В газете обещают тайфуны и штормы, или Как вслед за Чеховым наша Света отправилась на край света

Проект «Найти Чехова» (при поддержке Президентского фонда культурных инициатив) посвящен 165-летию со дня рождения великого писателя. 

Автор «Нации» в ходе поисков вылетела на Сахалин. Антон Павлович назвал его «островом невыносимых страданий», в его времена там была каторга.

— Дамы и господа, при выходе из самолета мужчинам нужно приготовить паспорта и предъявить их правоохранительным органам, — объявил после посадки в Южно-Сахалинске женский голос.
Команда командировочных за моей спиной грохнула хоровым хохотом:
— Ребят, а каторгу здесь точно отменили?

Через всю Россию

Каторгу отменили. Весной 1906 года. А 11 июля 1890-го на севере Сахалина, в Александровской слободке, высадился Антон Чехов. Из Москвы до острова писатель добирался 81 день: вначале по железной дороге ехал до Тюмени, дальше по Сибирскому тракту через Ишим до Томска на лошадях. Дорог в нашем понимании в Сибири тогда не было — и Чехов в книге «Остров Сахалин» то жалуется по этому поводу, то шутит. А потом случается ДТП. Открытая повозка писателя на всем скаку столкнулась с другим транспортным средством: «раздается треск, наша пара и почтовая тройка мешаются в одну темную массу, тарантас становится на дыбы, и я падаю на землю, а на меня все мои чемоданы и узлы… Пока я, ошеломленный, лежу на земле, мне слышно, что несется третья тройка. Ну, думаю, эта наверное убьет меня». Но, к счастью, обошлось. Как обходилось и в других случаях, когда Антон Палыч то промокал до раскисших в кисель валенок, то промерзал до костей, когда по несколько суток бродил по берегам сибирских рек в ожидании переправы. Уже больной чахоткой, он не раз ловил себя на мысли, не погорячился ли с этим путешествием на каторжный Остров.У меня таких мыслей не было: дорога от Москвы до Сахалина сегодня — всего лишь 8-часовой перелет. Вот о чем я думала: по нынешним меркам Чехов сделал что-то невероятное: переписал десять тысяч человек, прошел сотни километров по труднодоступным местам, услышал и увидел своими глазами множество каторжных историй…
Прилетели мы утром, писать родным, как это сделал Чехов («Приехал. Здоров. Телеграфируйте на Сахалин»), я не стала: разница во времени — 8 часов, в родном Ростове была глубокая ночь.

Город Тойохара, он же Южный, и его обитатели

Дороги в Южно-Сахалинске (местные говорят просто «Южный») сегодня хорошие, общественного транспорта много. Поскольку аэропорт всего в 7 км от города, я проехала неудобную для прогулок часть, а дальше пошла пешком.

Во времена Чехова этого города не было, тут находилось небольшое селение Владимировка, а рядом — береговой пост Корсаковский. С момента открытия острова на него претендовали и русские, и японцы. В 1905 году Сахалин наконец-то официально поделили: Север достался России, Юг — Японии. Правда, наши «восточные партнеры» десятилетиями теснили нас как могли. В 1945 году остров стал полностью советской территорией (вместе с Курилами).Современный Южно-Сахалинск — это перестроенный японский город Тойохара. Сам остров японцы называли Карафуто, сегодня чаще используют название на русский манер — Сахарин (в японском языке нет звука «л»).
При застройке Тойохары была использована планировка американского Чикаго: улицы и переулки пересекаются под прямым углом. Город и сегодня выглядит так же. Правда, нашим строителям пришлось расширить часть улиц и заменить хлипкие неотапливаемые японские домики на здания из кирпича и бетона.

Я шла без карты, рассматривала ландшафты, здания и лица людей. После первого, пройденного между почти одинаковых пятиэтажек, километра поняла, что столица Сахалина совсем не похожа на рекламные буклеты острова. Все довольно просто, без изысков, если не считать нескольких сохранившихся японских строений, интересных архитектурных памятников здесь нет.

Вдалеке виднелись горы, очень похожие на наши кавказские. У некоторых вершины еще плотно укрыты снегом. В Южно-Сахалинске расположен известный курорт «Горный воздух», здесь проходят всероссийские соревнования по горнолыжному спорту и сноуборду. Поэтому при бронировании номера онлайн вместо привычного пункта «расстояние до центра» у местных гостиниц указывают «расстояние до подъемника».Что меня удивило: воздух. Очень необычный, с нотками то ли морской капусты, то ли рыбы. Как потом объяснили местные, я шла в районе рыбкомбината; на днях случилось потепление, природа подарила островитянам +12 градусов, и замороженная рыба «поплыла». Поэтому окраина Южного стала пахнуть навагой и камбалой. Последнюю, кстати, островитяне называют «сахалинской курицей» и готовы спорить, что в мире нет рыбы вкусней.

В городе очень много корейцев, это потомки наемных работников, которые приезжали на остров в «японское время». Народ спокойный, неспешный. Но очень отзывчивый: в гостиницах, к примеру, если есть номера, заселяют сразу, а не по регламенту.
Машины сплошь праворульные. Если грузовик, то с японскими иероглифами на бортах. И даже детские машинки в газетных киосках по большей части не наши. Как и фигурки героев мультфильмов. Я не узнала ни одного.

Но все это «новодел», не чеховское. А вот на рынке я встретила то, что он не раз описывает в своей книге: сотни пудов черемши. Удивительная, невероятная черемша! Наткнувшись на первую корзину, я подумала, что это стебли и листья тюльпанов. Такие же плотные, сочные, с фиолетовыми прожилками у основания. Однако запах от корзин шел совсем не цветочный, а чесночно-луковый.
И от Чехова я знала, что если съем хотя бы один лист, то до конца дня буду пахнуть «крестьянской избой». Однако растение это невероятно полезное и спасало местных и моряков от цинги. Сегодня на Сахалине с ним делают сто один салат, да и просто крошат на горячую отварную картошку.

На материке я готовилась к тому, что цены на все здесь в два, а порой и в три раза выше (это было видно уже при бронировании гостиницы).
Поэтому, заселившись, тут же познакомилась с горничной и попросила ее раскрыть мне секреты местной экономии: где едят, одеваются, покупают продукты люди с небольшой зарплатой. У Натальи, горничной, она именно такая: 45 тысяч рублей.
— А то, — говорю, — в магазин зашла, увидела яблоки по 440 рублей и лишилась дара речи.
— Так яблоки у нас не растут, нас ими китайцы кормят, поэтому так и стоят, — рассмеялась Наташа. — Но я вас научу: у нас нет такого — вот этот магазин дорогой, а тот дешевый. В одном яблоки и за 160 можно найти, в другом гречка по соццене, рублей по 70, бывает, в третьем яйца от местной птицефабрики — 150. Так и закупаемся.
— А где рыбу вашу купить? Рынок есть какой-то специальный?
— Я рыбу на рынке не покупаю, мне брат привозит, прямо с морской рыбалки. Или у соседей-рыбаков беру, у них цены божеские. У нас все так делают. А рынок — это для богатых или для туристов.
— Вы родились здесь?
— Да. Всю жизнь здесь. Даже на материк не выезжала и, — за окном пролетел самолет, Наташа посмотрела на него и добавила, — и на самолете ни разу в жизни не летала. Даже на Севере (острова. — Авт.) ни разу не была.Заметив, как вытянулось мое лицо, пояснила:
— Меня вырастило государство, по детским домам я была. А с родителями своими познакомилась только в 18 лет, они тут же и умерли. Поэтому о семье своей я ничего не знаю. Хотя они местные, и бабушки-дедушки были местные. Может, приехали сюда на комсомольские стройки, может, еще чего… Жить здесь трудно: и климат, и работа тяжелые, вот родители и испоганились. Но я не в обиде, государство меня подняло, выучило в техникуме, квартирой наделило. Я ему и Острову очень благодарна.

Мыс Жонкиер. Обманчивая прелесть и русские выкрутасы

В Южном много магазинов с японскими и корейскими продуктами, цены высокие, но вообще нет ощущения, что остров задавлен санкциями.
В центре города я вдруг наткнулась на длинную очередь, которая спускалась в подвал. Пристроилась и через полчаса оказалась в корейской столовой, в меню которой были и гребешки, и трубач, и папоротник, и диковинно замаринованная редька. Все на таких миниатюрных тарелочках, что можно было взять даже десять блюд и не объесться.
Я взяла семь, а на десерт — пирожное с клоповкой и морс с нею же. Запах у этой местной ягоды резкий, на рынке ее слышно издалека. В сыром виде клоповку не употребляют, но после термообработки вкус получается интересный, ни на что не похожий.Покончив с корейским обедом, я начала исследовать город и находить остатки Японии: например, величавое здание краеведческого музея, у японцев в нем тоже был музей, а рядом парк с аллеей сакуры.
К концу мая природа на Сахалине только-только просыпается, и цветение сакуры для местных — настоящий праздник. Приходят семьями, фотографируют и цветы, и себя на фоне цветов.

Но меня поразила не сакура, а другое растение, оно не раз встречается в «Острове Сахалин». Выросший в Таганроге Антон Чехов называет его гигантским лопухом.
В действительности же это белокопытник широкий, он вырастает выше человеческого роста, листья достигают полутора метров в диаметре. В тайге в зарослях таких гигантских лопухов запросто прячутся медведи. Но встречаются они и в городах (на Севере Сахалина я видела лопухи в центре Александровска, и в мае они были уже выше колена).Чехов писал, что местные используют их в качестве головных уборов, накидок и зонтов: «По дороге встречаются бабы, которые укрылись от дождя большими листьями лопуха, как косынками, и оттого похожи на зеленых жуков». Сегодня все так же: сахалинец, забывший дома зонт, рвет лопух, тем и спасается.

А вот с другим островным растением у меня случился анекдот. После работы на Южном Сахалине вечерним поездом я отправилась на Север. За окном побежали болота, а с ними начались космической красоты пейзажи. Из черной воды в небо тянулись широколапые японские сосны, болота застилали косы выцветших диковинных трав, из болотных кочек поднимались цветы, очень напоминающие каллы. Крупные, с ладонь, белые головки, мясистые зеленые листья: они росли полянами, и порой их было так много, что казалось, на воде лежит снег.

Я спросила у проводницы, что это за цветы, она махнула рукой: местные первоцветы, «типа ваших подснежников». И мне захотелось рассмотреть эти «подснежники». Уже в Александровске-Сахалинском, на чеховской дороге к мысу Жонкиер, я заметила их на болоте, которое почти съело заброшенную деревню. Свернула к черным развалинам домов, прыгая со старых досок на кочки, дотянулась до цветка, сорвала и... Боже, что же это был за аромат! Глубокий, нежный, пробирающий до печенки. Единственное, что смутило, первая ударная нота запаха была нафталиновой. Да-да, в первую секунду эта калла пахла бабушкиным шкафом, но это чувство почти сразу ушло.Всю оставшуюся дорогу, около получаса, с наслаждением его нюхала. На берегу Татарского пролива, соединяющего Охотское и Японское моря, встретила пожилую пару. И когда показала им этот цветок, женщина вскрикнула: «Бросьте! Он же ядовитый!»

Поскольку этот текст пишут не нейросети, я, как вы догадались, жива. Но растение это — лизихитон камчатский, или болотная калла — оказалось действительно очень ядовитым. Нюхать его не рекомендуется, а есть (до этого я, правда, не дошла) тем более: лизихитон содержит алкалоиды, которые вызывают сильную рвоту, судороги и способны остановить сердце.
Причем так он действует только на людей. А свиньи, например, его очень любят, и в 1990-х, когда с кормами была напряженка, Сахалин откармливал своих хрюшек именно лизихитоном: отсюда и народное название — «свинячий лопух».

Я с жалостью попрощалась с самым красивым и самым душистым в моей жизни цветком. Вырыла в песке ямку и похоронила ядовитого красавца на берегу Татарского пролива. Того самого, в котором Антон Павлович Чехов плавал, смотрел китов, ходил к печально-курьезному сооружению каторжан — тоннелю на мысе Жонкиер. Каторжане начали строить его, не посоветовавшись со специалистами. Работа была адской сложности; скалу долбили с двух сторон. Были уверены, что в итоге бригады каторжан встретятся. Но увы, разминулись. Проблема решилась, когда на остров за двойное убийство (убил своего ростовщика и его служанку) сослали военного инженера Карла Ландсберга. Он произвел расчеты, тоннель как умели выправили и соединили. Но к тому времени он оказался уже не нужен, рядом проложили более удобную дорогу. Чехов пишет: «На этом туннеле превосходно сказалась склонность русского человека тратить последние средства на всякого рода выкрутасы, когда не удовлетворены самые насущные потребности…»Кстати, у сахалинцев нет своего говора или даже общих интонаций. Одного из моих собеседников я приняла за материкового южанина: говорил бегло и почти гэкал. Другой по-московски тянул слова. И даже Тамара Ивановна и Сергей Николаевич (спасшие меня от коварного цветка), прожив вместе полвека, говорили по-разному. Когда я поделилась своим наблюдением, Тамара Ивановна ответила:
— Ну мы же из разных мест, приехали на Сахалин уже сформировавшимися личностями. Как у нас на родине говорили, так и мы говорим. А вообще кого здесь только не встретишь: украинцы, казахи, кавказцы; кто только не ехал на комсомольские стройки и за длинным рублем.

На берегу пролива супруги-пенсионеры собирали морскую капусту и морской виноград. Чуть поодаль еще один человек складывал в мешок нитевидные кучи водорослей — морскую траву. В северной части острова земля совсем бедная, так вот эти водоросли служат и удобрением, и, собственно, самой землей, в которую сажают цветы или картошку.
— Когда собираете морскую капусту, брать нужно те листы, что поплотней и сильнее пахнут йодом, — учила меня Тамара Ивановна. — Такая капуста свежая. Дома отмываем ее от песка, минут сорок провариваем, а дальше уже и салат можно сделать, и замариновать, а можно и просто так есть. Иногда попадаются и рапаны, их тоже варим.

К тоннелю, в котором Чехов пережидал дождь, я подойти так и не смогла: было время прилива, и море съело дорожку к мысу Жонкиер. Потом начался шторм, щиты, предупреждающие о том, что вокруг цунамиопасная зона, под натиском ветра закачались, словно намекая, что мне пора. Тут же налетел дождь, и я почти побежала.

По дороге встретила охранника заброшенного порта, он шел в окружении собак и поругал меня за выход к морю в такую погоду: ладно бы на машине, а то пешком — «смыть же может!»
— Так час назад еще было солнце! — оправдывалась я.
— Это Сахалин! Тут за час может быть три погоды! Газеты читать надо!
Про газеты — не метафора. Если на материке «районки» доживают последние дни, на Сахалине они продаются в магазинах рядом с солью и спичками. На последней странице вы всегда найдете график приливов и отливов. Предупреждают и об ухудшениях погоды. Климат здесь крайне суров: за год над Сахалином проходит около ста циклонов, на границе лета и осени остров атакуют тайфуны со штормовым ветром до 40 м/с. Часто бывают штормы, а в горах — лавины, сели и оползни. Слава богу, хоть с цунами острову повезло: они случаются раз в 3-4 года и намного более слабые, чем у соседей-японцев.А еще рядом с газетами продается нечто размером со спичечный коробок и надписями на китайском. Это прессованные древесные грибы: наряду с рыбой они помогли островитянам пережить 90-е. Одна пачка сегодня стоит всего 14 рублей, берешь ее, запариваешь горячей водой — и через час у тебя ожившие грибы.
Я так и сделала: бросила в чашку содержимое пакетика и ушла спать. А утром на меня из чайной чашки смотрел Чужой. Гриб мало того что вырос раз в десять, так еще и приобрел инопланетные очертания. Перекрестившись и обмакнув гриб в соевый соус, я съела его с мыслью о том, что на Сахалине я, как Алиса в Стране Чудес. Интересно, какие приключения ждут меня впереди?..