«После всесоюзного побоища в Гурзуфе ростовчан запомнили, конечно»
Места

«После всесоюзного побоища в Гурзуфе ростовчан запомнили, конечно»

В рубрике «Место силы» — лидер культовой рок-группы «Зазеркалье», краевед Олег Гапонов.

— Конечно, в Ростове грязно. Как пойдешь в лесополосу, кульки летят в лицо. Но есть места и похуже. Окраины Лондона — вот где апокалиптические картины. Общаги с мигрантами, горящие бочки, брошенные вагоны метро, всё в граффити. Жуть. А ближе к центру — милые райончики в духе Диккенса.

Британцы внутренне очень похожи на русских, только в нас, ростовчанах, больше кавказского, конечно. А внешне мы похожи на болгар, там тоже много красивых женщин южного типа. Но самая красивая нация — норвежцы. Но и самая безмозглая. Британцы называют их «самая испорченная нация», видимо, богатством испорчены.
Что самое невообразимое в Норвегии, так это кирпичная кладка. Она настолько пендитная! Как будто не люди складывали, а роботы. Вообще это страна, которая хочет быть идеальной. Осло — город, где количество дорогих спорткаров зашкаливает, Aston Martin чуть ли не у каждой семьи. Обычное такси — Tesla. Почти все заправки — электрические.
Но скандинавский социализм кое-где переходит границы разумного. Гендерное расслоение сильное: отдельно женщины, отдельно мужчины, феминизм процветает.

Я был свидетелем просто потрясающего события в Осло, которое говорит, что мы зря отказываем природе в рациональном. Мы считаем, что природа — это набор каких-то биологических алгоритмов, а рацио — это мы. А природа действует иногда, как изощренный пиарщик-террорист.
Так вот, едем по Осло в автобусе, и вдруг на главной площади, там, где Брейвик (норвежский террорист) взорвал здание парламента, — толпа подростков с плакатами, кричат что-то. Оказывается, забастовка, к которой призвала Грета Тунберг, — «Школьники против глобального потепления». А утро мартовское — теплынь, как у нас, пчелы летают, там же Гольфстрим. И забастовка против потепления. Вдруг налетел ветер, тут же пошел мокрый снег, дохнут все эти пчелы. Не хотите глобального потепления — вот вам! И ветер такой, что рвет плакаты; они все побросали и бегом. Самое интересное, что их учителя заставили: мол, вы должны прислушаться к Грете Тунберг и выйти по призыву быстренько.

Природа всегда будет мстить. Года три назад мы с приятелями поехали на машине в Старочеркасскую и попали в огромное облако саранчи. Вот это было впечатляюще. Там поле для гольфа, и мужик-гольфист побежал от саранчи в ужасе — настоящий апокалипсис.
Мы привыкли, говоря о загрязнении, вещать о разливах нефти, реактивных отходах. А больше всего земле вредит не это, а обычное земледелие. У нас ландшафты — степь и лесостепь, и почти все сегодня выкорчевано под сельское хозяйство. Вспомни, ты едешь по Ростовской области — поля и поля. Чтобы земля восстановилась, нужно время. И что нам делать? Надо кормить страну.

Вообще самая экологичная культура жизни — кочевая. Современному человеку очень полезно бы вспомнить кочевой образ жизни. Звучит смешно, но смешного мало. Может, нам сто лет всего и осталось. Надо иметь навык (кочевой жизни). Это то, что мы могли бы передать детям. А что еще? Кроме денег на мороженое.

Чем ростовский рок отличался от других? Ну, вот, например, весь состав «Гражданской обороны» мы знали лично и бывали в гостях у них. Так вот сибиряки, как никто другой, умеют делать из своих рокеров культ, почти религиозный. Там такие расстояния! По 500 км автостопом на концерт! Это уже подвиг. А у нас все идолы — «свои ребята». Вот идет по Садовой великий художник Коля Константинов, а вот Сергей Тимофеев выпивает со случайными людьми в пельменной. Никакого культа, и никто к нему не стремился.

Я пришел из армии в 1987 году, мы тогда вообще никого не знали, кроме Кузьмина. У нас была группа на Сельмаше, писали музыку на стихи Эдгара Аллана По, такой мрачняк. Но не хэви-метал, а советский рок. И вдруг товарищ мне говорит: «А ты знаешь, что в Ростове теперь есть рок-клуб?» Рок-клуб проводил концерты в ДК Строителей, на Садовой. А сам был на Лермонтовской, в полуподвале 9-этажки. Курировал это всё комсомол. Мы стали ходить туда, были драки с гопниками, в общем, полноценная жизнь, нормальная, ростовская.
Легенды ростовского рока сегодня: Олег Гапонов («Зазеркалье»), Дмитрий Келешьян («Пекин Роу-Роу»), Денис Третьяков («Церковь Детства»).
Легенды ростовского рока сегодня: Олег Гапонов («Зазеркалье»), Дмитрий Келешьян («Пекин Роу-Роу»), Денис Третьяков («Церковь Детства»).
В ростовском роке тогда были три хедлайнера: «День и Вечер» Валеры Посиделова, «Театр менестрелей» Леши Золотухина (мне он больше всех нравился), и «Лохнесс», они потом стали «Элен», а потом «Sputnik Vostok». Была «Злая воля», металлисты из Аксая. Были панки «Зазеркалье» — еще без меня и Эдика Срапионова. Мы все перезнакомились. А в 90-х пошла клубная жизнь, открылся «Дунькин клуб», на рок-клуб стали забивать, там же была цензура текстов. Потом на месте рок-клуба открыли казино.

Была интересная история в 90-м — побоище в Гурзуфе (сорванный Первый Всесоюзный панк-фестиваль. — «Нация»). В Крым приехали Егор Летов, Янка, Лаэртский, байкеры, хиппи, анархисты со всей страны, были ребята из Польши, Чехословакии, ГДР. И мы, «Зазеркалье».
Поставили палатки в поселке Рыбачий, повесили флаг анархии. С нами еще стояли из Харькова, немного москвичей и двое из Львова. В Гурзуф плыли на катерах — 15 копеек! Пиво попить в Алушту плавали… Но прошел первый день фестиваля, и вечером катера стали привозить избитых людей. Все собирают вещи, сваливают. Оказывается, в Гурзуфе «титушки», менты переодетые, напали на неформалов. Провокация какая-то, об этом и на «Радио Свобода» говорили, и в программе «Взгляд».
В тот же вечер, как стемнело, приходят к нам человек тридцать вот этих персонажей. А первым им попался Дёма, Деменюк, модный ростовский парень из рок-клуба, он был бритый — мода покатила на бритые бошки, и они его за своего приняли. Говорят: «Братан, а где здесь волосатые?» И он, как нормальный ростовчанин, понимая, что будет драка, решил напасть первым. Говорит: «Я — волосатый!» — и в дыню кулаком. Они не ожидали такого поворота. И понеслась! Тут и мы подоспели. Конечно, покалечились некоторые, серьезная стычка была. Но они отступили. Пригрозили: «Завтра приедем, убьем вас нафиг».
Мы все побитые, но что делать? Надо революционную армию собирать. И пошел шорох: парни с базы харьковского авиаинститута за нас вписали, местные, даже гопники. Мы всем палки раздали, сами перевязанные — герои, такая слава сразу. Я ухаживал за девушкой, она меня отшивала, с другим ходила, а теперь всё, только я. Собрали мы армию. А они не пришли! Но слава осталась, и нас, Ростов, запомнили.

Главной наградой за это побоище было другое. Я, уже в Ростове, сижу на кухне и вдруг слышу по проводному радио свою «Песню о хорошем человеке». Думаю, мерещится что ли? А там шла программа «Тихий парад», ее авторы тоже были в Гурзуфе. И «Зазеркалье» — в первой десятке. Как попала? Понятия не имею. А через пару дней Ник Рок-Н-Ролл нам уже звонил из Тюмени, звал на концерт.

В ДК Строителей концерты часто проходили так: выступает группа «ГПД», поет: «Паук на стене, нас обвиняют в фашизме», 89-й год, круто! И тут же вырубается свет, потасовка. Вот это давление — власти советской, социума — было одинаковым на всех, и все были едины, все дружили. «Вы что играете?» — «Мы — панк. А вы?» — «А мы — металлисты». — «О, прикольно». А потом все стали делиться на форматы, занялись своими делами. Кто в бизнес ушел, кто спился. Но первый всплеск — это был парад настоящей свободы. И это показательно для ростовчан того времени — таких, которые искали правды, а не корысти, читали умные книжки. Это был андерграунд в купеческом городе.

Рок сдулся. В 2000-х сдулся. Мы были прошлым летом на рок-фестивале острова Уайт в Британии — подруга потащила, на хрен бы он нужен. 100 тысяч человек, море палаток, грязюка по колено, все угашенные. На сцене — сплошной брит-поп! Галлахер из Oasis, Эшкрофт из Verve, FatBoy Slim — время будто застыло. Но британцы кайфуют. Все бухие, и шантрапа такая же, как у нас, — треники, туфли на каблуке. Один подошел: дай, мол, сигарету, бразер. Ну, на. Он мне — деньги. Я: «Нет, у нас не принято». — «О, ничего себе», — и сразу обниматься, целоваться. У нас считается признаком дурного тона отказать, а у них — не заплатить. Сигареты-то дорогие.

Короче, ничего андеграундного я не увидел. В Норвегии то же самое — заходим в Осло в огромный магазин винила. Думаю, сейчас найду Sigur Ros, всяких модных скандинавов… ничего! Сплошной мейнстрим. Из неформального — Doors. Почему? А никто не берет и не интересуется. Пропал интерес, появилась стандартизация. С другой стороны, развитие стало быстрее: вот мой сын, 11 лет, у него рэп с Оксимироном уже отошел, слушает «Гражданскую оборону». Я в 11 лет максимум Boney M слушал! Но они и не ищут сами: есть медийный авторитет с кучей подписчиков, он и говорит, что слушать.

Когда мы с «Зазеркальем» творили, то не ставили конкретной художественной задачи, никаких концепций. А недавно узнал, что в Москве кто-то из известных критиков написал диссертацию, и у него есть глава о ростовском андерграунде. Там о нас так: «антигуманизм». Я подумал: «О, неплохо». Но для этого и существуют критики.
«После всесоюзного побоища в Гурзуфе ростовчан запомнили, конечно»
Есть еще такая легенда, что «Зазеркалье» — это казачий рок. А просто как-то на концерт в ДК «Аксай» пришли казаки, обычные зрители, но их было много… Да и пусть казачий. При всей мультикультурности казачество дает особый фон. Убери его — и мы тот же Челябинск, только на юге. Вон как Байрон воспевал ирландцев, почему бы нам этого не делать? Романтика степей загадочных. Тюрская магическая культура. И она на Нижнем Дону осталась фактически по сей день. Это так очевидно, что об этом даже не говорят. И не знают.

Но Ростов — это всё же постсоветское пространство: обшарпанные многоэтажки на окраинах, богатый центр. Тут мифологизировать нечего. Но город для жизни пригоден. Лето жаркое, конечно.

В последнее время, смотрю, дерутся в автобусах женщины, раза два-три видел. «Уберите сумку!» И сама её сумкой — бац! А та её — кулаком. Мужики стоят, смотрят.

Художники в Ростове пересекались и с бандитами, конечно, тоже. У Коли Константинова был приятель Гена-Разбойник; вот тот знаменитый топор, что упоминается в книге Белозора (см. главу «Коля Константинов»), подарил ему Гена за какую-то работу по дереву. Он был бандитом. Как-то Гена пришел подвыпивший: «Коля, пошли в кино, чё сидеть?» Пошли они в «Ростов», выпили еще по стакану вина. А вид у Гены был щуплый, и кто-то к ним пристал, обычный такой гоп-стоп. Гена молча достает нож и в лоб чуваку. Не убил, нет. Но кровь пустил. И все понятно. Хулиганы разбежались, а Коля с Геной пошли спокойно досматривать кино.

Был такой немецкий философ Юнгер. Он придумал определение «люди длинной воли». Вот Ростов — это город, где живут «люди длинной воли». Вот этот человек, Гена — он что? — совладал со своим страхом. И в Крыму у нас была дилемма — бежать или драться. Надо драться, даже если это заведомо проигрышный вариант. Такое у нас становление людей.

Ехали мы из Тюмени, и денег не осталось даже на постельное белье. Ну, ладно, заняли купе, едем. И в Казани садятся две рожи, в наколках, кулаки вазелиновые (тогда была мода, вазелин кололи под кожу, и кулак становился, как боксерская перчатка). Идет он по вагонам и бьет по всем поручням. Люди притихли: негодяй пришел. С ним шнырь, как слуга. Идут они и видят: гитара, волосы длинные, — и к нам: «А чо, пацаны, курить есть?». И Леша Горис (тогда гитарист «Зазеркалья», сейчас «Урблюд Дромадер». — «Нация»), слова худого не говоря, берет целую жменю папирос «Беломор» и в лицо ему: «На, кури!» Те сразу: «Пацаны, да вы чо? Мы ж ничо!» Отстали. Потом набухались и начали гомозить. Тогда Горис вышел, обоих за шкирку и уложил спать. Проводница была так рада, что принесла нам постельное белье бесплатно.

В Ростове, конечно, самые классные раки, особенно манычский рак, он не бывает большим, но всегда плотный. Привозили как-то в столичный клуб «Морисвиль» респект ростовчанам — кастрюлю раков из озера Севан. Самолетом везли, они еще теплые были. Большие такие! Но разламываешь, а там пустота. Нет, это не то.

В городе было немало питейных заведений, и все они были культовыми: пивная «Рак» на Театральной, «Охотник» у Ворошиловского моста, на Буденновском у Дона был свой пивняк. И всегда была селедка, раки недорого. Это в центре. На Западном был пивняк «Женева», из него позже сделали бар «Отец». На Северном — наливайка «Жар-птица», однажды именно там (почему-то) рок-клуб устроил концерт московских модников «НИИ Косметики». Интересно, что во всех наливайках не было туалета, ты шел куда-то на улицу, за гаражи. Но было живое общение. Заходишь — «садись к нам!» Дым коромыслом, истории, знакомства. А сейчас все просто пялятся в телевизор.

Мы плыли на корабле из Копенгагена, смотрю, сидят бородатые, такой «молот Тора», чуваки — нефтяники норвежские. «Как зовут?» — «Олег». — «Na zdorovie!» И понеслась. Бухали они так, что один головой прошел сквозь стекло, гонялись за тайскими массажистками — беспредел! На этих датских кораблях безакцизный алкоголь, и там они пьют, сколько влезет (в самой Норвегии алкоголь очень дорогой). Когда корабль заходит во фьорды, самых буйных сгружают, там есть островки с полицейскими участками. Короче, скандинавы могут отвязаться и покруче русских. Я от них сбежал, понял, что добром не кончится.


Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
1euromedia Оперативно о событиях
Вся власть РФ
Маркетплейсы