Француз так проникся кавказской жизнью, что поменял фамилию на местную
Из России с любовью

Француз так проникся кавказской жизнью, что поменял фамилию на местную

Исколесив полмира, Мишель выбрал своим домом Северную Осетию.

«Наш француз», — так называют его в Осетии. Мишель приехал во Владикавказ в 1995 году как кинорежиссер: снимал по заказу молодежной организации ООН хронику жизни региона. И очень быстро влюбился в эту жизнь. Со временем чувство только крепло: однажды Мишель понял, что он совсем уже местный и поменял свою французскую фамилию Рено на Гӕстӕнты (осетинское написание, по-русски произносится как Гастанте). 
Вот уже почти 30 лет француз живет во Владикавказе, занимается культурными и просветительскими проектами (кинопоказы, фотовыставки, работа на радио, издание журнала «Александровский проспект») и ловит в видоискатель карманной фотокамеры достопримечательности, пейзажи и лица, которых нигде больше не встретишь.

Он назначил встречу в самом центре Владикавказа. И сразу узнал меня в толпе. А я его — нет. В жизни Мишель другой, нежели на фото: живой, с характерной подвижной мимикой, типичный осетин.
Фото: Нина Эраносова
Золотые львы на Кировском мосту — один из символов Владикавказа.
Фото: Нина Эраносова
— Да, меня часто путают с осетинами... В 90-х как раз перед поездкой на Северный Кавказ я познакомился в Европе с молодыми осетинами. Красивые люди с таинственным «взглядом вниз». С каким достоинством они себя держали! А я, хотя и вырос в либеральной стране, очень традиционный человек, поэтому был впечатлен.
Когда меня принимают за осетина, не буду скрывать, мне это приятно. Когда какое-то время я жил и работал в Москве, то представлялся так: француз из Осетии. Говорил это с гордостью.

— И под своими фотоработами, и в соцсетях вы подписываетесь Мишель Гӕстӕнты. Это творческий псевдоним?
— Это «художественная фамилия», производная от имени моего отца Гастона. Так образуются осетинские фамилии — по имени родоначальника.
Я взял ее десять лет назад, когда понял, что никогда уже отсюда не уеду и мне бы не хотелось, чтобы в каком-нибудь горном селении моим потомкам пришлось объяснять, почему они Рено… Кстати, с моей родной фамилией здесь много раз случался один и тот же анекдот: у меня «фольксваген», и каждый гаишник, который меня тормозил, обязательно спрашивал: «Рено? А почему вы не на «рено»?» (Смеется.)

— Я тоже спрошу, почему. Почему в 18 лет вы решительно уехали из Франции, а до того якобы даже отказались от родного языка?
— Во мне играл юношеский максимализм с его категоричностью. Мне не нравилась мелкобуржуазная жизнь, хотелось сжечь мосты, связующие с прошлым, и выстроить свою жизнь иначе. А язык это же основа мышления. Поэтому в 16 лет я почти полностью перешел на английский, а в 18 уехал. На первые пару лет у меня были деньги — наследство от дедушки, а потом я уже зарабатывал сам.
В 1980-х учился в Нидерландской киноакадемии в Амстердаме, потом изучал международные отношения в университетах Великобритании и США. При этом много путешествовал, объехал половину мира. Я видел и самые низы, и знался со сливками общества. Жил в Африке и Центральной Америке, спускался в катакомбы и поднимался на верхние этажи небоскребов, моя реальная жизнь была куда интереснее, чем любое кино. И очень сильно отличалась от жизни французских буржуа: я добился того, о чем мечтал в юности.
Фото: Нина Эраносова
Маленький джигит. У Академического русского театра имени Вахтангова во Владикавказе.
Фото: Нина Эраносова
— А почему киноакадемия?
— Другого выбора у меня, наверное, и не было, мы же все, как говорится, родом из детства.
Моя мама была знатного происхождения, из высших кругов Германии. Но влюбилась и вышла замуж за простолюдина. Отец был значительно старше нее и нормандец. У них родилось двое детей: я и сестра.
Мама работала переводчиком, а папа много за что брался, но когда я был подростком, он работал в парижской Национальной библиотеке Франции. Ходил на работу в синей форме, спускался в хранилище и выдавал людям редкие книги. Кроме книг там были и фильмы на бобинах, золотой фонд мирового кино. Папа приносил их домой, и я устраивал киноклуб. Среди наших гостей были потомки известных людей: например, внучка режиссера Жоржа Мельеса, одного из основоположников кинематографа, пионера кинофантастики и кинотрюков, внучка легендарного французского актера Мишеля Симона. Мы обсуждали просмотренные фильмы, спорили, делились новостями культуры. Так я сделал выбор в пользу кино.

— Вспомните, как и за что вы полюбили Осетию.
— Поработав во Владикавказе, я собирался ехать дальше, в страны Закавказья. Но меня не пустили через границу: тогда была очень сложная обстановка. И я остался, как тогда думал, на время. Работал здесь в представительстве Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев.
Осетины, как и вообще люди Кавказа, очень гостеприимные и открытые, поэтому у меня быстро появились друзья. Помню, я все не мог напитаться тем, что видел вокруг. Люди, как и их предки, живут натуральным хозяйством, берегут свои традиции и язык. Я наблюдал за ними, фиксировал это на фото и цифровую кинокамеру. Так прошел год, и один мой друг из местных сказал: «Ну что, Мишель, вижу, ты решил остаться». И я вдруг понял, что да, я остаюсь насовсем. Мне тогда было 35 лет.

Что меня держало в Осетии? Дам вам такую картинку: первые несколько недель жизни здесь все свое свободное время я проводил на лавочке на проспекте Мира. Я просто сидел и смотрел на проходящих людей: осанка, походка, вслушивался в героическое звучание осетинского языка. Когда слышишь, как говорят эти люди, то сам наполняешься этой музыкой. А еще осетины интересно молчат, в этом молчании есть глубина.
Дизайнер Наталья Виноградова.
Дизайнер Наталья Виноградова.
А вот еще пример из жизни, как я становился осетином. В 1990-х я пять лет проработал в местном Доме искусств: проводил показы мировой киноклассики. И вот однажды обеденный перерыв, я вышел на улицу, купил бублики. И на обратном пути, откусив от бублика, проходил мимо открытой двери бухгалтера. Для европейца это совершенно нормальная ситуация: идти и есть, для осетина — нет. Мне сказали: «Мишель, осетин должен угостить другого человека, у нас так принято. Ты не проявил уважения к коллеге, бухгалтеру».
Так бублик перевернул мою жизнь. Я стал изучать традиции, вникать в образ жизни и, конечно, многому учился. И сегодня могу сказать: если бы я родился в Осетии, то в молодости совершил бы гораздо меньше ошибок.

— Мишель, но все течет, все меняется. Наверняка и Осетия изменилась со времени вашего приезда. Насколько сильны сегодня местные традиции?
— Вам нужно было приезжать на несколько дней, и даже тогда нам не хватило бы времени, чтобы поговорить о традициях! (Смеется.) Если очень-очень коротко, Осетия, как и прежде, живет, руководствуясь агъдау. Это духовно-нравственный комплекс, неписаные правила, которые определяют всю жизнь осетин и нюансы в общении с людьми разного пола и возраста.
Но вы правы, жизнь меняется, некоторые традиции ослабевают. Это моя боль, и это то, о чем я говорил в эфире своей радиопрограммы «Осетинский Маквис» на ГТРК «Алания».

Несколько лет я жил в Москве. Когда вернулся в 2011-м, заметил, как разительно изменился Владикавказ. Весь исторический центр заполонили салоны связи, салоны красоты, начали расти огромные дома, которых тут быть не должно, они портят архитектурный ансамбль. И это не только мое мнение: в нашем городе несколько лет назад побывал главный архитектор Барселоны, и он отметил то же самое: мы теряем свое лицо, свою историю.
Фото: Нина Эраносова
Суннитская мечеть на левом берегу Терека — одна из главных достопримечательностей Владикавказа. Памятник архитектуры культурного наследия России федерального значения.
Фото: Нина Эраносова
Ну и потом, изменились люди. Не все, но многие. Они стали по-другому ходить! Появилось вот это (показывает разболтанную походку). И это появилось у осетин — у которых на первом месте всегда были честь и достоинство! Сейчас этого уже меньше, к счастью. Видимо, мода прошла. Но появилось современное европейское — то, что многим молодым осетинам хочется принести сюда из других стран. А я говорю им: «Ну раз вы хотите жить, как там, сначала поезжайте туда, попробуйте поживите. Уверен, многое в Европе вам откроется по-другому». Ведь ценность Осетии именно в том, что она развивается в рамках своего историко-культурного наследия. И великая глупость будет этого не сохранить.

— Не могу не спросить о стереотипах. На свадьбах правда стреляют в воздух?
— Ну нет! Это точно стереотип. Хотя, когда я только приехал, да, было. И на Новый год стреляли из настоящего оружия, это было понятно по звуку. Но годы не прошли даром: в республике навели порядок, сегодня за такие вещи серьезно карают. И вообще Владикавказ очень безопасный город, тут безобразий не бывает.

— А горячая кавказская кровь — это стереотип?
— Почему же? Это есть. Мы можем о чем-то говорить, спорить с другом-осетином, и если я резко парирую его доводы, друг вскипит, обидится. Но уже через полчаса мы снова будем сидеть за одним праздничным столом и есть три ритуальных осетинских пирога.

— У вас такой богатый русский язык. Как вы его учили?
— Мой отец увлекался этим языком. Я не слышал, что бы он на нем говорил, но точно знаю, что его близкий друг был врачом из России: переехал во Францию с первой волной белой эмиграции. То есть русская тема была вокруг меня с детства: великая русская культура, литература.
Позже, во время учебы на политолога в Англии, я купил самоучитель по языку и вступил в группу изучающих русский. Продолжал заниматься и в Америке: учился под руководством директора Международного общества Достоевского.
Но хорошо выучил язык я только здесь. Хотя и сегодня иногда ошибаюсь: например, могу сказать «кругосветочное путешествие», что-то такое. А в самом начале моей осетинской жизни, когда еще плоховато говорил, совершал забавную ошибку. Одна моя подруга характеризовала меня так: Мишель очень жадный до жизни. И я радостно с ней соглашался: да, я большая жадница! (Смеется.)

— А что у вас с осетинским языком?
— Это моя боль. Многое понимаю, но не говорю… Я часто езжу по делам и в гости в горы, живу по нескольку дней, снимаю природу, общаюсь с людьми. И вот там во время застолий я почему-то худо-бедно могу общаться и на осетинском. Вероятно, так влияет горный воздух. (Смеется.) И дружеское отношение.

— Вы, говорят, везде ходите с фотокамерой?
— Да, вот она (вытаскивает из кармана куртки маленький Canon). Могу забыть дома телефон, но камеру — нет.
Фото: архив героя публикации
На выставке фотографий Мишеля Гӕстӕнты.
Фото: архив героя публикации
— У вас во Владикавказе было две больших персональных фотовыставки. Самая памятная реакция на ваши работы?
— У меня есть снимок, на котором мой друг, он музыкант, играет для своей пожилой матери. В центре фото закрытая дверь. Мама сидит в кресле слева от этой двери, сын справа играет на пианино. Она его очень внимательно слушает, и в глазах ее восхищение и любовь. И вечное материнское переживание… Такой простой, но очень глубокий снимок. На выставке люди подолгу останавливались у него.
Я сделал это фото в 2019 году. Потом началась пандемия, и его мама, к сожалению, ушла из жизни. Я очень переживал, как мой друг воспримет, что эта фотография появилась на выставке. Он молча постоял у нее, а затем крепко меня обнял. Оказалось, это была их последняя совместная фотография.

— Что у вас в творческих планах?
— Готовлю еще одну выставку. Но если работы для первых двух я делал в поездках по всей Осетии, то эта выставка будет совсем другая.
Свое первое в жизни жилье, квартиру, я купил в Осетии. До этого кочевал, как пристало свободному художнику. И это была именно та квартира, о которой я всегда мечтал: с живописным видом на горы.
И вот 12 лет подряд я снимаю пейзаж, видимый из этого окна. Поль Гоген писал годами одну и ту же гору, Клод Моне — один и тот же собор, а я снимаю один и тот же вид из своего окна. И он, поверьте, того стоит. Каждый раз мне открывается что-то новое. Выставка так и будет называться — «Вид из окна».
А из планов чуть более далеких: я ношу в себе идею о большом кино. Это будет философская притча о жизни, любви и, конечно, об Осетии.
Фото: Нина Эраносова
Проспект Мира и Столовая гора. Осетины называют ее Мады-хох — Гора-мать. Изображена на гербе Владикавказа.
Фото: Нина Эраносова
«Из России с любовью. Третий сезон» — проект журнала «Нация», создаваемый при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые однажды приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и в конце концов сами стали немножко русскими.
Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих соцсетях. 
Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
Маркетплейсы
1euromedia Оперативно о событиях
Вся власть РФ