В мае 2025 года Новочеркасску исполнится 220 лет. Вместе с банком «Центр-инвест» мы делаем подарок городу-имениннику: рассказываем истории 20 его уроженцев и жителей, которые прославили столицу донского казачества. Этот проект станет финалом трилогии, в которую также вошли «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога».
Герой выпуска — Матвей Платов, атаман Донского казачьего войска, генерал от кавалерии, основатель Новочеркасска.
Рассказать историю Платова мы попросили Александра Григоренко — уроженца Новочеркасска, ныне известного красноярского писателя и журналиста, в разные годы финалиста литературных премий «Большая книга», «НОС», лауреата премии «Ясная поляна».
«Портрет М. И. Платова, генерал-аншефа». Худ. Ф. Вендрамини. 1813 год.
Жизнь Матвея Ивановича Платова — война. Почти бесконечная, с краткими промежутками, которые, по сути, были передышкой и подготовкой к новой войне. В них же уместились и семья, и тихие житейские радости, и важные государственные дела, среди которых перенос столицы Земли войска Донского на новое место.
Даже детство и отрочество его на Дону, где мальчика сначала садили на коня и только потом он учился ходить, говорить, можно считать началом этого долгого военного похода.
Казачья магия
Боевая биография Платова описана подробно и во множестве жанров: от документальной прозы до украшенной фантазиями беллетристики. Нашему современнику, желающему увидеть жизнь Атамана первым, пока самым далеким взглядом, достаточно знать, с кем воевала Россия между двумя датами — 4 декабря 1771 года и 20 июля 1816-го. Во всех тех войнах Матвей Платов участвовал, каждая из знаковых военных вех — Очаков, Измаил, Прейсиш-Эйлау, Бородино — есть в его судьбе. Исключение составляет разве что Швейцарский поход Суворова: там Атамана не было, в чем виновны особые обстоятельства…Что касается двух упомянутых дат, то первая — штурм Перекопа, боевое крещение 17-летнего (по другим сведениям, 19-летнего) полкового есаула Матвея Платова. Вторая — выезд генерала от кавалерии, графа, почетного доктора права Оксфордского университета, атамана Войска Донского из Санкт-Петербурга на малую родину, где он проведет полтора по-настоящему мирных года своей жизни — только последних: 3 января 1818 года Матвей Иванович отойдет к Господу в деревне близ Таганрога и будет с величайшими почестями похоронен в Новочеркасске.
В потомственное графское достоинство Платов был возведен в 1812 году. Родовой герб утвержден в 1816-м. Под щитом расположен девиз «За верность, храбрость и неутомимые труды».
Если начать со взгляда чуждого, то этот феномен осознается Западом на протяжении двух-трех веков, имеет вполне четкий образ, который связан не только с внешностью и образом жизни, но прежде всего с характером военной работы казаков.
В XVII — начале XIX веков европейские сражения при всей их подлинной кровавости являли собой некий вид театра, пусть страшного, но красиво-захватывающего. Десятки тысяч шикарно одетых мужчин, выстроенных в геометрически идеальные формы, под роскошными знаменами, блистая кирасами и начищенными штыками, с утра становятся на открытой местности друг против друга и начинают взаимоубийство с динамичным перемещением масс пехоты и потоков конницы.
Военная работа казаков — противоположность этой «красоте». Их дело не только совершать рейды по тылам и флангам во время сражения, не только преследовать и добивать, но главное — не дать врагу вздохнуть на всем пространстве и протяжении войны, возникать как из-под земли и так же исчезать, истреблять днем и ночью, стать его ужасом, ломать его волю к продолжению войны.
Хотя Платов доказал, что казак при надобности универсален, он может и крепости штурмовать, и биться в пешем строю, главная его работа — именно такая.
Воевавшая с нами Европа этим ужасом прониклась — и создала себе образ бородатого чудища на коне с пикой и саблей, врывающегося в просвещенный мир из архаической глубины, под которой подчас подразумевались не одни казаки, но собственно Россия.
Казак глазами французского художника. 1814 год.
Орлом шумишь по облакам,
По полю волком рыщешь,
Летаешь страхом в тыл врагам,
Бедой им в уши свищешь;
Они лишь к лесу — ожил лес,
Деревья сыплют стрелы;
Они лишь к мосту — мост исчез;
Лишь к селам — пышут селы.
Еще раньше у Гаврилы Романовича Державина Платов — «страшный вождь» и «как бы колдун», слитый с природой и заполняющий собой все пространство войны:
В траве идешь — с травою равен;
В лесу — и равен лес с главой…
Кстати, Державин, в чине подпоручика гвардии Преображенского полка, и войсковой старшина Матвей Платов участвовали в одном общем деле: ловили Пугачева.
В старинной песне «Славим Платова героя» Атамана вообще не могут найти «среди русских войсков», и только казаки знают, где его сыскать… Платов невидим и вездесущ, каким и положено быть «летящему ужасу».
Но не только в поэзии, а и в действительности Атаман обладал такого рода «магией».
У него было две личных встречи с Наполеоном, обе в июне 1807 года во время переговоров Александра I с императором французов в Тильзите.
В книге исследователя истории казачества Владимира Лесина «Атаман Платов» есть такой, воссозданный по рассказу очевидца, эпизод. Бонапартий узнал, что полководец, причинивший ему множество неприятностей под Прейсиш-Эйлау (жесточайшая битва между французами и русскими в Восточной Пруссии 7-8 февраля 1807 года; было убито и ранено около 50 тысяч человек с обеих сторон. — «Нация»), искусно владеет луком — «экзотическим оружием башкир и калмыков» и захотел это увидеть.
Наполеон и Александр I на французском медальоне «Миниатюра на тему Тильзитского мира» 1810-х годов. Этот мирный договор был заключен летом 1807 года по итогам войны, в которой Россия помогала Пруссии. Тогда победившей стороной стала Франция.
Во время встречи Наполеон был любезен, с похвалой отзывался об искусстве казаков, их неутомимости и маневренности, расспрашивал об организации Войска. Платов вовсе не собирался посвящать императора в тайны тактики донцов. Отвечал двусмысленно и закончил примерно так:
— Ваше величество, можно, конечно, посадить француза на коня и дать ему в руки пику, но казака из него все равно не получится. Казаком надо родиться!
Наконец пришло время являть высокому гостю искусство стрельбы из лука. Необыкновенная ловкость и проворство уже немолодого воина привели Наполеона в изумление. В восторге он несколько раз подбегал к Платову, хлопал его по плечу, поздравлял и напоследок уговорил принять от него на память табакерку со своим портретом, осыпанную драгоценными каменьями. В свою очередь Платов подарил Наполеону прекрасной работы лук, из которого только что стрелял. Вернувшись на квартиру, Матвей Иванович вынул камни из табакерки и с первой оказией отправил дочерям. Портрет же Наполеона пока оставил у себя».
При второй встрече, по Лесину, Наполеон открыто игнорирует Атамана среди других генералов, сопровождавших российского императора, «в упор не видит».
Накануне Платов отказался принять орден Почетного легиона, заявив, что ордена дают за службу, а он Бонапарту никогда не служил и служить не собирается. Так ведь и другие наши полководцы не приняли, но игнорировал он только Матвея Ивановича, совсем недавно восхитившего его «варварским» искусством стрельбы из лука.
Другой очевидец вспоминал это так: «Непонятно, что сделалось с Наполеоном: он изменился в лице, отскочил от него и не ушел, а убежал в другую горницу. Граф Платов со свойственным ему всегда равнодушием шепнул мне: «Что испугался он меня, как кабана?» Вероятно, Наполеон почувствовал, что встретил своего победителя».
Можно лишь предполагать, почему «испугался, как кабана». Наполеон нутром почуял нечто «иное» — противника, отличающегося чем-то особенным, чего не было ни в Александре Павловиче, ни в других русских генералах. Ту самую «магию» Атамана и самого казачества; то, что Западу было совсем незнакомо и пугающе чуждо.
«Портрет Матвея Ивановича Платова». Худ. Д. Доу. Около 1819—1825 годов. Из коллекции Государственного Эрмитажа.
Атаман был плоть от плоти, кровь от крови донским казаком, но с большинства его портретов, особенно парадных, написанных англичанами Джорджем Доу и Томасом Лоуренсом, на нас смотрит европейский аристократ, джентльмен, не имеющий в себе даже намека на любой из возможных «варварских» образов. Таким, надо полагать, он и был, когда ездил с Александром I в Тильзит, а позже в Лондон.
Воля Империи
В 1919 году, в разгар Гражданской войны, в Новочеркасске при штабе Донской армии — «белого казачества» вышла брошюра «Очерк политической истории Всевеликого Войска Донского». Главным образом, говорилось в предисловии, для ознакомления «наших Союзников об исторических судьбах и государственном значении Донского казачества», отчего книга была издана также на французском и английском.Поскольку сверхзадача очерка — снискать симпатии европейцев, авторы делают постоянный, до навязчивости, акцент на «глубоких демократических традициях» казачества, многократно отмечают их сходство с «непосредственной республикой» в кантонах Швейцарской Конфедерации. Далее — вполне известная история о том, как казачество на протяжении всей своей славной истории по мере сближения с центром теряло вольности, испытывало притеснения, однако, уверяют авторы, в казаке по-прежнему сидит глубинный демократ…
В общем, все это так. Дон в ранние свои времена часто был заодно с Москвой, подарил — в лице Ермака — русскому царю Сибирь, но Москва долго общалась с Доном через Посольский приказ — как с иностранной державой, и выдачи с Дона не было, и казак служил прежде всего казачьему братству, а потом уж всему остальному.
«Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем». Худ. В. Суриков. 1895 год. Из коллекции Государственного Русского музея. На картине изображено сражение 1582 года между казачьей дружиной Ермака и войском сибирского хана Кучума.
Платов, поставленный императором во главе войска Донского в 1801 году, видится уже высшей и последней точкой этого вхождения. Атаман был предан Империи весь без остатка, он стал органической, неотъемлемой ее частью.
Никакого «глубинного демократа» в Платове не водилось; он безмерно любил Дон, но никакой «республики» в нем и близко не видел. Он знал преданья старины, чтил их, но ни капли от Булавина, тем более от Разина, в нем не было.
Платов стал таким, каким был нужен Империи, вплоть до внешности. Немногие знают, что Матвей Иванович придерживался старой веры, во всяком случае, старообрядцы и сейчас считают его своим.
Предстоятель Русской православной старообрядческой церкви Корнилий в докладе к 270-летию Платова приводит старую казачью песню, в которой есть такие строки:
Государь его любил,
К себе в гости попросил,
Ему бороду обрил…
И далее поясняет: «Из этого стиха видно, что, приблизив к себе Платова, государь велел ему сбрить бороду, которая в те времена украшала лица казаков-старообрядцев. В дальнейшем мы действительно видим на портретах атамана Платова отсутствие бороды: в то время при царском дворе в угоду западной моде все мужчины были бритые. Хотя в свое время Наполеон сказал, что если бы русский император отрастил бороду, то русские были бы непобедимы, так он был впечатлен победами казаков».
Спустя много десятилетий после смерти Атаман вновь попадает в Великую русскую литературу примерно в вышеупомянутом «бородатом» и гротесковом образе: это бессмертный «Левша» Николая Лескова и написанная по мотивам повести пьеса «Блоха» Евгения Замятина, где гротеск доведен до предела.
В том сказочном пространстве Платов живет при двух императорах, Александре и Николае Павловичах, чего в действительности не было (Атаман скончался в 1818 году), и, не являясь центральным персонажем, выполняет одно-единственное действие: блюдет честь русской Империи. К ней он самозабвенно ревнует все иноземное и, ежели надо, готов без раздумий дать и в ухо, и в рыло, но добиться, чтоб тульские, равно как и все прочие «шельмы собаческие», не осрамили Родину перед англичанами; а когда сам государь впадет в очарование заграничными блестяшками — одернет и грубо-вежливо вернет в национальное русло…
Казак Платов и император Александр I в Англии. Иллюстрация Кукрыниксов к повести «Левша». 1974 год.
Но от Империи же Атаман и пострадал. Имеется ввиду его трехлетнее пребывание в узах в 1797-1801 годов: сперва в ссылке в Костроме, потом в каземате Петропавловской крепости (оттого и пропустил Швейцарский поход фельдмаршала Суворова).
Павел I — политический и психологический прообраз Никиты Хрущева, делавший по восшествии на трон все «поперек матушке» — увольняет со службы прославленного в сражениях и отмеченного императрицей генерал-майора Платова, согласившись с обвинениями, суть которых мутна: то ли растрата, то ли укрывательство беглых крестьян… Скорее всего, это был просто один из бесчисленных эпизодов мести матери — Екатерине Великой.
Платова отправляют в Кострому, в ссылку, которую он делил с другим русским героем, тогда еще совсем молодым Алексеем Ермоловым. Потом случается невероятный зигзаг судьбы, Платова возвращают на службу, отдают саблю, и, взяв ее в руки, он говорит: «Вот она-то меня и оправдает». Фраза оказалась роковой: Павлу донесли, и, естественно, он расценил ее как намерение «поднять Дон». И вместо свободы, которая была уже перед самым лицом его, оказывается Матвей Иванович в каземате.
Освободился витязь-батюшка таким же невероятным образом, как и сел. В январе 1801 года Павлу Петровичу взбрела в голову новая и последняя для него дурь — Индийский поход. Император решил, что возглавить его может только такой человек, как Платов. Он лично принял Атамана, рассказал ему про свою ненависть к Англии, которую надобно уязвить через главную колонию, и отправил с войском в никуда.
И Платов повиновался без единого «но». Пока войско шло — императора задушили гвардейским шарфом. Его сын Александр I вернул казаков восвояси.
Эти три года были, пожалуй, единственным поражением Атамана: он, непобедимый, был тут бессилен, как дитя.
Рождение героя
Малый объем дает возможность пройтись только по самым-самым вершинам боевого пути Платова, да и то не по всем, поскольку война, повторю, это практически вся жизнь нашего героя. Кстати, не такая и короткая для его времен — 64 года…В 12 лет сын войскового старшины Ивана Федоровича Платова уже служил в атаманской канцелярии. К бумаге юный Матвей интереса не имел, и, как утверждает исследователь Лесин, до 22 лет вовсе грамоты не знал, а его «запойное чтение» с раннего детства — выдумка восхищенных им ближайших потомков (в которую, между прочим, верится, когда читаешь витиеватые письма Атамана). В семнадцать Матвей Платов — есаул и женат на дочери войскового атамана Степана Ефремова.
Вскоре состоялось его боевое крещение. Батька ушел «воевать турку», оставил наследника на хозяйстве, но тот, едва отцов конь скрылся из виду, сбежал от мирной жизни. Разумеется, на войну.
Первый бой Платова — штурм Перекопа 14 июня 1771 года под командованием генерал-аншефа Василия Долгорукова. Командующий обещал офицерскую шпагу первому, кто пробьется на фас крепости, однако по результатам штурма шпаг пришлось раздать много. Матвей оказался одним из храбрецов, был отмечен генералом, а через немногое время получил под начало полк и чин войскового старшины. Но Перекоп был только прелюдией.
На тогдашнем Дону война была даже не профессией, а естественным мужским предназначением (таким же, как у женщин вынашивать и рожать), и наверняка были казаки, не уступавшие Платову в смелости, владении оружием и даже в командирских талантах. Но во многом загадка судьбы Атамана объясняется тем, что он очень рано родился именно как герой, прославившийся далеко за пределами малой родины. Для людей талантливых и обостренно честолюбивых ранняя слава — атомный реактор всей последующей жизни.
«Конный портрет графа Платова, атамана казачества». Мастерская Рича и Эванса. 1815 год. Лондон.
Полки Матвея Платова и Степана Ларионова сопровождали из Ейска на Кубань обоз с провиантом. Вечером расположились на возвышенности у реки. К утру дозорные сообщили о приближении вражеской силы, которой страшно сказать сколько…
Ларионов, бывший на десять лет старше Платова, предложил сдать обоз, чтоб сохранить людей, но Матвей сразу отказался, фактически взял командование на себя, и, как будет сказано в отчетах о бое, полковник Ларионов только «следовал сему примеру храбрости».
Платов приказал выстроить повозки кругом — вагенбургом, послал двух казаков за помощью к подполковнику Бухвостову, а сам обратился к товарищам с речью (которую намеренно привожу в том цветастом виде, в каком она попала в русские героические повести): «Друзья мои! Вы видите сами, какая сила татар окружает нас! Нам нужно биться с этой силой — и победить ее или лечь костьми, как поступали наши деды!.. Не будем же мы русские, не будем донцы, если устрашимся проклятого татарина!
Дон не забудет вашей услуги, а если суждена вам славная смерть, то знайте, что вы положите головы в честном бою за край ваших отцов, за православную веру, за ваших братий, за матушку-царицу — за все, что есть на земле святого и драгоценного для русского чувства!»
Татары прислали парламентеров, предложили сдаться — их прогнали, битва началась и закончилась на закате. Подоспевший отряд подполковника Бухвостова увидел — почти буквально — гору вражеских тел и изможденных казаков в вагенбурге. Потери татар составили более полутысячи только убитыми, казаки потеряли погибшими 8 человек, 15 пропали без вести.
Даже по меркам эпохи «молодых львов Екатерины» это была поразительная победа — пусть и не в масштабном сражении на большой войне. О ней тут же узнали в столице.
«Петербургские ведомости» рассказали своим читателям о подвиге Матвея Платова, — пишет Владимир Лесин. — Корреспондентом правительственной газеты был предводительствующий Второй армией генерал-аншеф князь Долгоруков».
О молодом герое заговорили казаки. Он стал известен военным. Узнали о нем и высокие начальники. Подвиг, совершенный им на реке Калалах, был отмечен золотой медалью с изображением императрицы и надписью на обороте: «За ревностную и усердную службу Донского Войска Полковнику Матвею Платову».
Блестящая победа, медаль от царицы, генерал-аншеф в роли журналиста — все сошлось в одну точку. Появился новый екатерининский лев.
Спустя десятилетия Денис Давыдов напишет: «Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, то пусть приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие».
После Калалаха было много чего: пугачевщина, Кавказ, Очаков, Кушаны, где он отличился и получил чин бригадира… И что, пожалуй, еще важнее — в его жизни появились Суворов и Потемкин, и оба ему благоволили.
Потом настала очередь Измаила, который поднял Платова на еще более высокую ступень славы. В штурме неприступной турецкой крепости казаки участвовали на равных с прочими войсками, показав свою способность к любой военной работе. Для 27-летнего бригадира Платова победой стал не только штурм, но и военный совет, ему предшествовавший.
Марка «Взятие Измаила». «Почта СССР». 1940 год.
Владимир Лесин так рисует эту картину:
«Полководец кинулся на шею Платову и, обнимая его, приговаривал: «Матвей Иванович, голубчик, казак, герой! Не сомневался, ей-богу, не сомневался, благодарю, душевно благодарю».
И довольный рассмеялся.
Наградив каждого звучным поцелуем, Суворов закрыл заседание совета: «Сегодня — молиться, завтра — учиться, послезавтра — победа или славная смерть».
Штурм крепости был назначен на 11 декабря 1790 года».
Герои Измаила были приняты при дворе. Эта победа открыла молодому донцу двери в самые высокие, царские обиталища, к которым он до конца дней (за вычетом Костромы и Петропавловской крепости) будет близок. Не в силу особых способностей к дворцовым интригам (хотя Матвей Иванович и в этом деле неплохо разбирался), но потому как царствующие особы все более убеждались в его незаменимости.
В самом финале боевой жизни Атамана император Александр Павлович возьмет его в Лондон, дабы вместе пожинать лавры победы над Наполеоном. О чем впоследствии пожалеет: английская публика проявит к пожилому воину куда более восторженный интерес, чем к самому императору. Александр покинет Британию раньше Платова: как уверяют, из-за не сложившихся отношений с английским принцем-регентом, но, возможно, и по причине ревности к славе Атамана.
Матвей Иванович остался дожинать лавры, и с принцем, кстати, у него все сложилось прекрасно. Он был осыпан наградами, подарками, а самым оригинальным приобретением стала — нет, не механическая блоха — тамошняя актриска Элизабет, которая будет его, по-нынешнему говоря, гражданской женой и только после смерти Атамана вернется на родину. При этом по-русски говорить так и не выучится.
Актриса была очарована Атаманом, надо полагать, по той же причине, по которой сама Европа — от аристократов до простолюдинов — была очарована победителями корсиканского чудовища. «Примирители Европы» шествовали сквозь ликующие толпы, женщины ножницами срезали волоски с гривы Атаманской лошади, чтобы сохранить их, как реликвию… Это буйство — не только от радости, что кончилась большая тяжкая война.
Запад, наконец, очень близко увидел ранее малознакомую им силу — русских. Которые не только показали свою военную мощь, но и вели себя как-то странно, нетипично — и «страшные казаки» в том числе.
«Казаки в саду Тюильри». Немецкий художник Георг Эмануэль Опиц в 1814 году оказался в Париже и стал свидетелем пребывания там русских казаков. Художник создал множество натурных акварельных зарисовок.
Француженке Полине Гебль, будущей жене декабриста Ивана Анненкова, было 11 лет, когда пришли русские: «14 января 1814 года в Сен-Миель вступили донские казаки. Их расставили по домам. На нашу долю пришлось тоже порядочное число… Одни сменялись другими. За донскими казаками, которые составляли авангард, шли пруссаки, потом австрийцы, баварцы, саксонцы, и снова русские, но мы им были рады. Они были очень тихи и невзыскательны и удивляли нас своею кротостью и вежливостью. Только им не нравился наш белый хлеб, они просили все черного и жаловались, что вино не довольно крепко».
Девочке Полине было с кем сравнить русских: «…а самыми несносными и дерзкими были австрийцы, их мы терпеть не могли» — и всей прочей Европе тоже. Она знала о сожженной Москве и наверняка догадывалась о той же участи множества русских деревень и городков. А тут — победитель не мстит и недоволен только тем, что хлеб не черный и вино не крепкое. Европа будет ломать голову — как это объяснить и понять. Потом она все объяснит и поймет по-своему — без намека на благородство. После краткого восхищения в культурную сферу вернется страшный cosaque, позже явятся обезьяньи морды в буденовках…
Французская карикатура «Высшее счастье казака — пить и воровать». В XIX веке слово cosaque («казак») во французском языке получило дополнительные значения: «хам», «мародер». Появились прилагательное cosaque — «жестокий, грубый», существительное cosaquerie — «внезапное вторжение вражеского отряда, заканчивающееся грабежом» и «жестокость, совершаемая с радостью», глагол cosaquer — «оглушать», причастие cosaqué — «потерпевший обращение, подобное казацкому», в женском роде — «изнасилованная», выражение à la cosaque — «нахрапом», «наскоком».
Пожалуй, самое главное мирное дело Атамана — перенос столицы Земли войска Донского из Черкасска в Новочеркасск.
Черкасск (теперь станица Старочеркасская) — родина Платова, там он появился на свет 8 августа 1753 года.
Городок этот считался главным на Дону с 1644 года, за прошедшие полтораста лет видел и врагов, и пожары. Но самой главной его бедой были наводнения, терпеть которые войсковому начальству становилось все тяжелее, отчего у нового атамана появились мысли о переносе столицы.
Однако вначале Платов предпринял попытку отстоять Черкасск.
В 1802 году из Петербурга на Дон прибыл знаменитый инженер, француз на русской службе, Антонио де Романо. Он разработал проект спасения Черкасска от разрушительных паводков путем строительства валов и системы каналов, по которым избыток воды должен уходить в Дон и дальше в море. Проект, возможно, был действительно хорош, но крайне дорог.
Наводнение в Старочеркасске. Начало XX века.
Проектировал новую столицу другой иностранец на русской службе — голландец Франц де Воллан, поистине великий человек, которому своим обликом обязаны Одесса, Тирасполь и другие города нашего юга, создатель гидросооружений на российском северо-западе.
В отличие от Черкасска, застроенного как бог на душу положит, его преемник имел строгий план, как уверяли современники, по «парижскому образцу».
Что касается Атамана, то его роль в переносе столицы заключалась не столько в выборе места, выбивании денег и прочих административных вопросах, сколько в решении другой весьма трудной проблемы.
Попросту говоря, сам Черкасск, его население, не хотел переезжать, поскольку на новом месте нет Дона, а есть две малые речушки, да и вообще — зачем? Казачья упертость — штука известная, но Матвей Иванович сделан был ровно из того же теста, к тому же у него власть.
Вначале, соблюдая традиции, он пригласил для совета представителей десяти станиц, и девять из них высказались против переезда. Платова это ничуть не остановило. Атаман вообще отличался гранитной уверенностью в том, что знает «как надо» — и на войне, и в прочих обстоятельствах. Его доходившее до лютости упорство, связанное с основанием новой столицы, современники осудят, но история оправдает вчистую.
7 ноября 1804 года Платов представил Александру I план де Воллана, который императору понравился, и он его утвердил.
Далее Матвей Иванович понесся лавой на всех несогласных и сомневающихся. Сама церемония закладки города, по его замыслу, должна была поразить воображение казачества. Михаил Астапенко воссоздает ее в своей книге: «18 мая 1805 года по приказу войскового атамана тысячи казаков с воинскими знаменами и регалиями были вызваны для участия в церемонии закладки новой столицы. От каждой донской станицы здесь присутствовало по три подростка: этим Платов хотел продлить в народе память о столь знаменательном для Дона событии… Здесь прежде всего заложили войсковой собор во имя Вознесения Христова. Затем была заложена Александро-Невская церковь, гостиный двор, войсковая канцелярия, гимназия. После этого начались грандиозные народные гуляния».
Новочеркасск, Московская улица с видом на Атаманский дворец. 1870-1889 годы. Снимок Т. Я. Иванова. Экспозиция Новочеркасского музея истории донского казачества.
Однако, несмотря на потрясенное церемонией воображение, население по-прежнему упиралось. «Особо упорствовали в этом старочеркасские казаки, — пишет Михаил Астапенко. — Платов, потеряв терпение, от уговоров перешел к действиям и велел принародно сечь непокорных казаков, не желавших переселяться в Новочеркасск, что вызывало в них еще большее озлобление и против атамана, и против новой столицы».
Подобный опыт уже был в его карьере. В 1792 году Матвей Иванович усмирял бунт казаков, не желавших перебираться по императорскому указу в Таврию, действовал тем же методом и своего добился. А здесь переселение шло досадно медленно, строители не укладывались в сроки. К тому же на новом месте были трудности с водой, и появилась даже поговорка «стоит Новочеркасск на горе́ — казакам на го́ре».
Вскоре начнутся наполеоновские войны, потом Отечественная война, и Платову надолго станет не до своего детища. К нему он вернется только в конце жизни. Настроение народа начнет понемногу меняться, и город уже приобретет явственные очертания, которые Атаман дополнит двумя триумфальными арками — в честь величия казачества, победы над Наполеоном и для встречи царя. Платов будет ждать государя в гости и, не зная с которой стороны венценосец подъедет, на всякий случай построит две…
Они и сейчас есть. Как и сам южный город, утопающий в зелени и горячем воздухе, увенчанный золотом Вознесенского Войскового собора, в котором упокоился Атаман — после лихих поворотов донской и русской истории. Он и посмертно, прахом своим в них участвовал.
Первый памятник в Новочеркасске был установлен в честь основателя города Платова к 100-летию атамана. В 1923-м он был убран с постамента и передан в Донской музей согласно декрету Совнаркома «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг». В 1993-м памятник вернули на исконное место в центре города перед Атаманским дворцом. (Снимок Т. Я. Иванова 1869 года из фотофонда Новочеркасского музея истории донского казачества.)
Атаман и сейчас там незримо присутствует, лежит на «досадной укушетке» — он все помнит и знает, как надо…
Партнер проекта «Гражданин Новочеркасска» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 1 млн человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
В 2021-2023 годах «Нация» и «Центр-инвест» создали проекты «Гражданин Ростова-на-Дону» и «Гражданин Таганрога».
