Про Тиму, который выпал из трамвая. История лидера группы «Пекин Роу-Роу»
Люди

Про Тиму, который выпал из трамвая. История лидера группы «Пекин Роу-Роу»

Сергей Тимофеев — в проекте «Гражданин Ростова-на-Дону».

В этом году банку «Центр-инвест» исполняется 30 лет. Обычно подарки дарят юбилярам, но в данном случае «Нация» и «Центр-инвест» сообща придумали подарок родному городу — проект «Гражданин Ростова-на-Дону». Мы расскажем истории 30 наших земляков, которые много сделали для города, прославили его не только в пределах России, но и за рубежом. 
В рамках проекта уже опубликованы очерки о Городском голове Андрее Байкове, актере Александре Кайдановском, футболисте Викторе Понедельнике, основателе зоопарка Владимире Кегеле, легенде джаза Киме Назаретове, актрисе Анне Самохиной, разведчике Геворке Вартаняне, купце Николае Парамонове, писателе Петронии Гае Аматуни, медиаиздателе Элен Гордон-Лазарефф, олимпийском чемпионе Иване Удодове, психоаналитике Сабине Шпильрейн, актере и режиссере Сергее Жигунове.
Сегодняшняя история — о Сергее Тимофееве, Тиме из «Пекина».

 Слева направо: Владимир Вещевайлов, Сергей Тимофеев, Дмитрий Келешьян. Последний концерт группы «Пекин Роу-Роу», 1992 год.
Слева направо: Владимир Вещевайлов, Сергей Тимофеев, Дмитрий Келешьян. Последний концерт группы «Пекин Роу-Роу», 1992 год.

В ряду культовых для Ростова фигур Тимофеев — фигура самая легкая, немного расхристанная и очень обаятельная. Сложно сказать, кем он был для Ростова — не только художник, поэт, музыкант, основавший группу «Пекин Роу-Роу», а герой большого плутовского романа, провинциальный гений, который навсегда останется молодым.
 
Все, что он делал, казалось каким-то несерьезным. Безумное шоу «имени Великой Египетской царицы любви Клеопатры», цыганские репетиции «Пекинов», бывшее всегда навеселе товарищество «Искусство или смерть». Однако участники этого беспредела, те из них, кто дожил до наших дней, известны и востребованы. Это и художник с мировым именем, картины которого стоят десятки тысяч евро, авангардист Валерий Кошляков, и живописцы Юрий Шабельников и Авдей Тер-Оганьян, а также лидер «Запрещенных барабанщиков» Виктор Пивторыпавло, театральный режиссер, обладатель «Золотой маски» Всеволод Лисовский, писатель и сценарист Макс Белозор, композитор, автор музыки для кино и театра Дмитрий Катханов, музыкант и журналист Дмитрий Келешьян.
 
На онлайн-платформе «ТНТ Premier» скоро выйдет фильм «Сцена — Ростов», где кроме Басты и «Касты», конечно же, будет Тима. Песни «Пекинов» поет группа «Звери» и все ростовские студенты, умеющие держать гитару. Не так давно в Ростове даже появилась улица имени Тимофеева, пересекается с улицей Мусоргского. 

Но что интересно: коренным ростовчанином Тимофеев не был. Герой Ростова родился в 1959 году в Сыктывкаре, в семье геологов, а рос в самом северном городе Свердловской области — городке Ивдель. Суровый край, где количество вольных жителей примерно равнялось количеству заключенных в лагерях, расположенных вокруг. 
Рисунок Сергея Тимофеева «Проводы первого русского космонавта А. С. Пушкина на Луну». 1980-е годы.
Рисунок Сергея Тимофеева «Проводы первого русского космонавта А. С. Пушкина на Луну». 1980-е годы.
Хотя в историю Тимофеев вошел как лидер рок-группы, был он прежде всего художником. Когда ему исполнилось 9 лет, мама решила, что бойко рисующему ребенку нужен большой город, и его отправили в Ростов. Мальчишка из глухомани трое суток ехал в плацкарте сам. Жить он стал у маминой сестры, тети Клавы (прямо как Джон Леннон у тети Мими). Клавдия Ивановна была женщиной одинокой, работала медсестрой в воинской части. Сережу держала в ежовых рукавицах, приучала к порядку. Но и обожала безмерно. Жили они в девятиэтажке на углу Доломановского и Текучева. 

Тяга к рисованию определила его вуз — Львовский полиграфический институт, в Ростове такого уровня не было. Рисовал Сергей всюду и всегда. Его дочка Алиса вспоминает, что в их прежней квартире до сих пор остался рисунок на стене под обоями: выписанные кирпичики и мыльные пузыри вразлет. Тима любил приукрашивать действительность.
 
Чуть ли не на первую свою большую зарплату накупил любимой Алиске ярких и радостных вещей. «Я его хорошо помню — ярко-зеленый рюкзак с розовым карманом. Это же 90-е, дефицит жуткий. Все спрашивали: «Откуда ты такой взяла?» И я гордо отвечала: «Папа из Москвы привез». Еще он подарил мне ярко-розовую майку и белые шорты с голубыми полосками. Я надевала все сразу и шла так в школу — как светофор».
Сергей с первой женой Татьяной.
Сергей с первой женой Татьяной.
Дочка родилась в 1981-м, когда Тимофееву было только 22. Но сначала падкий на красоту Сережа встретил Таню. В фойе кинотеатра. Влюбил в себя с первого взгляда. Правда строгая тетка 19-летнюю продавщицу промтоваров не приняла: «Если хочешь быть с моим Сережей, иди учись». Диплом экономиста Таня, кстати, получила, но позже, а тогда забеременела, и молодые поженились. Поселились в двушке на Чкаловском, вместе с Таниными родителями. 

«Когда я родилась, знаю, он очень помогал маме, — говорит Алиса. — Приходил с работы и сразу начинал стирать пеленки, гладить, убирать, гулять со мной. Папа он был очень нежный, никогда не ругал меня ни за что, да и вообще не скандалист. Подружки маме завидовали, что Сергей так помогает по дому. Но что касается денег, это было вообще не про него. Он даже не знал, сколько у него в кармане. Не думал, где заработать. Воздушная личность». 

Теща приняла воздушную личность в штыки, уж очень нахальным казался. Как-то дерзко назвал ее жареную картошку невкусной, ну и получил: она высыпала всю сковороду ему на голову. А как-то покрасил в красный цвет дефицитные джинсы, подаренные тещей. Испортил вещь. Такие деньжищи отдала. Бессовестный.
Тут надо отметить, что в 80-х выйти на улицу в красных штанах — это именно что «два раза ку», полное ку-ку. Но что-то не позволяло ему слиться со всеми. Даже имя дочке он дал совершенно диковинное, родом из Страны Чудес (Таня хотела назвать ребенка Леной). «В начале 80-х это настолько странно звучало! Меня звали и Асей, и Анжелой, и Олесей. Когда я говорила: «Да я Алиса!» — «Как?» Все очень удивлялись». 
С дочкой Алисой.
С дочкой Алисой.
Впечатление Тимофеев производил неизменно яркое и незабываемое. Одевался поначалу, как Хармс. Дмитрий Келешьян, гитарист и сооснователь «Пекинов», таким и увидел его первый раз на скучном музыкально-поэтическом вечере: «И тут на сцену вышел парень с тетрадкой в руках. В галифе, шерстяных гетрах и клетчатом пиджаке он, казалось, прибыл сюда из какой-то другой эпохи. У него было безмятежное выражение лица, особая, располагающая к себе манера говорить, своеобразная интонация. Публика проснулась. 
«Эй, Тима, откуда у тебя фингал?» — крикнули из зала. «Из трамвая на ходу случайно выпал. А знаете, что такое хеппенинг?» — спросил он в ответ. (Хеппенинг — форма современного искусства, представляющая собой действия, события или ситуации, происходящие при участии художника, но не контролируемые им полностью. — Ред.) Открыв тетрадку, высокий взлохмаченный парень с синяком под глазом стал читать свои миниатюры. О хеппенинге, об агрономе, который очень любил землю и ел ее тайком… Ему долго аплодировали». 
Кстати, синяк он потом рисовал себе сам (с фингалом появился в первом своем клипе «Весна», снятом в Ростове Людмилой Рублевской). Но и в реальных драках бился не шутя. Ростовских гопников такие выскочки прямо-таки бесили. 
  
На 3 курсе институт был брошен, хотя учеба, как и вообще все, давалась Сергею удивительно легко. «Я к нему как-то приехала во время сессии, — вспоминала Татьяна. — Завтра экзамен, а мы пошли в гости, тусовались почти до утра, конечно, он ничего не учил. Утром ушел на экзамен, возвращается, я в страхе спрашиваю: «Ну что? Пересдача?» — «Пятерка!» 
Так же легко он нашел в Ростове подходящую работу — художником в газете «Комсомолец» (позже «Наше время»), где быстро рисовал злободневные картинки карандашом или шариковой ручкой. А вот семейная жизнь свободному художнику стала даваться все труднее. 
Как-то он вышел за хлебом, а вернулся через неделю. Без хлеба. «Что маме говорил? Ну, встретил одного знакомого, потом другого, и не заметил, как неделя прошла, — рассказывает Алиса. — А мама и больницы, и морги обзвонила уже. А уж исчезновения на сутки вообще были часто». 
Тима и ростовские торговцы цветами.
Тима и ростовские торговцы цветами.
Примерно в это время все и завертелось. Еще во Львове он с ребятами, ставшими потом всесоюзно известной панк-группой «Братья Гадюкины», устраивал спонтанные выставки и те самые уличные хепенинги. А в Ростове познакомился и моментально сдружился с Авдеем Тер-Оганьяном, художником тоже симпатичного облика: чаплиновские усики и чаплиновский же котелок. 
А вскоре Тима буквально влился — на волне портвейна, ибо приличный интеллигент в те времена не мог не употреблять — в радикальное товарищество «Искусство или смерть», созданное студентами и выпускниками художественного училища имени Грекова.
 
Каноническое зарождение «ИиС» было описано Максом Белозором в «Волшебной стране» (самой смешной книге о Ростове. — Ред.): «Принесли два рюкзака «Алазанской долины» и стали ее пить. Вася Слепченко захотел показать всем кружочки от банок на своей спине. Он порвал рубашку, потом майку и показал. Праздник продолжался. Время от времени кто-нибудь кричал: «Кружочки!», и Вася показывал. Было очень весело. Звонили в колокол, Юрий Леонидович Шабельников пел красивым голосом казачьи песни, а старый Валерий Иванович Кульченко стоял перед ним на коленях и плакал. 
Когда всей компанией пошли «на яму» за очередной порцией «Алазанской долины», поход этот сопровождался чем-то типа пионерской речовки, когда Тер-Оганьян выкрикивал: «Искусство!», а ему хором отвечали: «Или смерть!» 
Сергей со своими учениками в ростовской ИЗО-студии. «Он во многих местах подрабатывал», — вспоминает жена Татьяна.
Сергей со своими учениками в ростовской ИЗО-студии. «Он во многих местах подрабатывал», — вспоминает жена Татьяна.
Товарищество не сидело сложа руки: в 1988 году они сделали три выставки, одна из которых, «Выставка провинциального авангарда «Вылкам Плыз» №3», прославилась особо: она была устроена в кооперативном туалете в переулке Газетном. Жанры были представлены такие: «радикальный идиотизм», «осторожный реализм», «тотальный трансдадаизм» и прочие. «Сортирный вернисаж» имел оглушительный успех: репортаж о нем сняла самая популярная программа Центрального телевидения СССР «Взгляд», а ругательные рецензии написали все местные газеты. 

Выставку закрыли уже на следующий день, зато в следующем 1989 году авангардистам дали место в просторном Выставочном зале Союза художников на набережной. Выставка называлась «Италия имеет форму сапога». Поэты Жуков и Калашников попытались въехать в помещение выставочного зала верхом на лошадях, но были остановлены администрацией.

В том же году состоялся и дебют провинциального товарищества в Москве: в фойе гостиницы «Юность» прошла «Выставка, которая не считается, потому что все очень плохо». 
«Это очень занимает меня — провинциализм, — рассуждал, вернувшись из Москвы, Тимофеев в интервью самиздату Галины Пилипенко «Ура! Бум! Бум!». — Его можно возвести в ранг эстетики, но только соприкоснувшись с чем-то совсем передовым. Как чукча, отучившись где-нибудь на романо-германском факультете университета, возвращается в стойбище и становится шаманом со знанием Канта и Гегеля».

1989-й стал и годом создания группы «Пекин Роу-Роу». В мастерской у Валерия Кошлякова (тот работал художником-бутафором в театре музкомедии) произошел судьбоносный разговор Тимы и Кели, Тимофеева и Келешьяна. 
«Сидели с гитарами, — вспоминает Келешьян, — пели песни, пили вино, и Тима вдруг говорит мне: «Давай сделаем группу, классную группу!» Ровно на следующий день он пришел с бумажкой и сказал: «А вот первая песня нашей группы, бери гитару, давай попробуем с музыкой». На бумажке было написано: 
«Я одеваю пальто, ты надеваешь манто, 
Мы выпиваем две бутылки, как положено — винтом! 
Я успеваю сделать шаг, ты успеваешь сделать два, 
От недостатка витаминов чуть кружится голова. 
Но, господи, взгляни, какой сегодня день!
Я нюхаю тебя, а ты нюхаешь сирень — весна!»
Когда я увидел этот текст, то вмиг понял, что у нас будет самая великолепная группа».
«Пекин Роу-Роу» на рок-фестивале в ДК РИИЖТ. Тима в фуражке.
«Пекин Роу-Роу» на рок-фестивале в ДК РИИЖТ. Тима в фуражке.
Мелодию в порыве вдохновения сочинил Келя. Это одна из самых веселых и популярных песен группы — «Весна»: смесь рокабилли, твиста и весенней эйфории. Второй была не менее знаменитая «Шиги-Джиги» (она потом дала название фильму Кирилла Серебренникова, фильм — о группе «Пекин Роу-Роу» и ростовском андеграунде). 

Первое же выступление «Пекинов» на фестивале в ДК РИИЖТ длится полторы песни и заканчивается плачевно в буквальном смысле: музыкантов прямо на сцене обрызгали слезоточивым газом за нежелание заканчивать концерт. Администрация устала от длинного фестиваля и не стала разбираться, кто там только начал.   
Но интерес к музыке у Тимы растет, группа обретает других музыкантов: появляются трубач, тромбонист и саксофонисты из ансамбля Назаретова, а также баянист, скрипачка, контрабасист, флейтист, целое трио женского бэк-вокала (одна из них, Ольга Калинина, стала примой Музыкального театра). 

Теперь это уже целый оркестр, на концертах которого могут появиться и красивые китаянки в национальных халатах, и привокзальные бичи. «Что-то подобное я видел потом в фильмах Кустурицы, — говорит Келешьян. — Мы могли просто найти на улице компанию каких-то колоритных людей и сказать им: «Пойдемте, у нас концерт!»

«Самое интересное, что все эти персонажи поучаствовали в записи: кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то разок во что-то ударил, кто-то шуршал на стиральной доске. Как-то мы нашли старый ксилофон на бабушкином чердаке, на котором не хватало половины клавиш, подвесили его в студии и записали гениальную песню «По улице Садовой», — вспоминал Пивторыпавло («Запрещенные барабанщики»). 

Соратники по товариществу «Искусство или смерть» недоумевают: какая группа, старик? Какие еще концерты и репетиции? Ты художник! Рокеры Ростова тоже не принимают странную группу: «Нам казалось, что «Пекин» — это своего рода балаган. Мы особо не слышали их, просто видели: ни косух, ни узких джинсов, немодные», — вспоминает барабанщик модной группы «Элен» Сергей Черевков.
«Пекины» неполным составом в ростовском дворике, 1990 год.
«Пекины» неполным составом в ростовском дворике, 1990 год.
А Тима тем временем находит спонсоров (советско-американскую компанию) и делает грандиозный перфоманс в парке ДК Строителей — двухдневный «Праздник имени Великой Египетской царицы любви Клеопатры», объединивший художников, поэтов Заозерной школы (Тимофеев обожал этих богемных бродяг Танаиса) и музыкантов. 
Он же продумывает и всю сценографию: огромные картины на заднике, холсты прямо на бетонном полу, атрибут любви — застеленная железная кровать на сцене, стенды, на которых можно рисовать. Приглашает еще несколько групп вдобавок к «Пекину» и двух бездомных — даже они поют в микрофон и танцуют. 

— У него была способность, какую я за все годы карьеры (а я поработал со многими) ни у кого не встречал, — рассказывал Дмитрий Катханов. — Любой, кто находился в радиусе 100 метров от него, вдруг становился талантливым. Я своими глазами видел, как совершенно невзрачные, ничем не примечательные люди вдруг выдавали вещи, которые они никогда бы не выдали. 

Потом, уже в Москве, этот удивительный дар заметит и Дмитрий Дибров. 
Знаменитый бард Геннадий Жуков в фильме Серебренникова дал такое определение натуре Тимофеева: «В восточной традиции это называется Мастер жизни».  

Несмотря на то, что концерты «Пекинов» в Ростове можно было сосчитать по пальцам, группу приглашают в Москву, на всесоюзный фестиваль «СыРок». Выглядят и звучат они сногсшибательно, Тима — в строгом черном пиджаке и безумных клешах, усеянных ромашками (они были сшиты специально для действа и появились позже в клипе «Резиновые ноги»).   
Ростовчане выделяются даже на фоне таких самобытных участников, как «Вороны клюют твои посевы, Джузеппе» и основателя тувинской группы «Хуун Хуур Ту» и «Ят-ха». Но снова остаются непонятыми. «После нашего выступления на «СыРке» какая-то московская дама написала разгромную статью: мол, мы ждали рок, а тут вышла огромная толпа людей в цветных штанишках. Не рокеры, а цыгане какие-то. Мы не вписывались ни в одну тусовку. По понятным причинам — хотелось делать что-то уникальное. В этом жанре, кроме нас, никого нет, ни одну группу туда не всунешь. Какой это жанр? Ну, мы как-то и не удосужились придумать», — смеется Келешьян.  
Зато придумал писатель Александр Житинский (автор «Путешествия рок-дилетанта») — «южнорусский декаденс-бит».
Выставка «Живая сила», 1992 год.
Выставка «Живая сила», 1992 год.
 
Вся популярность группы строилась на разошедшихся по рукам записях: в 1990-м и 92-м вышли два альбома «Бесамемуча» и «Живая сила». Оба записывались в ДК Химиков на крутейшем японском бобиннике Оtari, единственном в городе, и оба — в том сумбурном и веселом хаосе, который постоянно закручивался вокруг Тимофеева. 
К тому времени Тима уже несколько лет как развелся с женой, поскольку кроме всего прочего была у него большая слабость. «Очень любил красивых женщин. Просто трепетал, — рассказывала первая жена Татьяна. — Однажды пригласили нас в компанию. Людей много, но я сразу заметила: столько красивых баб! И он тут же засиял, как лампочка: весь вечер на арене, говорил без умолку». 
Поражались и друзья музыканты, как он «с легкостью элегантного хама знакомился с неприступными красотками, дорогими и надменными, как Снежная королева, и тут же уводил их в манящую даль». 

Но появляется женщина, которая сама берет его в оборот — яркая блондинка Виктория (сегодня жена художника Дмитрия Врубеля). И вместе с ней осенью 1992 года Тима уезжает в столицу. 
В Москву, в Москву! Чуть ли не вся ростовская богема, как чеховские сестры, стремится выбраться из провинции и развернуться во всю мощь. И действительно выбирается почти целиком. 
В столице события разворачиваются стремительно. Уехавший первым Авдей Тер-Оганьян занимает коммуналку в московском доме под снос и придумывает делать там художественную галерею по четвергам. Потом к нему присоединяются Кошляков, Дубосарский и другие. Так появляется артистическая сквот-коммуна и теперь уже исторически знаменитая «галерея на Трехпрудном». За 2 года в ней проведено 95 выставок. Провинциальные авангардисты становятся центром внимания столичной тусовки. 
Сергей со второй женой Викторией.
Сергей со второй женой Викторией.
А Тима вскоре попадает на телевидение, причем на крупный пост. Головокружительная карьера начинается с чечетки на рояле. В автобиографической книге «Раб лампы» Дмитрий Дибров подробно вспоминает, как Тима ворвался в его жизнь: «Тусовка происходила в намеченных на снос якиманских развалинах… Сережа возвышался над толпой, и не только в силу урожденной долговязости: просто он бил чечетку на рояле. Он был как-то продет в синюю школьную форму, претерпевшую, впрочем, дизайнерскую метаморфозу. Скучные школьные пуговицы были спороты, вместо них пиджак оказался снабжен дюжиной крошечных пуговичек от чего-то крайне изящного. Брюки не были подшиты, но все равно они не доставали до голых щиколоток. Носков у Сережи не было». 

Простой и нахальной просьбой «возьми меня на работу на телек» Сереже удалось обескуражить даже Диброва: «От такой наглости я даже отпустил талию своей спутницы». Расстались они на том, что Тимофеев за неделю должен сделать логотип канала и нарисовать кадр с диктором. То есть, по сути, работу целого дизайн-бюро. 
«Знал ли этот человек с голыми щиколотками, как годами устраиваются в Останкино выпускники Суриковки, как потом годами лепят из папье-маше шляпки мухоморов для детских передач, потихоньку спиваются и ждут, чтобы кто-нибудь хоть на пушечный выстрел подпустил их к настоящей работе? Знал ли он, что стоит за незатейливой фразой «нарисовать кадр»?».

Но он откуда-то знал. Ровно через неделю он приглашает в сквот Диброва, а Дибров зовет друга — главного дизайнера ЦТ СССР Алексея Пищулина. И Тима разворачивает перед гостями лист ватмана. 
«Минут пять минут я честно пытался сообразить, — пишет Дибров, — по какому общему признаку соседствуют здесь самые разные предметы и сущности: одни выписаны так, будто сфотографированы, иные — вовсе пиктограммы. И тут тишину нарушил голос Алеши: «Это гений. Ты понял, что он предлагает?».
 Уже на следующий день Тима стоял в кабинете генерального директора АТВ Анатолия Малкина «в своей знаменитой школьной форме на голое тело и застенчиво тыкал пальцем в мятый ватман». А еще через неделю ему выписали удостоверение главного художника Четвертого канала Останкино. 
Запись в студии, 1992 год.
Запись в студии, 1992 год.
Для самого продвинутого на тот момент Авторского телевидения Тимофеев придумывает самые продвинутые декорации: ионическая колонна, фикус и картина Гейнсборо, продублированная 16 раз. Дибров уверяет его, что декораторы захотят много денег и будут тянуть с заказом. «Но они художники же?» — уточняет Тима. — «В прошлом да». — «Художников в прошлом не бывает. Ты мне их только покажи, своих декораторов. Будет тебе Гейнсборо».
Об особой энергии и какой-то человеческой легкости говорят все, кто хоть ненадолго сталкивался с нашим провинциальным гением. Подействовало и здесь. 
«Я не верил глазам, — пишет Дибров, — распахивались тяжелые цеховые двери, и за дверями уже высилась построенная раньше срока, невиданная доселе на совковом ТВ декорация с колонной… Рекламщиков победил долговязый парень со стеснительной улыбкой. У него не было денег. Но при нем любой тут же вспоминал, что вообще-то он — художник». 

Тимофеев первым на нашем телевидении сделал рекламу, не рекламируя ничего. Модный и дорогой видеоролик с красивыми девушками. Сам он тоже в нем снимался. Появлялся в конце и говорил только одно: «Все будет хорошо». Предвосхитил социальную рекламу, например, высокохудожественный «Русский проект» Первого канала («Все у нас получится», «Берегите любовь» и так далее). 

Его друг, тележурналист Вероника Богма, рассказывала: «В Москве это был другой человек: чисто выбрит, стильно одет, шикарные ботинки, пальто. Но такой же добродушный. Ужасно радовался тому, что делает, развернул на полу какую-то длинную штуку, показывал, какие будут декорации на канале. Помню, сидим мы в эфире, в кадре группа «ДДТ» с Дибровым, а мы с Тимой за задником, им нарисованным, пьем вино из трехлитрового баллона». 

А потом случилось невероятное и нелепое. Возле ночного ларька с сигаретами Тимофееву выстрелили в живот. Какие-то незнакомые, случайные кавказцы, чем-то он им не понравился. 
Был месяц май. Весна! 10 мая Тима перешагнул возраст Христа, ему только что исполнилось 34. 
Тимофеев Сергей Анатольевич (1959-1993) похоронен на московском кладбище Ракитки.
Тимофеев Сергей Анатольевич (1959-1993) похоронен на московском кладбище Ракитки.
Умирал он шесть дней, лежа в больнице Склифосовского. «Даже склифософская простыня — и та оказалась для него короткой. Он и здесь сверкал голыми лодыжками. Перебитый спинной мозг отказывался признавать их своими, и теперь это была пара фиолетовых дирижаблей», — это тоже из книжки Диброва. 
«Честно? Я плакал. Видя такое дело, Серега отвернулся, чтобы не мешать. 
— Вот говорят, что смерти нет, — потом сказал он. — Она есть. Я ее уже два дня вижу. Вот она сейчас там, в углу потолка. Знаешь, я ведь родился и вырос-то на зоне. Мать служила в ВОХРе, и я при ней. Один из конвоиров как-то хотел поиграть с пацаном. А чем играть? Да тем, что под рукой. Снял ружье и дулом в меня: «Пух-пух!» И осклабился. Это дуло и его цинготные зубы все годы преследуют меня как самое страшное из детства. Вот он и есть на потолке. Все время целится. «Пух-пух!»
 
6 июня 1993 года Тимофеева не стало. Уже много позже Дмитрий Келешьян сравнил его с кометой, яркой и падающей. И действительно, вся история происходила очень быстро. «Пекин Роу-Роу» и «Искусство или смерть» — 4 года. Жизнь в Москве — чуть больше полугода. 
Тима не успел снять фильм: сценарий под названием «Дай мне голову Хосе» был готов. Сделать новые декорации на АТВ. Записать с группой третий альбом: материал имелся, и, кстати, на один из оставленных текстов, «Промокашка», у Дмитрия Катханова есть прекрасная печальная песня, но весна в ней уже совсем иная: «Стонет, стонет за стеною, стонет подлая весна». Издать «Мастера и Маргариту» со своими иллюстрациями. Сделать новую революционную выставку. Да мало ли чего еще.  
Фото: архив Максима Тер-Асатурова.
Тимофеев проиллюстрировал роман Булгакова и сам сделал книгу (в единственном экземпляре) вплоть до тиснения на обложке.
Фото: архив Максима Тер-Асатурова.
«Я, конечно, миллион раз думала, что наворотил бы Тима, если бы был жив, — говорила Вика, став вдовой. — Такая несправедливая, нелепая, нелогичная точка. Ни пика, ни кульминации, он шел к какому-то необычайному расцвету. Попутно делая прекрасные вещи».
Келешьян считает, что иначе быть не могло: «Тима не мыслил себя в обывательской жизни. Он бы не смог, как большинство, — проповедовать авангард, а потом пытаться его монетизировать… На 45-летний юбилей уже мертвого Майка Науменко я позвонил Гребенщикову от Би-Би-Си и спросил: «Что бы сейчас делал Майк?». Он ответил: «В наше коммерческое время таким людям — с детской непосредственностью, со святым и тонким отношением к творчеству — тут не место». А вообще Тиму могли застрелить раз десять, он по краю ходил». 

Сегодня две дюжины песен «Пекинов» живут своей жизнью и, кажется, уже вшиты в подкорку. В чем их секрет? Может, в том, как гармонично Тимофеев соединил высокий и низкий стиль: засыхающую кабачковую икру и замирающую нежную душу. Или в том, что он, как обычно, легко, опередил время. 
А время, как обычно, расставило фигуры по своим местам. «Я довольно долго жил в Германии, — рассказывал Дмитрий Катханов в интервью изданию Colta.ru. — И проводил своего рода исследование: давал своим тамошним друзьям послушать разные наши группы, в том числе и успешные. Это очень хороший тест на талантливость. И на успешных группах они всегда морщились, а когда ставил «Пекин», все всегда были в восторге. Они все говорили: «Это очень круто». И суперпрофессиональные музыканты, и академические, и джазмены, и киношные люди. Вообще все мои друзья, хорошие режиссеры — Попогребский, Хлебников, Бычкова — все они знают «Пекин» и фанатеют от него».
Дочь Тимофеева Алиса и внуки Тима и Алла.
Дочь Тимофеева Алиса и внуки Тима и Алла.
Тимофеев все еще живет в Ростове — теперь в своих внуках. Их двое, мальчик и девочка, дети Алисы. Внуку скоро будет 16. Долговязый, худой, лохматый парень, сочиняющий музыку на компе и пишущий акварелью так, будто учился этому. Зовут его Тимофей, Тима. 
Значит, ничего не кончилось. «Меня очень волнует: почему в алфавите 33 буквы? — как-то написал Тимофеев в ростовском самиздате. — Этого определенно мало. Почему 3 цвета и 7 нот? Осознание этого ограничивает меня. Постоянно хочется ставить знак бесконечности». 
Фото: Алексей Пылаев.
Фото: Алексей Пылаев.

Партнер проекта «Гражданин Ростова-на-Дону» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 600 тысяч человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
«Центр-инвест» известен также как учредитель и организатор ежегодного Всероссийского конкурса среди журналистов на соискание премии им. В. В. Смирнова «Поколение S».

Если вы хотите не пропустить новые выпуски проекта «Гражданин Ростова-на-Дону», подпишитесь на нас в Яндекс.Дзенефейсбуке«ВКонтакте»инстаграме.

Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное