Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
Из России с любовью

Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!

Как индийский гуру нашел в России дело всей жизни и любовь.

История гуру Ашвани Нигама больше похожа на сценарий болливудского фильма. Потомок знатного индийского рода мечтает стать профессиональным танцором, но в его касте это занятие считается постыдным. Ашвани долго утаивает свою страсть к танцам, а когда тайна раскрывается, уезжает из солнечного Дели в хмурую Москву 90-х. Плачет, сидя в голой дипломатической квартире, глядя на Останкинскую телебашню. Но потом в судьбе индийца случается счастливый поворот, Ашвани обретает тысячи благодарных учеников, заслуженную славу и большую любовь. И все это под танцы, танцы, танцы.

Собственно, благодаря танцам я и узнала о гуру. Лет десять назад увидела его танцевальные уроки по кабельному ТВ. Харизма учителя выплескивалась через экран. И я тоже попадала под его магию: откладывала кастрюли и утюги и делала «вот так вот» руками. Получалось не очень.

— Гуруджи (почтительная форма обращения к гуру, учителю. — Авт.), мне индийские танцы не дались. Наверное, надо быть каким-то особенно расслабленным человеком, чтобы так гнуться. А мы, русские, часто зажатые, напряженные.
— Поэтому, когда мы учимся, начинаем с языка тела. Мимика, взгляд, руки. Да, для русских людей это сложно. Но не потому, что с телом что-то не так, нет. Это психология. Русские боятся открыться: наверное, сказывается непростая история страны, память поколений. Из ста человек если есть два-три таких, которые сразу легко идут на контакт, это уже большой успех. Но проходит год-два, смотришь — а у них лица уже другие, они легче танцуют и живут. Через танец выходит вся негативная энергия: люди начинают говорить свободно, показывать себя. И с этого момента русские танцоры начинают танцевать не хуже индийских.

— Расскажите свою историю с самого начала.
— Мое имя Ашвани переводится как «врач от Бога». Фамилия Нигам указывает на принадлежность к касте браминов. Это самая высокая каста в Индии: брамины служат в храмах, занимаются преподаванием, медициной. Мой папа был журналистом, старший брат стал редактором. Шесть моих дядей, тетя по линии отца и все мои кузены работают в офисах на хороших должностях, один я отбился.
Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
— Как же так вышло?
— Я закончил университет с красным дипломом и даже 6 лет проработал инженером в японской компании. Так хотел мой отец. Но с детства я играл на разных инструментах и танцевал. В Индии танцуют все, но в нашей касте, тем более для мужчины, это не может быть профессией. Поэтому я танцевал после работы. Откладывал деньги в банк под проценты. Планировал, когда накоплю достаточно, прийти к отцу и сказать: «Я сделал, что вы хотели! Теперь я ухожу в танцы». Но отец неожиданно умер. Я уволился, но маму расстраивать не хотел, поэтому утром выходил из дома, как будто иду в офис, а вечером возвращался, как из офиса. Она ничего не подозревала два года, а потом я был ей зачем-то нужен, и мама позвонила мне на работу.

Вечером мне устроили спектакль: «Тебе 28 лет, пора жениться, отцы предлагают своих дочек и вдруг ты, потомок древнего рода, танцор! Тьфу-тьфу-тьфу! Кем ты стал?!»
Я решил уехать из Индии. Написал заявление в наш МИД: попросился преподавателем танцев в другую страну. У меня был хороший потенциал — 2 место на государственном конкурсе. Мне предложили две страны на выбор: Индонезию и Россию. Это был 1996 год: в Индонезии было очень неспокойно, в России был бардак после развала СССР. Но в МИДе мне так расписали Москву! Что я буду жить при посольстве, что у меня будут тысячи студентов и все они говорят на английском, а некоторые даже на хинди! — Ашвани хохочет.
Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
— А что было на самом деле?
— Шок! Мороз ладно, я был готов. Но жил я не при посольстве, а на ВДНХ, это три станции на метро, которые надо было еще проехать, не зная ни одной русской буквы. Вокруг на английском никто не говорит. И я прилетел во время, когда Москва готовилась ко Дням Индии, все индийские преподаватели были заняты — и обо мне забыли.
Мне дали квартиру, в ней была электрическая плита. Я таких не видел никогда, попытался разобраться, но она не работала (позже правда оказалось, что сломаны были только три конфорки из четырех). Первый день я ел чипсы, которые остались в сумке. На второй решил заварить чай. Без кипятка: из крана текла горячая вода. Заварился чай не очень хорошо, но молоком я его подправил.
Мои вещи из Индии должны были прийти только через неделю. Денег у меня не было, говорить я не мог, города не знал. Еще меня напугали, что одному ходить по улицам нельзя. В те годы мы сильно страдали от скинхедов. Одного моего индийского коллегу жестоко избили, специально поломали пальцы. Я тоже убегал от них несколько раз в метро (надо было добежать до лестницы, там милицейский патруль), однажды от девушек-скинхедов; я даже подумать не мог, что такие бывают…

Вот так в самом начале я сидел голодный в голой квартире в центре Москвы. Ложился спать без белья, и подушка перьями колола мне лицо (у нас подушки набивают ватой или кокосовым волокном, они не колются). Помню, как встал ночью, вышел в гостиную — за окном мигает Останкинская башня. Я смотрел на нее и плакал: куда я попал?
Так прошло два дня, а на третий пришел учитель, который жил со мной на этаже: «Ой, извините, мы были заняты. Забыли про вас». Принес индийскую еду. Я поел, успокоился, потом вышел на работу, мне дали 150 долларов аванса, вещи мои пришли, жизнь понемногу наладилась.
Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
— Много москвичей в 1996 году хотели учиться индийским танцам?
— Это был еще один шок. Я мечтал, что у меня будет большой зал, много студентов, они ног моих будут касаться, как в Индии принято. И все будут в восторге от моего профессионализма! Прихожу. Зал у меня самый маленький из всех: 8 на 8 метров. И ни одного студента. Я пошел к секретарю: «Кого учить?» Она обзвонила бывших учеников.
Через три дня пришла одна девочка 16 лет. Через месяц было 15 учеников. Через год — уже сотни, дальше — тысячи.

— После яркого теплого Дели какой вам показалась Москва?
— Мы жили на ВДНХ, там дипломатические дома, вокруг много деревьев, очень красиво и чисто. Мне после старого Дели, где два человека не могут одновременно пройти между домами, Москва, где на дороге в ряд помещается восемь машин, казалась огромной.
Наш родовой дом находился напротив дворца Лал-Кила (главная резиденция императоров с 1652-го по до 1856 года, главная туристическая достопримечательность Дели. — Авт.). В нашем хавели, особняке, было 52 комнаты. Когда-то он принадлежал одной из жен императора, а после ее смерти достался нашим родственникам, которые работали у императоров бухгалтерами. В этом хавели жила вся наша большая семья: дяди, тетя, их дети. Но эти 52 комнаты маленькие и темные. А в московской квартире их у меня было всего три, но такие огромные, что я уставал бегать из кухни в гостиную. Мне это нравилось.
Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
— И когда у вас все более-менее наладилось, вы знакомитесь со Светланой, своей будущей женой?
— Да. Ей тогда было 18 лет, она тоже инженер, гидробиолог. Училась на 1 курсе. На танцы ее привела подруга; у Светы умерла мама, период был в жизни непростой. Сначала я обратил на нее внимание из-за одежды. У нее не было сари, и она сходила в кришнаитский храм и купила там странную пижаму, выглядела в ней очень смешно. Но при этом было видно, что умная, внимательная: за месяц выучила то, что я преподавал год. Я хотел ее продвигать. Но в один прекрасный день Света пришла, а у нее волосы в сантиметр! Ее подруга занималась стрижками, они экспериментировали, испортили ей прическу — и в итоге жух-жух под машинку. А у меня спектакль! Я хотел ее поставить выступать! Я очень ругался: в индийском танце даже мужчины такой маленькой прически не делают! Света послушала и ушла. Я жалел: девушка была хорошая, могли бы и парик на нее надеть. Зачем я так?

И вдруг через полгода она приходит, я обрадовался и уже относился к ней аккуратнее. Мы начали потихоньку сближаться, общаться. А у меня уже заканчивается контракт с посольством. Студенты просят, чтобы я оставался: найдем, где вам жить, будем платить. А Света сказала, что если я пойду в Индию, она пойдет за мной! Это мне понравилось, и я решил остаться. Тогда мы с друзьями снимали квартиру, Света приходила, помогала мне по дому, а потом, когда пришлось уходить с квартиры, предложила переехать к ней. Поскольку мы моральная пара, решили пожениться.

— Как отреагировали близкие на появление молодой жены?
— Мама, когда я сказал, что буду танцором, сомневалась про мою ориентацию, переживала, что у нее вообще не будет внуков. А тут я ей прислал видео с моего урока: в зале танцевали девушки. Спросил маму, какая могла бы мне нравиться. Там были яркие девушки, сильно накрашенные, но она показала на самую скромную, Светлану Павлову. И я сказал: если и вам она нравится, то я точно женюсь! (Смеется.) Мама удивилась: «Правда? Я так рада!» Потом: «Она русская? Христианка? Ничего, я рада». Светлане тогда было 25, а мне 37. В Индии 37 — это большой возраст, молодую хорошую девушку вы уже не найдете.

Но все мои родственники, кроме мамы, были против. Некоторые сказали, что я для них умер и не должен к ним приходить. На нашей свадьбе в Индии были только мама, родной брат, его жена и дети.
...Как-то мы несколько недель жили у моего брата. Нам сделали отдельный холодильник и дали посуду для гостей, чтобы мы не ходили на их кухню. Кухня для индийской семьи — священное место, вход туда разрешен только своим. Светлана хотела что-то разогреть, но ее не пустили. Она не поняла, почему. Я объяснил: разница культур, ничего не поделаешь.
Отношение к нам, как к экзотике из зоопарка, было до тех пор, пока не родились дети. А потом уже все, приняли как положено. Дети — это моя кровь.

— Сколько их у вас?
— Самая старшая — Ишика, ей 18 лет. И три сына: Нил, 14 лет, Никетан, скоро 11, самый младший Васанта-Василий, 7 лет.
Ашвани, Светлана и их дети.
Ашвани, Светлана и их дети.
— Все дети, я знаю, на домашнем обучении.
— Да. И все родились дома. Света категорично решила рожать сама, и сама же их обучает. Получается у нее хорошо. У меня не так хорошо: я русский язык выучил, свободно говорю, научился читать, а писать не могу без ошибок. «А» и «о» не различаю, «вада» могу написать, «малако». Дети смеются, какие ошибки я делаю!
Вообще у нас золотые дети, очень скромные, ведут себя всегда прилично. Общество уже таких людей не принимает, я говорю жене: домашнее обучение — это хорошо, но им жить-то надо настоящим! Но Света против. Старшая дочка уже готовится к поступлению в художественное училище.

— Какое вероисповедание у детей?
— Они христиане. Я сам предложил жене крестить их. Мы живем в России, значит, должны следовать правилам своей страны. Но у детей есть и вид на жительство в Индии. мы там часто бываем. И моя мама после рождения первого ребенка год жила в России, приезжала помогать.

— У нас говорят: «муж — голова, а жена — шея. Куда шея повернет, туда и голова». Как у вас в семье с этим?
— Такая же ситуация. Даже можно сказать, что жена и шея, и голова. Я только руки. Они работают, приносят деньги, а голова и шея разбираются, куда их тратить. В Индии я все деньги отдавал маме, она выделяла мне на жизнь. А тут все отдаю жене. Ничего не изменилось. (Смеется.)

— Слышала, что Светлана к вам обращается на «вы».
— И я к ней на «вы». Когда мы ругаемся, получается очень мягко. «Вы козел!» — «Нет, вы козла!» «Вы» смягчает зло, сколько бы его ни было. И когда я ругаю детей, тоже перехожу с ними на «вы», чтобы не проявлять грубость. Поэтому сильного ругательства у нас не бывает. Но я и глазами пугаю, они у меня достаточно большие, чтобы выразить все, что я думаю.

— Да! Помню по вашим видеоурокам, как вы танцуете лицом, мимикой, это что-то удивительное.
— Индийские танцы — единственные в мире классические танцы, где можно показывать больше десяти эмоциональных состояний мимикой. Я это умею. Могу вас научить ругаться глазами. Но это годы тренировок! (Смеется.)
Москва слезам не верит, но ты танцуй, Ашвани, танцуй!
— Вы преподаете классический индийский танец, а Светлана — танцы в духе Болливуда. В чем разница?
— Болливуд — это не стиль, а каша из модных танцевальных направлений. Если вы смотрите индийский Болливуд 1960-70-х, то там танцуют рок-н-ролл, самбу, румбу. В 80-х — это диско и брейк-данс, сегодня еще что-то.
Но Светлана владеет не только bolliwood dance, у нее диплом профессиональной танцовщицы классического индийского танца катхак. Она была первой моей ученицей, которая получила такой диплом. И я горжусь! Кстати, я тоже преподаю Болливуд. Правда, не такой современный, а ретро-Болливуд, старые песенки, которые мне по душе.

— Сколько у вас было учеников за 25 лет в России?
— Когда я учил в посольстве, было тысячи две. В 2003 году я создал театр индийского танца «Таранг», по-русски значит «волна». Я художественный руководитель театра, Светлана — хореограф. У нас много учеников, среди них много детей. Плюс я провожу семинары: летаю в разные города России и там по 3-4 дня учу группы. Если всех собрать, то тысяч двадцать пять учеников, наверное, будет.
Две-три тысячи занимаются постоянно, и есть люди, которые со мной уже больше 20 лет. Очень многие ученики преподают. И их ученики преподают. Я дедушка индийских танцев в России. (Смеется.) И вот уже несколько лет мы со Светланой читаем лекции о культуре Индии в Государственном музее Востока.
Гуру Ашвани Нигам со своими русскими ученицами.
Гуру Ашвани Нигам со своими русскими ученицами.
— Сколько городов вы видели в России?
— Около сорока. И не только городов — сел, аулов, деревень. Я был в Якутии. В первый раз там лошадь эту попробовал кушать, как его зовут? Олень!

— Якуты отличаются от москвичей?
— Якуты такие спокойные! Я привез им танцы яркие, эмоциональные — «ой, нет, нам надо мягкие танцы, мы так быстро не любим». В Питер приехал со спокойными танцами — «нет! Нам надо тыгыдын-тыгыдынчик!»
Люди в России разные, и желания у них разные, и представления об Индии. Многие, особенно из маленьких городов и сел, никогда в Индии не были. Но смотрели кино, любят музыку и много фантазируют. Мне часто жалко, что они не могут увидеть все своими глазами, поэтому я хочу помочь, даю литературу, видео. В этом тоже моя культурная миссия.

— Но при этом вы говорите, что уже чувствуете себя русским.
— Сам в шоке! В Индии считают так: на каком языке человек разговаривает во сне, тот и язык его души. И я во сне уже даже с родителями говорю по-русски. Но это понятно: мои друзья — русские, близкие — русские, крестные у детей — тоже русские. Вот и я стал внутри души русским.
Селфи на фоне ставшей родной Москвы.
Селфи на фоне ставшей родной Москвы.
— А какие они, русские люди?
— Щедрые и веселые. Чувствительные, добрые, радостные. Помню случай, когда мы были с выступлением в одном маленьком поселке, а у моего московского студента там жили родители. Он пригласил меня в их дом. У них не было денег, чтобы купить еду. Полезли в погреб, пошли на огород копать картошку. Я ситуацию понял, подарил им какую-то сумму денег — на жизнь. Но они купили барана, сметану, хлеба и накрыли стол. Я говорю: «Зачем? Это же была вам помощь!» Но нет, такие вот люди.
В Кемерове был семинар. Все уже вышли из самолета, а меня не пускают, сказали, надо ждать. Потом позвали, и я вышел с трапа на красный ковер! Шел как король: хлеб-соль, улыбки, радость вокруг. Я для них был звезда: Митхун Чакраборти приехал в Кемерово! (Смеется.) Конечно, я был в восторге.
Я смотрел на этих людей, вспоминал, как все начиналось, какой путь я прошел — и сам себе не верил...

«Из России с любовью» — проект журнала «Нация», создаваемый при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые однажды приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и в конце концов сами стали немножко русскими.
Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих соцсетях.

Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
Маркетплейсы
1euromedia Оперативно о событиях
Вся власть РФ