Хабенский о своем режиссерском дебюте, фильме «Собибор»: «Мы малые веса не берем, неинтересно»

Вчера в Ростове прошел предпремьерный показ фильма Константина Хабенского «Собибор». Хабенский впервые выступил как режиссер и сыграл главную роль. Лента посвящена единственному в истории Второй мировой войны успешному побегу из немецкого лагеря смерти — из польского Собибора. Этот побег организовал ростовчанин, советский офицер Александр Печерский (подробный рассказ со свидетельствами очевидцев о подвиге читайте здесь).
Хабенский провел в Ростове почти целый день: открыл памятник Печерскому во дворе гимназии №52 (гимназию также переименовали в честь героя), познакомился с донским губернатором и презентовал свой первый фильм ростовским зрителям. По всей России ленту начнут показывать 3 мая. Как все было — в репортаже «Нации».

Александр Печерский.

«Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю эту полегли когда-то, а превратились в белых журавлей...»
Школьный двор, голос Бернеса из динамиков, дети, одетые в форму красноармейцев времен Великой Отечественной — атмосфера 9 мая. У постамента, замотанного в белую ткань, толпятся чиновники, поисковики из «Миус-фронта» и других клубов и журналисты с камерами. Нервничающие учительницы пытаются выстроить школьников в ровные ряды для торжественной линейки. Директор рассаживает ветеранов.
— Так, надо дополнительный ряд, а то сейчас родственники Печерского приедут, а им не хватит, нехорошо будет.
Из школы торопливо выносят дополнительные стулья.
— А Хабенский не приедет, говорят, забухал на Левом берегу, — топорно шутит кто-то в толпе журналистов.
Но Хабенский приезжает: под щелчки камер выходит из огромного черного «Ленд Ровера» в окружении охраны. У входа в школьный двор он встречается с главой региона Василием Голубевым — и несколько минут до начала торжества говорит с ним.
— Знаете, Константин, наша Ростовская область в последнее время стала местом, где большое внимание уделяется кино: мы уже давно занимаемся созданием кинокластера. «Тихий Дон» у нас снимали, сейчас «Платов» снимают — это сериал про известного донского атамана Матвея Платова. Вообще у нас перспективный в этом смысле регион, да и город, возможно, что вторую часть сериала «Ликвидация» будут снимать в Ростове.
— Да, это было бы логично, в принципе, — сдержанно соглашается Хабенский.
— У нас возможно создавать киностудии, очень много интересных мест, — продолжает Голубев. — Может, слышали, есть такой город у нас, Азов, старый, с любопытной историей. В XVII веке там была крепость…Рассказ Голубева прерывают организаторы: пора начинать. Губернатор и актер идут сквозь толпу журналистов и школьников к микрофону — произносить торжественные речи.Хабенский как будто немного утомлен. Говорит мало, с паузами, тщательно выбирая слова:
— Хочу поделиться с вами радостью того, что может сотворить человеческая память. Я счастлив, что она дожила до сегодняшнего дня — память людей, которым Александр Аронович Печерский спас жизнь. Мы открываем бюст, школа будет носить имя этого великого человека.
Сегодня вы увидите фильм, посвященный людям, которые прошли через испытания. Хочу сказать спасибо ветеранам, которые сидят передо мной. И призываю всех максимально поддерживать людей, на чью долю выпали страшные страдания.
Голубев и Хабенский развязывают красную ленту и стягивают белое полотно: бронзовый Печерский грустно глядит куда-то в сторону.Музыку делают в два раза громче, высокий женский голос поет: «над миром вновь ликует светлый май, в который раз мы празднуем победу...»
К подножию бюста кладут букеты гвоздик. К Хабенскому подходит сухонький ветеран в орденах и что-то сбивчиво рассказывает — актер кивает и улыбается.Потом он замечает, как пожилая женщина в темном платье — дочка Печерского Элеонора Гриневич — плачет, сотрясаясь, в первом ряду. Хабенский гладит ее по плечу и пытается успокоить, музыка играет громко, и не слышно, что он ей говорит.Затем, преследуемый толпой журналистов, идет фотографироваться со школьниками.
— Константин Юрьевич, давайте к нам, к нам! — кричат учительницы.
— Константин, пару вопросов! — наседает молодая журналистка с блокнотом.
Хабенский вежливо отказывает, терпеливо ждет, пока его снимут с детьми, и устремляется обратно к своему «Ленд Роверу».— Можно сфотографироваться… Автограф… Одно фото… Моя дочка вас так любит…
— Простите, но не сегодня, поймите меня.
Хабенского увозят в новый кинотеатр «Горизонт Cinema&Emotion» (рядом с ТРК «Горизонт» на Нагибина): там через пару часов, после пресс-конференции, впервые в России покажут «Собибор».
— Ой, так хорошо, что Хабенский приехал, все так чисто стало, — замечает продавец магазина радиодеталей рядом со школой. Как и многие, он вышел посмотреть на знаменитость. — Неделю точно убирали! Деревья покрасили, подкопали что-то… Я вообще считаю, что в Ростове надо еще всякие саммиты G8 устраивать — вот жизнь была бы! Хотя в таких случаях убирают только на улице. Если Хабенский зайдет в какой-нибудь ростовский двор, то обалдеет, конечно.— Я буду краток, — заявляет Хабенский в начале пресс-конференции. Вместе с ним в креслах сидят продюсеры, представители фирмы-прокатчика, фонда Печерского. — Сразу скажу, на кого рассчитано кино: на зрителя, который умеет чувствовать, сопереживать и не боится проявления своих эмоций. Возраст такого — от 12 лет и до бесконечности. И уточню: это не документальная лента. Если — если! — вы эмоционально подключитесь к этой картине, это будет правда, и она тут одна, — правда чувственная. Я считаю, что истории на подобную тему не могут сниматься с холодным менторским подходом: они должны рвать зрителей на куски.
С журналистами актер ведет себя терпеливо и учтиво: благодарит за вопрос (даже если он повторяется), называет по имени. Самые частые слова Хабенского — «эмоция» и «чувство».
— Я снял честное кино, в которое вложил свои чувства и эмоции, дальше судить вам.
Образ Печерского, по словам актера, должен показать превращение «советского человека» в «просто человека»:
— Я хотел представить на зрительский суд советского человека, которого больше всего волнует общественное, пятилеточное, коллективное. В фильме с ним происходит перелом: его начинает волновать он сам и окружающие его люди, он признается в любви девушке рядом с ним. А вообще, давайте выдохнем, выпустим эту историю в свет и посмотрим, стоит ли мне дальше идти по режиссерскому пути.
На многие вопросы Хабенский отвечает лаконично, одним предложением.
— Поляки (международная премьера прошла в Варшаве 23 апреля) в своим инстаграмах восторженно сравнивают «Собибор» со «Списком Шиндлера». Почему вы взялись за такую сложную для дебюта тему?
— А мы малые веса не берем, неинтересно.
— С кем было легко, а с кем тяжело работать — как режиссеру? В фильме снялось много звезд…
— Вы знаете, у нас в фильме в нескольких сценах появляется лошадь, но и с ней было легко.
— Тут люди говорят, что ваш фильм посмотрел Путин: что сказал?
— Это вам стоит спросить у тех людей, которые «говорят».
Много и с удовольствием Хабенский рассказывает про Польшу:
— То, что премьера прошла в Варшаве, это фантастическое событие. Я не знаю, каких сверхусилий это стоило прокатчикам. И этот фильм там восприняли правильно: не как спекуляцию или провокацию, как это раньше казалось СМИ, а как историю людей.
Потом двое журналистов начинают вздорить: кому первому задавать вопрос.
— Вежливые люди в Ростове, конечно, — устало замечает Хабенский. — И, кстати, задавайте вопросы не только мне, но и моим коллегам.
Историю о том, как Хабенский стал режиссером, рассказывает продюсер «Собибора» Эльмира Айнулова:
— Сначала мы предложили Константину сыграть роль Печерского. Он согласился. Во время обсуждений он предложил рассказать не просто историю легендарного восстания, а историю человеческих судеб. Константин очень глубоко погрузился в материал, у него был интересный взгляд на сценарий и сюжет. Мы не устояли и предложили ему стать режиссером. Первые два раза он отказался, на третий согласился. Когда начались съемки, о Собиборе и Печерском начали потихоньку узнавать в России. Это на Западе известная история, у нас нет. Но сейчас для русского зрителя это звучит, как Освенцим.— Погрузиться в историю мне помогли люди, причастные к написанию сценария, например, из фонда Печерского, а также мои исследования воспоминаний самого Печерского и освобожденных узников Собибора. И, конечно, моя фантазия, — подытоживает слова продюсера Хабенский.
Очередной вопрос:
— Мы знаем, что Печерский в обычной жизни был довольно скромным человеком. Что с ним произошло, как он стал лидером-стратегом?
— Честно? Я не знаю. Я знаю только эмоциональный ответ: примерно представляю, что произошло с людьми, которые сделали такой фантастический импульсный бросок — из смерти в сторону жизни. Подробно рассказывать о том, как готовился план, ни к чему. Главное, что их заставило: ужас, страх, бессилие, любовь, этот комок чувств, который дал толчок.
Под конец Хабенский рассказывает про съемки и музыку:
— Все съемки натурные — мы зависели от природы и погоды. В конце каждого дня мы почти не отдыхали, а думали, что делать дальше: планировали последующие дни. Хотя вообще человеку свойственно полежать на диванчике, и это совершенно нормально. Декорации были сделаны по сохранившимся чертежам лагеря. И я сделал так, чтобы там всегда звучала немецкая музыка тех времен: люди должны были погружаться в эпоху, это очень важно.
А что касается музыки к самому фильму: оркестр записал ее на «Мосфильме». А сами композиции сочинил Кузьма Бодров, ученик Башмета. Музыка получилась такая прозрачная, наивная, тонкая, даже детская местами. Но нам показалось, что она все-таки в фильме где-то спряталась, и выпустили отдельный диск с музыкой к «Собибору».
Пресс-конференция кончается, Хабенского снова обступают журналисты.
— Пожалуйста, не трогайте меня. Нет, я не дам вам эксклюзивное интервью. Я был в вашем распоряжении целый час, — устало отвечает актер.«Собибор» в новом кинотеатре «Горизонта» показывают в нескольких залах: кроме журналистов и Печерских, пригласили ветеранов, областных и городских чиновников, представителей поисковых объединений и Военно-исторического общества.
Фильм ожидаемо тяжелый. Газовые камеры, расстрелы, бесчинства немецких офицеров. Экранный Печерский — сдержанный, неразговорчивый. Как и было обещано Хабенским, все это похоже на эмоционально-художественное высказывание без претензий на историчность и документальность.
В зале под конец начинают всхлипывать. После финала — тишина и аплодисменты.
Хабенский подходит к дочке Печерского. Элеонора нервно теребит платок в руках.
— Ох, Константин, такой тяжелый фильм…
— Ну, не комедия, конечно, — говорит Хабенский.
— Я так рада с вами познакомиться. Знаете, я уже 12 лет из дома не выхожу почти, тяжело. Мне так нравятся ваши фильмы. И то, что вы детками занимаетесь. (Фонд Хабенского помогает онкобольным детям, часть денег с продажи билетов на «Собибор» пойдет на благотворительность.)
— Спасибо, стараюсь. Надеюсь, я вас не разочаровал.
— Нет, что вы! Здоровья вам, вашим близким. А можно я вас поцелую?
Дочка Печерского смущенно целует Хабенского в щеку. Трогательный момент фиксируют камеры.Актера уводят на закрытый фуршет перед ночным самолетом. Видно, что Хабенский устал от всеобщего внимания.
— Я смотрела на экран и представляла дедушку, — рассказывает внучка героя «Собибора» Наталья Ладыченко. (Она выглядит не такой эмоционально измученной, как дочь, поэтому я решаю поговорить с ней.) — Он был действительно очень сдержанный. И обсуждать концлагерь с ним было запрещено: мы знали, что это для него очень тяжелые воспоминания, и никогда не лезли с расспросами. Он не был «душа-нараспашку». Но, как рассказывали в семье, когда его в 1947-м не пустили на Нюрнбергский процесс, он сильно переживал, это нельзя было скрыть.
Ну, в фильме есть художественный вымысел, но в допустимых пределах. Странно, что не включили деталь про «счастливую рубашку»: ее дедушке подарила его любимая, он был в ней в день побега, сейчас рубашка в фонде Печерского.
Я плакала, когда они вырвались из лагеря: лица все эти, невыносимо смотреть… Потрясающий момент. Вообще фильм смотрится на одном дыхании, конечно.Многие зрители, особенно в возрасте, не смогли ничего толком сказать про фильм: говорили только, что он тяжелый и его надо переварить. Но все сходились во мнении, что он именно сейчас нужный и важный. Были и те, кто критиковал пренебрежение к деталям:
— У немцев — у всех! — абсолютно новая амуниция, с иголочки, как будто они до Собибора нигде не были. И странная сцена в конце: люди бегут, а за ними взрываются мины и взмывают комья земли. Почему вся эта система отреагировала, когда люди уже пересекли линию мин? Но это, скорее, художественный прием, образ: они бегут, оставляя за собой ад. — Я был на открытии памятника, общался с реальным узниками — вот от их рассказов в голове встают действительно живые картинки. А тут слишком много киноязыка, пафоса. Хотя Хабенский доходчиво всем объяснил: фашизм — это патология, извращенное явление природы. Но сыграл он, тем не менее, отлично. Я ему поверил.