожаления о том, что человеку будет неприятно. Это откуда-то с Запада к нам пришло, и в Ростове цветет буйным цветом. Эти западные образцы так милы, так комфортны — ничего личного, ничего человеческого.В музыке, в искусстве сейчас нет главного — поэтому оно такое бледное. Люди смотрят не ЧТО сделано, а КАК. А песни «Пекинов», которые слушают по всей стране, были записаны на гитарах со ржавыми струнами, со сломанными колками, которые можно было закрутить только пассатижами. Сейчас ребята приходят на студию — у всех «фендера», «ямахи», «гибсоны», «ибанезы», «роланды». А сказать нечего.

Что с душой? Да просто спит, потому что тело перекормлено, общество перенасыщено: все кафе заняты — обрати внимание — в течение рабочего дня. Чем больше достатка, тем меньше внимания направляется внутрь. Скажи кому «душа», ухмыльнется, посмотрит на тебя, как на идиота. Конкретное слово даже есть вместо «души» — «духовка».

Остается загадкой, почему человек такой несчастный, когда он мог бы быть вполне счастливым. Почему не живет в гармонии с собой, с природой, с окружающим миром. Почему люди рвут отношения, не имея веских причин, а просто «обиделся», «не понравилось». И почему у нас нет образования, в основе которого заложено трепетное отношение друг к другу.

Почему я вернулся? Сначала вынудили семейные обстоятельства, а потом мне после Москвы так показалось здесь уютно, тихо, ненапряжно, по-свойски. И я вдруг понял, что я очень устал за эти годы в Москве. Подумал: а побуду еще чуть-чуть здесь.

Я обычно никуда не вожу приезжих. Все, кто ко мне приезжает, и так знают Ростов. А провел бы по дворикам в центре. Ниже Московской. Пока еще не снесли все эти старые купеческие особнячки. Хочется показать эклектичный Ростов, неожиданные стилистические совмещения.Но старого Ростова уже практически нет. Хожу, и сердце кровью обливается. Во-первых, деревья — это же беспредел, сколько их вырубили. А во-вторых, исторические здания. В Ростове просто доводят дом до крайней энтропии. И рушат. И в Москве реновация, страшное дело. Людей выселяют в человейники на окраинах: все безликое, одинаковое, хмурое. Прекрасная когда-то Москва, где я знал массу проходных дворов, ее нет.

Но я перестал огорчаться, потому что отдаю себе отчет: когда-то не останется ни одного гвоздика из этого мира. В конце 80-х Майк Науменко пел: «кто-то думал о 6 миллиардах, а кто-то думал о 6 рублях», а теперь на Земле — почти 8 миллиардов. Всего-то за 30 лет. И всем надо где-то жить.

Ростов двигают как гастрономическую столицу понятно почему. Вкусно поесть любят все и везде, но не везде такое разнообразие продуктов по невысоким ценам. Но если Ростов и столица, то столица жадности. Столица толстокожих.

Как-то в начале 90-х Авдюша Тер-Оганьян, который первый уехал в Москву, приехал сюда уже богатый, состоявшийся. Приехал гоголем: «Я вас сейчас всех напою!» Мы: «Ну пойдем быстрее, Авдюша, на «яму» к тете Вале». — «А доллары она берет? — «Какие доллары? Ты что, очумел?» — «Что же делать?» — «Так вот же в ДК Строителей пункт обмена!» Подходим. Авдюша достает 100 долларов, окошечко открывается, рука берет эту купюру, окошечко закрывается. Мы стоим ждем. Ждем-ждем — тихо. Авдей в окошко стучит — там свет гаснет. Он громче стучит. Выходят два бугая: «Че стучишь? А ну пошел отсюда!» Центр города, Большая Садовая. Добро пожаловать в Ростов гостеприимный.