«Батя вернулся с выставки монументалистов, говорит: как на своих похоронах побывал»

Мало кто из наемных сборщиков фермерской клубники знал, что часто приезжающий на подработку пожилой мужчина — известный в Ростове скульптор. В бригаде вообще мало интересовались, кто кем был до девяностых. Главное, что после него на грядке не остается ни одной ягоды: не халтурит мужик. Честно отрабатывает всю смену. Да и байки весело травит во время перекуров. Иногда, правда, разогнет спину, задумается о чем-то и посмотрит в высокое небо. Долго смотрит, пока сын его не подойдет и не окликнет: «Батя…»
Только тогда Геннадий Митрофанович Снесарев опомнится и снова опустится к земле. Она нередко становилась постаментом для его скульптур: прямо из земли растет его «Древо жизни» (другое название «Природа») на площади Мичурина, по земле на Пушкинской улице бегут морские волны и скользит его Золотая рыбка.
Художник-монументалист Снесарев крепко стоял на этой земле, хотя всю жизнь и смотрел в небо.

Эльбрус, кукурузник, этюдник

Гена Снесарев родился в 1928 году в семье минераловодских учителей — «шкрабов», как их тогда называли, то есть «школьных работников». Рос очень бойким мальчишкой, не хулиган, но постоять за себя и за младшего брата Колю мог.
Когда Генке исполнилось 14, семья потеряла отца: умер от болезни в оккупированном немцами городе. Гена стал за старшего в семье. Вместе с братом собирал в горах хмель на продажу, потом стал охотой промышлять, много чего перепробовали. Вот с тех времен и осталась у Геннадия Митрофановича жилка добытчика: все — для родных. Сам умел всегда обходиться малым.

— После войны отец подрабатывал альпинистом, поднимал грузы на Эльбрус, — рассказывает сын Снесарева Егор. — На яках довозили грузы до определенной высоты, а потом до «Приюта 11», это гостиница для альпинистов на высоте 4050 метров, мешки и ящики несли уже люди из местных.
В это же время отец серьезно занимался летным делом в ДОСААФ, тогда это было очень распространено. К тому же, что немаловажно, юным парашютистам в Кавминводах после прыжков давали пирожки с повидлом. В голодные послевоенные годы — серьезный аргумент в пользу занятия тем или иным делом.
Батя летал на кукурузнике, совершал прыжки, инструкторы настойчиво советовали ему продолжать — идти в летчики или парашютисты. Он подумал-подумал и... поступил в Ростовское художественное училище.Почему Снесарев решил стать художником, сын Егор у него никогда не спрашивал. Воспринимал работу отца как данность. Может, увидел Генка кого-то из художников за работой: в Кавминводы многие на этюды ездили, — понравилось, стало интересно. Тем более, в семье долгое время хранился деревянный этюдник, якобы подаренный заезжим живописцем. А может, просто природный талант взял свое. Так или иначе, в конце 1940-х Снесарев поступает в Ростовское художественное училище, оканчивает его, а в 1951 году становится студентом Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени Мухиной. Проучившись один курс на отделении художественной обработки металла, решает перевестись на монументально-декоративную живопись. Сделать, правда, это было непросто.

— Но отец так хотел перевестись, что провернул очень рискованный трюк, — вспоминает Егор со смехом. — Он запер в туалете какого-то высокого чиновника, приехавшего в «Муху» с инспекцией. И не выпускал, пока не получил обещание, что точно переведут.

Окончив мухинское училище, молодой художник-монументалист уехал туда, где начался его творческий путь — в город Ростов-на-Дону.

Она была актрисою

Карьера молодой актрисы, выпускницы театрального училища, Сашеньки Букатовой складывалась неплохо. Еще будучи в Свердловске, она в 1959 году снялась в массовке фильма «Город на заре» — о первых строителях Комсомольска-на-Амуре. Камера, вспоминали очевидцы, ее любила и выхватывала из общей массы статистов.
Позже, уже на сцене ростовского ТЮЗа, молодая актриса тоже подавала большие надежды. Фактура у Александры была востребованная: крупная девушка — как звезда того времени Нонна Мордюкова. Но потом случилась чисто театральная история. Две актрисы были назначены на одну и ту же роль — Риты Осяниной в спектакле «А зори здесь тихие». Сашу из театра, как говорится, «ушли». Были попытки работать на радио. Но чтобы закрепиться там в штате, нужно было подсидеть кого-то. Честная и гордая девушка этого не умела да и не хотела.В то непростое время у Саши Букатовой была одна отдушина — общение с ростовской творческой интеллигенцией. Интересное для себя общество она нашла в доме Геннадия Снесарева. Собирались, обсуждали новости мира культуры, хвастались своими успехами. Саша лечила там душу.
Двери Снесарева были открыты для всех. Красть там было нечего, даже мебели не было. Однажды Саша пришла и увидела хозяина лежащим в углу, в туристическом спальнике, с высокой температурой. Процесс лечения перерос в отношения, Саша осталась у Гены на всю жизнь.
Вскоре нашлась и работа, ей предложили место экскурсовода в Ростовском областном музее изобразительных искусств.

— Мама была без профильного образования, без званий и регалий, — рассказывает Егор Снесарев, — поэтому местные искусствоведы поначалу на нее ополчились. Но она так взялась за эту работу! Искала редкие факты, готовила интересные лекции, экскурсии. И ведь она была актриса: умела эффектно подать материал. Директор музея Юлия Леонидовна Рудницкая, побывав на маминой лекции, сказала: «Наконец-то появился человек, которого можно послушать».

Со временем Александра Петровна стала большим профессионалом, к ее мнению как искусствоведа прислушивались деятели местной культуры. Особенно когда дело касалось монументального искусства, которым занимался ее супруг. Иногда вставала горой на защиту новых идей художника Снесарева.— Отец иногда предвосхищал свое время, как все гениальные люди, — говорит Снесарев-младший. — Мыслил масштабно, специфика работы такая. Быть может, он не всегда мог точно описать свои идеи словами. Вот мама и выступала как переводчик, она приходила вместе с ним к заказчику и объясняла, что такое монументальное искусство. Говорила, что есть арт, артист, артист балета, артист цирка. Артист балета не может выступать на арене. И наоборот, цирковой артист не может петь оперу. Но все это арт, все это артисты. Так и здесь. Есть художники-живописцы, графики, иллюстраторы. А есть — художник-монументалист. Он и это может, он это все знает, но у него другие задачи, другой масштаб. И важны соотношение этого масштаба и архитектуры, понимание того, как архитектура влияет на зрителя и как все это передать, заложить мысли, образы с помощью выразительного, очень мощного, но открытого и понятного «языка». Мама была настоящим сподвижником отца.

Поле для поколения созидателей

В Советском Союзе были такие лозунги: «Культуру — в массы!» и «Искусство принадлежит народу!». Художники-монументалисты подошли к реализации этих лозунгов ближе всех других творческих деятелей. За их искусством не нужно было идти в кинотеатр, музей или филармонию. Просто гуляй по улицам города, смотри — и увидь. Стрит-арт по-советски: мозаики, барельефы, сграффито, витражи, объемно-пространственные композиции, — все это украшало Ростов благодаря творчеству Снесарева и его коллег. Геннадия Митрофановича по праву стали называть родоначальником этого вида искусства на Дону. Именно он организовал в городе новую творческую секцию и производственный цех монументально-декоративного искусства.В 1988-м 60-летний Снесарев был еще полон сил и идей. Выйдя на пенсию, решил снова подняться на Эльбрус. Просто так, чтобы доказать себе, что может. И ведь дошел до «Приюта 11», дальше не пустили инструкторы, побоялись, что здоровье пожилого альпиниста не выдержит. Но не выдержала страна…

— В 1992 году отец съездил на последнюю выставку монументального искусства в Туле. Приехал и сказал: как на своих похоронах побывал. Он понял, что все идет к концу, что советское монументальное искусство больше не нужно, — вспоминает сын. — Отец не был коммунистом. Но воспитан был на Кодексе строителей коммунизма, все это не звучало вслух, но в сердце было. Знаете, он мне всегда говорил, что наш главный праздник — 12 апреля, день полета в космос. День созидателей, первопроходцев. Еще в 1918 году появился ленинский план монументальной пропаганды советского образа жизни. И главным событием этой работы стал полет советского человека в космос. Да, через несколько десятилетий.
В моем отце, и в матери тоже, цель созидать была заложена с детства. Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, власть — народу, искусство — в массы: для них это были не просто слова, а призыв к действиям. Это было поколение созидателей.
А тут перестройка, потом 90-е, все бросились делить социалистическую собственность. Батя сражался. Был революционер, за справедливость. Если чувствуешь за собой правоту, говорил, стой до конца. Отстаивал территорию Комсомольского парка, там, где могила погибших в войну комсомольцев. И выставочный зал на Набережной, и Дом художника на Большой Садовой. Батя участвовал во всех этих баталиях, лозунги писал. Это же способ мышления такой плакатный. Он мог на любую злобу дня классный плакат сделать. «Как это так? — считал отец, — делали все вместе, а достанется кому-то одному?».

Заказов уже не было, существующие работы скрывались от взгляда за новыми зданиями. Так признанный мэтр монументального искусства Геннадий Снесарев оказался в наемных бригадах на фермерских полях.

— Мама очень переживала, что он, знаменитый художник, вынужден работать в поле. А папа говорил: ты не переживай, на этом поле сейчас вся интеллигенция, лучшие люди города. Но дома все время что-то придумывал, рисовал, набрасывал. Много бумаг осталось с его эскизами, — заканчивает рассказ об отце Егор.Возможно, в архиве Геннадия Мирофановича Снесарева мы найдем проекты, которые станут новой визитной карточкой Ростова? Так же, как его работы на Театре кукол, Речном вокзале, на входе в зоопарк.
Интерес к советскому монументальному искусству сегодня растет. Не зря потомки восстановили снесаревскую «Рыбку и волну»: искусство снова пошло в массы.