Преподаватель из города Шахты Максим Максименко — основатель ростовского поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» и один из тех, кто стоял у истоков движения в стране. Четыре года (2014–2018) он курировал деятельность «ЛизаАлерт» по всей России (кроме Москвы и Московской области).
Только в ЮФО Максименко участвовал в поисках не менее 3000 пропавших людей.
— У меня все началось с Крымска в 2012-м. Приехал помогать во время наводнения, просто не мог остаться в стороне. И там заметил группу людей, которые выглядели, как профессионалы, но при этом не были силовиками. Позже в пабликах прочел, что это члены недавно появившегося отряда «ЛизаАлерт». Я нашел их, оставил свой телефон, и через два месяца мне позвонили.
Первый мой поиск — 9-летняя девочка. Приехала с родителями на берег Дона, пошла гулять вдоль реки и не вернулась. Мы сделали все, что могли: прочесали местность, дно реки. Ее не было нигде. Это единственный не найденный нами ребенок в Ростовской области. Она до сих пор в наших ориентировках.
На тот, первый в истории ростовского отряда, призыв откликнулось 35 человек. В итоге из них осталось шестеро, и мы до сих пор вместе. С августа 2012 года здесь все и началось. На тот момент отряды «ЛизаАлерт» были в Москве, Подмосковье и Иваново. Сейчас по стране 59 отрядов.
Максим Максименко.
«Заклейки» — самая нелюбимая задача для новичков. Самая негероическая. Приходит человек в штаб, глаза горят: «Дайте мне задание!» А ему: «Вот пачка ориентировок и квадрат для заклейки». И такое разочарование страшное на лице… Но по нашему опыту, именно эти негероические задачи в 80% случаев приводят к результату.
Это наш «невидимый фронт» — инфогруппа, труд которой внешне незаметен, но количество работы просто невероятное. Они обзванивают друзей, знакомых, больницы, морги, репостят ориентировки в соцсетях, ищут свидетелей. Да, это не те люди, которые на фоточках в камуфле на невероятных вездеходах, но те, кто на вездеходах — это красивая вершинка айсберга.
С полицией у нас хорошие отношения. Вначале с их стороны было непонимание: кто такие, откуда взялись? Но последние годы мы сотрудничаем профессионально. Теперь, когда вы звоните в полицию, вам расскажут и о нас.
Мы не переходим границ. Во внутренних инструкциях у нас прописано, что надо различать опрос и допрос, осмотр-досмотр. Мы обычные граждане.
У нас нет права нарушать неприкосновенность частной собственности. Вот работаем мы по дачному массиву, ищем — и натыкаемся на заброшенный дом с замком. Объект наносится на карту, звоним в полицию: «Товарищ капитан, есть дом. Посмотреть бы вашим». Или возникло подозрение, что пропавший упал в подземный коллектор, люк открыт. Никто из нас туда не полезет — обращаемся к МЧС.
Как я для себя принял решение идти искать незнакомого человека? Меня зацепила история, с которой все началось… Пятилетняя Лиза, в память о которой назван отряд, ушла гулять с тетей в подмосковный лес, вечером они не вернулись. Родители обратились в полицию. Там активных действий не предприняли — праздновался День города, и все силы были брошены на охрану порядка. Они сказали: «Не переживайте, вернутся». Родители пошли по знакомым, собралось около 200 человек, которые уперто искали 9 дней.
Осознание, что 8 дней Лиза чудом была жива, и искавшие опоздали всего на сутки, так меня потрясло… Тогда у меня были первые походы в полицию: «Здравствуйте, я доброволец, со мной тут группа, хотим помочь найти человека». Над нами смеялись, не доверяли, говорили, что мы занимаемся ерундой. Первые 2–3 месяца. Но я продолжал гнуть свое.
За 9 лет моей работы в «ЛизаАлерт» в Ростовской области подано около 5 000 заявок о пропавших. Это непрерывный процесс. Звонки, свидетельства, сбор информации. Это никогда не заканчивается. Нет такого, что взял отпуск и выключил телефон. Ни разу за эти годы. Да, были моменты, когда хотелось сказать: «Всего доброго!» — и сменить номер и адрес. Главное вовремя взять себя в руки.
Я не выключаю телефон никогда. Я могу не услышать звонка — может вырубить, мы не супермены ни разу. Но когда проснусь и увижу пропущенный, сразу перезвоню. Бывало, что приходилось срываться и на Новый год, и в дни рождения детей, у меня двое сыновей. Но, во-первых, жена у меня тоже работала в «ЛизаАлерт» — оператором горячей линии, она все понимает, а во-вторых, есть люди, которым я доверяю, которые могут меня подменить. Очень важно иметь тыл, свою команду.
Какое минимальное число людей в отряде? Я знаю регионы, где было всего 2 энтузиаста, но они очень хотели, чтобы это заработало. А когда очень хочешь, рано или поздно вокруг тебя соберутся такие же сумасшедшие. В нашем деле избитый слоган «быть, а не казаться» сильно работает. Долгое время казаться отрядом не получится ни у кого.
Поиск 83-летнего Василия Крестильникова, Новошахтинск, Ростовская область. Октябрь 2020 года.
Те, кто звонит в «ЛизаАлерт», часто ждут от нас нереального: что через полчаса после их звонка выступит кавалерия, вылетит авиация и 200 человек выйдут строем. Все чаще звучит фраза «вы должны». «Вы должны пойти и отсмотреть 6 гектаров леса». Все чаще мелькает «куда на вас пожаловаться?» Пожаловаться вообще-то есть куда: на горячую линию отряда.
В поиске очень важны первые 24 часа. Есть железная статистика: если человек пропал в природной среде, и заявка сделана в день пропажи, то в 80% случаев его находят живым. На вторые сутки вероятность падает до 50%. Но это когда человек хочет, чтобы его спасли. Грубо говоря, типаж «грибник»: человек заблудился и мечтает выбраться.
Сложнее всего, если заблудился в лесах средней полосы России: на поиск в квадрате 1000 на 1000 метров у добровольцев уходит от 6 до 12 часов. Но все знают, что человек, бабушка или ребенок, ждет помощи — и отдадут все силы.
Был запомнившийся поиск в Нижегородской области года три назад: мальчишечка 4-летний в лесу заблудился: пошел к палатке с мамой, а ушел в другую сторону. Его искали 4 суток, срок почти безнадежный. Лес там огромный. Ночью в лесу всегда холодно, даже летом; любой взрослый замучается: высокая влажность, одежда порвалась, комары. А он выдержал. Такой мужественный ребенок. Как он продержался — загадка. Можно сказать, чудо спасло. Такие истории, на природе, зачастую плохо кончаются.
Что касается городского поиска, а в Ростовской области 98% поисков именно такие, то много, например, самовольных уходов, из-за взаимоотношений. Такого человека сложно искать, он не хочет, чтобы его нашли. Это и подростки, и вообще любой возраст, чаще мужчины. Но тут проблема в другом: в заявке нам не говорят, что накануне была жуткая ссора или пьяная сцена. Нет, обычно пропал ангел — отличник, игравший на скрипке, или мужчина, которого в семье все обожали.
Если вы хотите найти человека, надо решиться выложить всю правду. Эта информация дальше меня и инфорга никуда не пойдет. Нам не интересно сплетничать. Но мы применяем уже другие инструменты. Ведь если в семье все было хорошо, а человек вышел и исчез, то мы вынуждены предполагать криминал или несчастный случай.
Криминал в отношении несовершеннолетних почти всегда связан с изнасилованием. Относительно взрослых — грабеж и убийство. Похищений, связанных с выкупом, было всего два за мою практику. Это были дети. И это ситуации из ряда вон.
Один поиск врезался в память — он длился неделю. Неделя страшного напряжения. Пропала 9-летняя девочка, которая позвонила в домофон, но не дошла до квартиры. Ее похитили прямо у подъезда, мужчина собирался потребовать полмиллиона. Спустя неделю ребенка нашли в багажнике его машины — живой и невредимой.
Однажды ребенку на момент пропажи было только 20 минут. На момент заявки о похищении — 2 часа. Женщина родила на улице, прохожие вызвали скорую, врач принял роды. Но откуда-то выскочил агрессивный гражданин (считавший себя биологическим отцом), выхватил этого ребенка у матери и сбежал. Сотрудники полиции здорово среагировали, мы тоже. Поиск занял меньше трех часов.
Распечатайте карту своего района и начертите фломастером маршруты своего ребенка: школа — дом, секция — дом, место прогулки — дом. Объясните: вот эта дорога занимает у тебя 10 минут, она людная, всегда освещена; эта — 5 минут, но идет через подворотни и гаражи. И правильная дорога — именно длинная.
Поиск 5-летней Даши, Раздольненский район Крыма. Ноябрь 2019 года.
Самая ужасная ошибка, когда мама потерявшегося ребенка никуда не обратилась, а взяла и повесила у себя в инстаграме его фото, прилепила «спасите-помогите», десять эмодзи со сложенными ладошками и свой номер телефона. Это начало кошмара, которым обернется жизнь. Толку от этого поста — ноль, но зато буду комменты и про проститутку, и про наркоманку, и их будет тысячи. Мы вынуждены это читать, вдруг зацепка; всю эту мерзость пропускать через себя тяжелее, чем прочесывать лес. Такие комментарии пишут идиоты…
Фото это останется в интернете, даже если его удалить. И кто-то, кто любит разгонять свои паблики, возьмет вашу фоточку, поставит платный номер телефона и со словами «срочный репост» запустит гулять по Сети годами.
Телефон ваш тоже разойдется широко — среди психов, псевдосвидетелей, экстрасенсов и мошенников: «перечислите 2 000 рублей, и я расскажу, где ваш ребенок». И вот тогда-то будет очень легко потерять единственно важный звонок с нужной инфой.
Но, к сожалению, многие сначала делают пост, а потом уже обращаются в полицию и к нам.
Да, дети знают, что говорить с незнакомым дядей нельзя, котенка ходить смотреть нельзя. Но все равно уходят с чужими — мы проводили эксперименты. Дело в том, что есть набор «бабаек», который передают из поколения в поколение: подозрительный дядя, подозрительная конфетка, котенок, цыгане. А в жизни вариантов куда больше. Взрослый хитрее и коварнее, он тоже знает все эти клише. Вместо подозрительного дяди может быть совсем неподозрительная бабушка или милая девушка. Очень простые ситуации разыгрываются: «Твоей маме стало плохо, она ушла домой, просила тебя привести». И все, ребенок доверчиво идет.
Перечислить все уловки невозможно, но есть универсальный подход: любой нормальный взрослый должен обращаться с разговором и за помощью не к ребенку, а к другому взрослому. Обращение незнакомого человека к ребенку уже тревожный звонок. Если ребенок очень вежливый, он должен сказать: «Извините, я пошел», а лучше молча развернуться и уйти.
Важный момент: когда мы говорим «незнакомый взрослый», надо выяснить, что это значит для ребенка. Вы должны обсудить с ним, кто в вашем круге считается чужим, а кто своим. Уверен, ваши круги могут не совпадать. Скажем, папа всегда здоровается с соседом, улыбается ему, и ребенок автоматически причисляет соседа к своим. А он совершенно чужой.
Человеческое равнодушие часто приводит к трагедиям. Иногда оно еще и помножено на инструкции: «А мы не обязаны следить за больным». Уход из больницы — это настолько обыденная ситуация, и она так страшно иногда заканчивается. Уже много лет не могу спокойно говорить об этом случае… (Глубоко вздыхает.) Это было в Подмосковье, там осенью всегда не хватает наших людей: грибной сезон, масса заявок. Были годы, когда мы всей страной подключались к средней полосе, и в тот раз мне случилось быть инфоргом.
Потерялся дедушка с проблемами памяти, ушел из дома. На 3 день на горячую линию позвонила девушка: «У меня родственник в больнице, и тот, кого вы ищете, похоже, лежит с ним в одной палате». Она позвонила часов в десять вечера. Я оповестил родных. Они обрадовались: «Мы прямо с утра приедем, спасибо вам!», больница от них на другом конце области.
Приехали с утра, заходят в палату — лежит на кровати дедушкин пиджак с паспортом, полисом, а он, кстати, как неизвестный был принят в больницу: не мог о себе ничего сообщить. Более того, в паспорт вложена записка с их телефонами... А деда нет. Они разминулись с ним на полчаса всего! Охрана больницы даже видео с камер отказалась показать: «Мы не обязаны за вашими родными следить».
Собрали людей, вышли искать, но пусто. А еще часа через четыре нам сообщили о «поездной травме»: старик попал под электричку. Вы не представляете, каково мне было говорить об этом его родным. Много лет прошло, а я каждый раз очень тяжело эту историю вспоминаю. Но она настолько показательна!
Медработники и правда не могут задержать человека, у них нет такого права. Они связаны законом о врачебной тайне, которая не позволяет им сообщить, что такой-то лежит у них. Санитарка в Краснодарском крае увидела ориентировку и тут же позвонила нам прямо из ординаторской: «Вот он, только что поступил!» Коллеги это услышали, ее уволили.
Последние 3 года я читаю курс в ДГТУ — «Поиск пропавших в городской среде силами добровольцев». Это совокупный опыт отряда, статистика, аналитика, практика. 100–150 человек выпускаю в год.
Есть незыблемые вещи в любом поиске. Ну, например, звонки в больницы. А есть то, что с годами изменилось. Когда-то мы были уверены: если загнать 100 человек в лес и выстроить их цепью, то мы быстро всех найдем. Это абсолютно неверно. Цепь рвется на третьем шагу и не дает эффекта. Сегодня поисковая группа — это 3–5 человек.
Поиски стали более технологичными. Наша айтишная группа пишет программы под задачи наших картографов. Широко используем беспилотники.
На 14 октября у нас в поиске 49 человек: это те, кто не найден и сегодня, и за все время существования отряда. Обычно за месяц теряется 20–40 человек. Но лето 2021 года вдвое превысило максимальные показатели за 9 лет. Началось с мая, каждый месяц — 100 заявок, рекордным стал август — 114.
Сейчас ежедневно отрабатываем в среднем по 2 заявки. Кто-то найдется через час, кто-то никогда. Но найденных живых у нашего отряда за все время больше 2 тысяч человек.
Это проект журнала «Нация» — «Соль земли. Второй сезон»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.
