В первой части беседы с Иваном Кононовым, известным телевизионщиком и автором песни «Левый берег Дона», мы поговорили о городе его детства и ростовском характере. А во второй части — о советском и российском телевидении (но в итоге все равно снова пришли к Ростову).
— Вообще-то я никогда не видел себя поэтом-песенником. Стихи для меня были просто отдушиной. У меня была хорошая телекарьера: в 28 лет я уже был ответственным выпускающим программы «Время» главной редакции информации Центрального телевидения, так это называлось. А в 85-м перешел в молодежную редакцию, и очень кстати — началась перестройка.
С Татьяной Митковой, будущей звездой НТВ (слева), Иван Кононов (справа) работал с середины 1970-х в программе «Время».
«Молодежка» тогда была самая передовая! Именно там появилось ток-шоу «12-й этаж» — революционная программа для того времени. То, что в википедии написано «наряду со «Взглядом» — ха! Не наряду, она была первой, настоящим прорывом отечественного телевидения, она впервые соединила тех, кто был страшно далек друг от друга.
Первый выпуск был задорный, комсомольский, вел его Саша Масляков, а я делал репортаж из Тюмени. Но меня быстро перевели в авторы, сказали: «Будешь шеф-редактором». Тут уж я взялся за ум и предложил «лестницу»: в зале сидели вип-персоны (министры, доценты, артисты), а молодежь, к которой так и обращались: «Лестница, вы слышите нас?» — неформально, на ступеньках.
Мы сделали между ними телемост. И вот представьте: студия, где обычно шли тяжеловесные разговоры о политике, и вдруг там же — огромный экран, с которого эта шантрапа задает свои неудобные вопросы. От них прямо волна свежего воздуха пошла, вау! И эта волна сбила напрочь весь официоз.
Эдуард Сагалаев (главный редактор молодежной редакции ЦТ) в обход Комитета по вещанию показал «12-й этаж» людям «наверху», а те уже понимали, что перестройка, дело идет к переменам — и нам разрешили дать это в эфир. И это была просто бомба! У нас выступали «Кино», «Машина времени», «Зодчие» с Юрием Лозой и много кто еще. А среди первых участников «лестницы», я об этом узнал недавно, был юный Сергей Брилев — сейчас замгендиректора телеканала «Россия 1».
Когда в 1989-м состоялся знаменательный и громкий I Съезд народных депутатов СССР, все говорили, что «это как 12-й этаж». То есть мы даже прообразом политического тренда стали.
Времена были охренительные. Мы колбасили там по полной! За хулиганство получали не мы, а Сагалаев. А мы собачились с ним, когда он говорил, что «вот это надо убрать». Письма нам приносили мешками, написал даже великий писатель Астафьев: «Молодцы, ребята, так держать!» И в то же время в ЦК КПСС пришло письмо от Юрия Жданова, моего земляка, ректора ростовского университета: «Давить, гнать, выжигать каленым железом!» (Смеется.) Сын оказался верным продолжателем принципов отца. Дал нам перцу. Но поскольку времена были не те, от него отмахнулись.
Советское ток-шоу «12-й этаж». На переднем плане — ведущий Александр Масляков, в центре анфас — главный редактор молодежной редакции ЦТ Эдуард Сагалаев, справа от него Иван Кононов.
А «Взгляд» появился потому, что ЦК КПСС дал распоряжение сделать молодежную ночную программу.
Они, конечно, большие молодцы, но и внутри этой великолепной команды были свои разборки: Любимов, Захаров, Листьев, они пришли с Иновещания и были варягами для нас. Наши, Мукусев, Политковский, не очень-то ладили с ними. «Варяги», ребята с понтами, считали: всё, что было до них, — дерьмо. Они делали капитализм. Эти ребята хорошо знали Запад, в отличие от нас, валенков. Я-то первый раз за границу попал в 86-м. А Саша Любимов — сын разведчика, родился в Лондоне. Захаров — из семьи дипломата. Листьев — международник. Они все это нюхали уже и органично стали переходить на новые рельсы.
Мы с Сашей Любимовым поспорили как-то об этом. Я считаю, что их команда и сделала российское телевидение таким, каким оно получилось в итоге. Именно они стали вытаскивать на экран западный формат, первым появилось «Поле чудес» — аналог американского «Колеса фортуны». Потом Влад Листьев сделал клон программы Ларри Кинга (знаменитый американский телеинтервьюер) — «Час пик», даже подтяжки надел такие же. Для нас, коренных телевизионщиков, это было поперек горла: ну как можно так беззастенчиво копировать чужие программы? Стыдно же! Мы что, сами не в состоянии придумать? Ведь был у нас «Телескоп» Димы Крылова, «Что? Где? Когда?» бессмертный, «КВН».
А потом это стало нормой. И когда я, уже заматеревший, приходил к друзьям-начальникам с новым форматом, мне говорили: «Старик, ты клево придумал. Но хрен его знает, как оно пойдет. Мы лучше купим «библию» (это сценарий, где покадрово расписано, как надо снимать уже раскрученную передачу) и сделаем тютелька в тютельку. Ну, со своим колоритом, конечно». И это по-капиталистически правильно, это бизнес, коммерция. Но мне всегда хотелось делать свое.
Хотя самое первое коммерческое ТВ было «Авторское телевидение», которое сделали наши ребята из «Молодежки». Толя Малкин, Кира Прошутинская и ваш покорный слуга. Я там был вице-президентом. Но не был учредителем, что потом мне аукнулось, конечно. На АТВ у нас были и Владимир Ворошилов, и Владимир Познер, и вообще кого только не было: Угольников, Парфенов. Первые клипы Кортнева появились на АТВ. Короче, все самое топовое было здесь.
Потом нам дали Четвертый канал. Не целиком, он был учебный, но самые «вкусные куски». Главным режиссером там стал ростовчанин Дибров, а главредом — ростовчанин Кононов. И мы, считающие себя самыми крутыми, решили: а на хрена нам искать ведущих, когда мы и сами ведущие будь здоров! В 93-м мы устроили там сумасшедший Новый год. Телезрителей поздравлял Луис Альберто из сериала «Богатые тоже плачут», бразильский актер. В полночь, вместо президента. Веселились, как могли.
И как только мы развеселились чрезмерно, раскочегарили этот канал, нарисовался магнат Гусинский, который увел у нас Четвертый канал. Друзья мои, Женя Киселев, Олег Добродеев, предупреждали: «Кононов, смотри, будем канал забирать. Не валяй дурака. Пойдешь к нам главным редактором?» — «А куда к вам?» — «Ну, тут будет частный канал». — «Какой еще частный канал? А как я АТВ брошу?» Такой вот я дурак-патриот. В общем, отказался.
Короче говоря, на нашем месте появилось НТВ.
Диму Диброва довольно быстро убрали, Гусинского он раздражал. И, знаете, за что его убрали, за то его потом везде и брали — за разбитную эту ростовскую манеру.
С Дмитрием Дибровым.
«Будка гласности» — это моя гордость. В ней даже Никсон был, экс-президент США. Я и мой соавтор Леша Гиганов, мы в конце 1990 года создали вековую мечту телевизионщиков — perpetuum mobile, вечный двигатель, который работал сам по себе. Не нужно было писать сценарий, готовить гостей. Человек заходил в будку и минуту что-то там говорил, один на один со страной.
Мы понятия не имели, что они говорят. У человека была просто одна минута эфирного времени. Ни корреспондента с вопросами, ни оператора. Только он и глаз телекамеры.
Мы долго это пробивали. Все говорили: да и так гласность уже из каждого утюга, что тут нового? Пробили. И оказалось вот что: да, гласность, все говорят, что хотят, но чисто психологически это было совершенно другое действие. Это были люди, которые себя чувствовали штучно. Если угодно, каждый из них был ростовчанином. Сам по сэбе.
Будка стояла даже на Красной площади. А еще — во многих других местах Москвы, и по стране поездила. В Киеве в нее зашел Ричард Никсон, рядом с ним ни помощников, никого, он, как дурак, смотрит в эту камеру, никак не может понять, чего его сюда запихнули, чего ему надо делать, что-то промычал и ушел. Но это дорогого стоило. Вот просто посмотреть на него, на голубчика, какой он сам по сэбе. А вот он такой: зашуганный, не очень уверенный в себе человек.
Там не было сногсшибательных откровений. Редко кто даже матом ругался. Часто спрашивали: «Сколько это стоит?» И второе: «Не посадят ли?» Говорили простые понятные вещи, но как они себя вели, что ощущали — это было написано на их лицах, и это было самое интересное. И интересно до сих пор. Это парад-алле эпохи. Точный отпечаток времени.
«Будка гласности», я считаю, это был прообраз соцсетей. Ко мне как-то с НТВ обратились: давайте сделаем что-то подобное. Но ничего не вышло, конечно. Кому она нужна теперь, эта будка гласности, когда она у каждого в руке?
Последним авторским всплеском для меня был канал «Звезда», который мы получили в 2005-м. Я был продюсером спецпроектов, а спецпроектами было вся продукция. И прелесть, и ужас было в том, что нас тогда практически никто не видел.
Но другая заноза ноет у меня. Я слышал, что хотели в Ростове на Левом памятник Шуфутинскому поставить и улицу именем Ундрова назвать. Мне ничуть не обидно, что меня в этом списке нет. Но вот уже лет двенадцать я пытаюсь пробить идею большого летнего фестиваля «Левбердон». Я назвал это Фестиваль искусств и предпринимательства. Там было бы все: и песни-пляски, и выставки-продажи, и точки общепита. Собирай и делай. Года три назад губернатор мне сказал: «Все, Ваня, делаем обязательно». Но выделил мне жалких три миллиона на все про все. Я гордо отказался. За три миллиона я сделаю в Москве, в ресторане. А на Левом берегу такого масштаба мероприятие делать за 3 миллиона — это смешно. Короче, нужен генеральный спонсор.
Автор мюзикла «Левбердон» в одноименной тельняшке ростовского дизайнера Владимира Овечкина.
Между прочим, Жора Крыжовников, когда снял фильм «Горько», объяснялся, почему в сцене, где молодожены приезжают в ресторан Геленджика, у него звучит песня «Левый берег Дона». Крыжовников говорит: мол, специально поехал по ресторанам черноморского побережья и стал спрашивать: «Какую песню у вас чаще всего заказывают?» И все как один дружно сказали: «Левый берег Дона»!» — «Что я мог еще вставить?!»
Первую часть беседы с Иваном Кононовым можно прочесть вот здесь.
