«Где пенсне?!», или Как я искала Антона Павловича в Москве

Наш проект «Найти Чехова» (при поддержке Президентского фонда культурных инициатив) посвящен 165-летию со дня рождения великого писателя. Мы будем искать живого, нехрестоматийного Чехова в любимых и важных для него местах, в беседах с людьми, которые работают с его творческим наследием. Тем самым сможем сделать классика ближе и понятнее нашим современникам. 

Изучив чеховское Подмосковье, наш автор-вездеход Светлана Ломакина прошла по главным адресам писателя в столице.

«Я ужасно полюбил Москву. Кто привыкнет к ней, тот не уедет из нее. Я навсегда москвич, — пишет 17-летний Антон Чехов своему гимназическому другу Соломону Крамареву. — Что ни песчинка, что ни камушек, то и исторический памятник».

С годами его уже не так пьянил воздух столицы, Антон Павлович жаловался на «пыль и вонь» и рвался на дачу. Но свой последний месяц в России он снова провел в Москве.

Ново-Екатерининская больница 

Это здание трудно не заметить: строилось оно для князей Гагариных в конце XVIII века с размахом. Потом в усадьбе был Английский клуб. Когда Наполеон вошел в Москву, расположился один из его штабов.
А когда французов выгнали и здание восстановили после пожара, здесь разместилась Ново-Екатерининская больница. И в 1883–1884 годах студент Антон Чехов проходил в этих стенах медицинскую практику в отделениях терапии и нервных болезней.Сегодня усадьба входит в комплекс зданий Московской гордумы. В тот момент, когда я подхожу к адресу, желтый курьер привозит к величавым колоннам заказ. На пороге, который не раз переступал доктор Чехов, охранники пересчитывают коробки с пиццей.
Когда заканчивают, я спрашиваю, можно ли мне попасть в это здание.
— Сами по себе не можете, но тут иногда бывают экскурсии. Надо поискать через интернет.
— А внутри там как? Потолки, лепнина? — пытаюсь заглянуть за плечо охранника.
— Все на месте, — профессионально перекрывает мне обзор. — Придете, увидите.
— Вы знаете, что здесь как врач стажировался Чехов?
— Чехов? — включился в беседу второй охранник. — Я здесь работаю девять лет и ни разу об этом не слышал. Хотя про Каштанку и «ейной мордой меня в харю тычут» в школе нравилось... Сейчас тут большие люди сидят, вряд ли им есть дело до Чехова.

Дом-музей А. П. Чехова

Ул. Садовая-Кудринская, д. 6, стр. 2.
«Живу в Кудрине, в доме Корнеева, похожем на комод. Цвет дома либеральный, то есть красный», — так в письме презентовал Чехов свое новое жилище. Здесь он проведет 4 года, до отъезда на Сахалин в апреле 1890-го.Антону 26 лет, он уже автор трех книг, это его первое хорошее жилье в Москве. До того Чеховы: отец, мать и братья с сестрой Машей — скитались по углам и подвалам. А тут наконец вполне приличный дом, на двери которого даже появляется табличка «Доктор А. П. Чехов».
Арендует у коллеги, пишет: «Квартиру нашел я себе (650 руб. в год)… Собака-домовладелец, у которого я буду жить, требует плату за 2 месяца вперед, а у меня сейчас ни шиша». Пришлось заложить часы и золотую турецкую монету; домочадцев просит тратить как можно меньше, пока он не наладит свою врачебную практику.

Место хорошее, близко к театру и другим заведениям, но тогда не центр Москвы, а так, почти окраина. Двухэтажный «комод» утопал в зелени. Сегодня это уже трудно представить: улица зашита в камень, и только во внутреннем дворе остался маленький клочок земли. С одним деревом.

В музее проводят групповые экскурсии и спектакли. Люди на них собираются в основном неслучайные. Врачи, актеры, поклонники классика. И чеховские персонажи.
На моих глазах развернулся такой сюжет. В финале экскурсии к гиду приблизился мужчина в красном свитере с оленями.
— Подскажите, а где пенсне? — заговорщицки спросил он. И не получив мгновенного отклика, уточнил. — Тот знаменитый портрет Чехова в пенсне…
— Портрет в Третьяковской галерее.
— А само пенсне? Без портрета.
— Вот оно.
— Это копия?
— Да, точная копия.
— А где настоящее?
— Его нельзя в постоянную экспозицию, нужны специальные условия хранения. Но время от времени мы его выставляем.
— И как это, музей — без пенсне? — «свитер» явно расстроился. Но не потерял надежду окончательно. — А вот это перо — оригинал?
— Тоже копия. Но все потертости и царапины воспроизведены досконально.
— И перо — фальшивка?! Ну а стол?! Стол-то настоящий?
— Стол подлинный!
Мужчина шумно выдохнул и поспешил на первый этаж — заново осматривать стол…Стол, кстати, доктор Чехов получил от двух своих пациенток, московских швей. Это была плата за успешное лечение. И за этим настоящим столом в этом доме Антон Павлович написал свои первые пьесы. А также «Каштанку», «Мальчиков», «Степь», начал «Остров Сахалин».

Театр Ф. А. Корша

Пер. Петровский, д. 3, стр. 1.
Это нарядное здание теперь известно как Театр наций. А когда-то оно принадлежало Федору Адамовичу Коршу, адвокату и антрепренеру, который открыл для публики Чехова-драматурга. Случилось это так: после посещения театра молодой писатель обсмеял то, что увидел на сцене. На что Корш ответил: «Вот вы вместо того, чтобы критиковать, лучше взяли бы да сами написали пьесу». Так родился «Иванов», который и был представлен в этом театре.

То, что происходило на репетициях, Антону Павловичу не понравилось; жалуется брату Александру: «Корш обещал мне десять репетиций, а дал четыре... Роль знали только Давыдов и Глама, а остальные играли по суфлеру и по внутреннему убеждению. Неуверенность, незнание роли делают то, что я с первых же фраз не узнаю своей пьесы. Киселевский, на которого я возлагал большие надежды, не сказал правильно ни одной фразы. Буквально: ни одной. Он говорил свое. На сцене масса народа. Гости. Ролей не знают, путают, говорят вздор. Каждое слово режет меня ножом по спине».Со временем Чехов смирился и с тем, что ставят его не так, и с тем, что публика легче принимает простые пьесы. К примеру, его маленький «Медведь» пользовался невероятным успехом и в Москве, и в Петербурге. Несколько лет Чехов жил на гонорары от постановок именно этой пьесы.
В ноябре 1889 года на обложке петербургского журнала «Осколки» вышла карикатура: герой повести «Степь» Егорка с лицом Антона Павловича сидит на повозке, которую тащат вперед медведь, мужчина с лентой на груди «Иванов» и леший («Леший» — еще одна ранняя пьеса). Перед этой живописной группой — распутье с указателями: «повествовательная дорога», «драматическая дорога».
Чехов отреагировал на карикатуру письмом к редактору «Осколков» Лейкину: «Я за всю свою жизнь работал для сцены в общей сложности не больше месяца, а теперь мечтаю о сценической деятельности так же охотно, как о вчерашней каше. Не льстит мне конкуренция с 536 драматургами, пишущими ныне для сцены, и нисколько не улыбается успех, который имеют теперь все драматурги, хорошие и плохие».

У театра я встретила группу иностранцев, они стояли между красным теремом и невероятной красоты особняком в стиле модерн, приговаривая «fantastic» и «amazing».
А когда переводчица объяснила, что терем этот — действующий театр и в нем начинал Чехов, двое мужчин заныли, словно у них мгновенно заболели зубы. А один даже, кажется, прослезился.

...Сегодня в Театре наций все так же дают «Иванова», с блистательным составом: Евгений Миронов, Елизавета Боярская, Владимир Вержбицкий.

МХТ имени А. П. Чехова

Пер. Камергерский, д. 3, стр. 1.
На пороге малой сцены МХТ курил кто-то из младшего персонала театра. Потом ему позвонили, и он начал ходить по дорожке перед театром и говорить. Судя по всему, с женой. Делился, что его бывший одноклассник купил дорогой автомобиль. Спрашивал, что у них на ужин. Жаловался, что завтра по прогнозу солнце, а они вместо того, чтобы ехать к Сереге на дачу, должны торчать в этой пыльной Москве. Наконец подытожил: «Так и просидим тут, как дураки. А скоро редиска пойдёт…»

Мне тут же вспомнилось чеховское: «Когда (лет через 1000) на нашей планете не будет нищих, а будут одни только сытые да одетые, тогда, естественно, не на что будет жаловаться. Все будут довольны: и ирландцы, и самарцы. Не будут довольны одни только москвичи». Прошло пока только 142 года, нищие есть, но москвичи, как видим, в одной поре.Чехов тоже рвался за город. Но, повторюсь, он любил Москву и даже приложил руку к тому, чтобы она похорошела. Когда началась реконструкция здания МХТ по проекту архитектора Федора Шехтеля, Антон Павлович стал одним из пайщиков театра.
Обновленное здание открылось в 1902 году. А в 1903-м на фасаде появился знаменитый горельеф «Пловец» скульптора Анны Голубкиной. Чехов, к счастью, успел его увидеть.

Одной из самых успешных постановок МХТ стала его «Чайка». Здесь же позже прошли премьеры «Дяди Вани», «Трех сестер» и «Вишневого сада». А имя Чехова было присвоено театру в год 100-летия московской премьеры «Чайки» — в 1989-м.

Усадьба Разумовских-Шереметевых

Пер. Романов, д. 2/6, стр. 3.
В 1898 году в этом особняке Чехов впервые увидел свою будущую жену, актрису Ольгу Книппер. Тогда здесь был Охотничий клуб, в нем проходили спектакли и репетиции труппы МХТ. На одну из них и пришел 38-летний уже маститый писатель и драматург.

«Никогда не забуду ни той трепетной взволнованности, которая овладела мною еще накануне, — писала Книппер в мемуарах, — когда я прочла записку Владимира Ивановича (Немировича-Данченко. — Авт.) о том, что завтра, 9 сентября, А. П. Чехов будет у нас на репетиции «Чайки», ни того необычайного состояния, в котором шла я в тот день в Охотничий клуб... И с той встречи начал медленно затягиваться тонкий и сложный узел моей жизни».Узел и правда был сложный. С одной стороны Чехов, за которого Ольга Леонардовна все-таки вышла замуж. С другой — так и не прекратившиеся отношения с Немировичем-Данченко. Антон Павлович из-за плохого здоровья жил и работал в Ялте, супруга блистала в Москве. Но остались трогательные письма, в которых встает вся величина этой непростой истории.

Сейчас усадьба на реставрации. Здание затянуто лесами, и я все ходила вокруг да около в поисках того величавого вида, что нашла на фото в Сети. Обнаружила на старой двери пожелтевшее объявление с предупреждением жильцов об обработке от клопов и тараканов. Мне помогли строители: подсказали, как можно попасть в здание. Добавили, что раньше тут была кремлевская больница — та самая, легендарная, в которой лечились и Сталин, и Мао Цзэдун.

Во дворе месили цемент парни из Средней Азии. Внутри тоже кипела работа.
Здание почти полностью утратило свой торжественный вид. Советская поликлиника, серая и безликая. Но я все-таки попыталась найти красивую залу, в которой во времена Чехова стояла сцена.
Из одной двери вышел молодой таджик с трубой на плече. Послушал, что мне надо, отложил трубу и показал жестом: пойдем за мной.
Поплутав в коридорах, мы вдруг вышли на улицу с другой стороны, и парень указал пальцем на здание напротив: мол, снимай его, оно целое, красивое. Он улыбался мне широко и бесхитростно. Я щелкнула это совершенно не нужное мне здание и тоже ему улыбнулась.

После реставрации здание усадьбы Разумовских-Шереметевых планируют передать Президентскому и Кремлевскому оркестрам.

Выставочный зал «Домик Чехова»

Ул. Малая Дмитровка, д. 29, стр. 4.
Когда-то домик принадлежал купцу Фиргангу, а Чехов снимал тут второй этаж после возвращения с Сахалина — в 1890-1892-м годах. Отсюда перебрался в первое собственное жилье — усадьбу Мелихово. Писателю тогда исполнилось 32 года.

Теперь в домике картинная галерея именитого художника Василия Нестеренко. К 58 годам в его творческой копилке около тысячи работ. Нестеренко расписывал храм Христа Спасителя, создал ряд больших исторических полотен. И вообще он народный художник России и академик Российской академии художеств.

Все это я узнала на пороге домика. Когда администратор выставки перечисляла мне заслуги Нестеренко, в глазах ее читалось: стыдно этого не знать!
А я ответила, что приехала почти из Таганрога. И очень рада, что в доме, где жил Чехов, выставляется художник, у которого все сложилось настолько хорошо.— Чехов жил тут бюджетно, — смягчилась служительница, — снимал часть второго этажа. В этой квартире гостили легендарные деятели из окружения Антона Павловича: Гиляровский, Немирович-Данченко, Мережковский и многие другие. Вот, сохранилась лестница, одна из немногих подобных в Москве, по которой они все ходили. Вы тоже можете подняться по ней, там на втором этаже продолжение выставки.

Я поднялась и посидела одна в окружении пейзажей народного художника Нестеренко в зале, где Чехов писал когда-то свою «Палату № 6». Перед моими глазами была чугунная чеховская лестница. Слышно было, как шаркают на первом этаже чьи-то туфли, как кто-то кашляет и двигает стул.
И вспомнились дневники Антона Павловича, где он жалуется на громкое городское соседство, при котором он не может ни работать, ни думать и хочет поскорее убежать из Москвы...

На прощание администратор рассказал, что к ним кроме поклонников Нестеренко и Чехова ходят и бывшие жильцы этого дома, в советское время здесь были коммуналки. Пару раз в галерее появлялись старушки. Они заглядывали в потайные уголки дома, касались руками стен, вспоминали, как топили буржуйку и слетали детьми по винтовой лестнице, по которой к Чехову когда-то поднимался степенно его лучший друг Левитан…

Доходный дом Р. П. Саблина

Пер. Леонтьевский, д. 24.
Вот и последний московский дом, который помнит Антона Палыча. Здесь в одной из квартир верхнего этажа писатель прожил с 3 мая по 3 июня 1904 года. Когда он сообщал свой адрес, уточнял: «Это там, где живет знаменитый Шаляпин».
Чехов был уже совсем слаб, не выходил на улицу, но его часто навещали друзья. Писатель Николай Телешов оставил такое воспоминание: «На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате, с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом — до того худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович».Сбитая с толку навигатором, я не могла найти вход. Из-за угла появились мужчины в спецформе электриков, я пошла за ними и оказалась в департаменте экономической политики и развития города Москвы. В фойе было темно и тихо, и в темноте (в здании отчего-то не было света) из стеклянной каморки на меня смотрели два ярко накрашенных глаза блондинки-охранницы. Она ничего не знала ни о доме, ни о Чехове и, конечно, не имела права никуда меня пускать.
— Там внутри висит табличка, — пожалел меня один из электриков, — я для вас перепроверю. Пять сек.
С ним читать табличку пошли и трое его товарищей: все верно, дом Саблина. Здесь умирал Чехов.
— Жалко, конечно, — сказал один из электриков. — Говорят, хороший был мужик.
— И писатель, — добавил второй.
— И писатель...

Новодевичье кладбище

Участок №2.
Назавтра рано утром автобусом №с755 я отправилась к последнему чеховскому месту на земле. На Новодевичье кладбище. В 10 часов там не было никого. И навигатор снова мне врал как умалишенный. Я находила кого угодно: от Жириновского до (своего, может быть родственника) Якова Ломакина. А Чехова нет.
Потом зазвонили колокола, и словно из-под земли появился юноша с фотоаппаратом, спросил, кого я ищу. Я ответила.
— Так вот же. Вы вокруг него ходите, — юноша подвел меня к скромному, из белого мрамора, памятнику. — Его тут все знают. И к обеду потянутся люди, экскурсии. А пока вам повезло.Мне действительно повезло. Я могла спокойно постоять и поговорить с Чеховым один на один. Рассмотреть, изучить монумент. Он создан в форме придорожной часовенки. Вершину двускатной железной крыши венчают три металлических башенки: это символ чеховских «Трех сестер». А четыре впадины на лицевой стороне монумента примерно в метре от земли — это отверстия для ключа, отпирающего дверь в вечность.
Чехов считал, что после смерти его будут помнить семь лет.
Но, как показало время, ключи работают.