В середине октября в Лондоне в Музее естествознания прошла церемония награждения победителей ежегодного конкурса Wildlife Photographer of the Year. Это главная мировая премия для фотографов дикой природы. Впервые за 56 лет «Фотографом года дикой природы» стал русский автор. Работа Сергея Горшкова «Объятия» (см. заглавное фото) обошла в конкурсе 49 000 других фотографий изо всех уголков мира! Мы поговорили с Сергеем Владимировичем об амурской тигрице, которая принесла ему победу, о росомахе, снежных гусях и песцах, с которыми он пытался победить ранее, и о самых удивительных местах в России.
— Вообще-то я ждал другого. Тигр подойдет к дереву, встанет на задние лапы, вытянется во весь рост и начнет точить когти. Должно было хорошо получиться, очень уж красивая пихта, с нее все началось, я ее сразу облюбовал. Это так называемое меточное дерево — место коммуникации, где звери оставляют друг другу послания с помощью запахов и следов. Обычно тигр встает и точит когти. Но я не могу заставить своих моделей позировать. В результате тигрица на моем фото сидит и словно обнимает дерево. Да, это тигрица, самка, которая живет в заповеднике много лет. Когда я ее снимал, и это видно и понятно на фото, если присмотреться, у нее были котята. Тогда же, буквально через месяц, мы нашли и сняли ее котят.
Прошел почти год, и вот удача: вчера мы сняли одного из котят, он уже размером с маму. Да, к сожалению, в живых остался только один.
Сергей Горшков. Родился в 1966 году в деревне Юрты Новосибирской области.
Постоянный автор журнала National Geographic. Неоднократно бывал в Ботсване, Намибии, на острове Врангеля и во многих других уголках планеты. В 2003-10-м годах много снимал на Камчатке, проведя в воздухе за это время 435 часов и пролетев 480 000 км. Сейчас занят масштабным проектом «Русская Арктика. Тайга».
Автор 9 персональных фотоальбомов, награжден множеством национальных и международных премий.
Сам по себе тигр — это большая роскошь в ХХI веке. За последние 100 лет в мире стало на 96% меньше тигров. От стотысячной популяции в дикой природе осталось всего около 4 тысяч особей; из девяти подвидов XX век пережили только шесть. Я много лет ездил в Африку, чтобы снимать тамошних кошек, а потом вдруг понял, что хочу снимать наших тигров и леопардов. Начал собирать информацию, и выяснилось, что в России осталось всего лишь около сотни леопардов и 500-600 тигров.
Снимок «Объятия» сделан в национальном парке «Земля леопарда» (Приморский край), это единственное место, где можно встретить и поснимать в дикой природе дальневосточных леопардов. Еще там живут тигры. Эти кошки ходят обычно одними и теми же тропами, метят одни деревья, иногда пересекаются, но леопард всегда старается уйти в тень, лишний раз не встречаться с тигром, все же они пищевые и территориальные конкуренты, а преимущество в весе явно не за леопардами. Я снимал в одном и том же месте и тигра, и леопарда — разница в размерах колоссальная.
Главная угроза для тигра — человек, конечно. Цивилизация наступает, леса вырубают, земли используют под застройку и посевы. Уничтожается не только территория обитания тигров, но и их кормовая база — кабаны и олени. Так вот одна из основных задач парка «Земля леопарда» — охранять и подкармливать оленей и кабанов, без которых не будет леопардов и тигров. Это огромная работа.
Снять тигра вживую практически невозможно, и мне пришлось использовать скрытую камеру. Казалось бы, какой кайф, не надо сутками лежать в сугробах, мерзнуть или, наоборот, гореть под солнцем — наставил ловушек и отдыхай. Но что это за «кайф», сейчас расскажу. Во-первых, камеры: они сложные. Во-вторых, нужно найти место: мы не знаем, где и когда пройдет зверь. Надо разведать места обитания и повадки животного, понять, из чего состоит его день, чем оно занимается в сумерках, ночью. И все равно будет уйма факторов, которые ты не предвидишь. Сколько раз мои камеры снимали уходящие хвосты; я отсмотрел десятки тысяч кадров «с налипшим на объектив листиком». Мой проводник Николай Александрович Агапов отлично знает все повадки животного, буквально умеет думать, как тигр. Он всю жизнь прожил в лесу, и за ним просто любопытно наблюдать. Идем по тропе, Агапов резко останавливается: вот-вот, смотри, это тигриное место. Почему? Ну, вот же, все готово: вот обрыв, вот прогал, вот полянка, ты такой ложишься, лапы вытягиваешь — тебе во все стороны видно, а тебя никто не замечает. Конечно, мы с ним много спорим, но я всегда говорю, что проводник — 90% успеха для фотографа дикой природы.
Но, повторюсь, всего не предвидишь. В пластиковом герметичном боксе находится камера, в него же встроен блок управления, есть выносные датчики движения, которые реагируют либо на тепло, либо на пересечение инфракрасной линии. Как только животное пересекает линию, пульт управления подает сигнал на камеру, и камера срабатывает. Камера делает фото, а несколько маленьких ловушек пишут видео, готовый бэкстейдж. Звучит коротко и ясно: поставил и жди. Я тоже так думал. В итоге год у меня ушел на то, чтобы опробовать оборудование.
Сначала я долго тренировался на обычных кошках в огороде. И вот, мне казалось, что уже все ясно, я готов. Я перенес все это в дикую природу. Но в диких условиях аппаратура заработала по-своему. Камеры начали реагировать на тени, падающие листья, пролетающих бабочек. Оказалось, я должен быть режиссером, оператором и инженером в одном лице. 14 января 2019 года я установил эту камеру. Снимок появился только в конце ноября.
Сколько стояло ловушек — это мой секрет. Нет, их не сотни. Их просто постоянно приходится перетаскивать. Считается, если за месяц камера приносит хотя бы один проход животного, то это хорошая точка. Терпеть и ждать — главные профессиональные качества для фотографа дикой природы. Бывают, конечно, удачи, но чаще всего за самой изящной природной фотографией — колоссальный монотонный, изнуряющий и самый интересный труд.
А можно я отвечу? Это наш посол из Лондона звонит. Послу можно? Ну, хорошо, я быстро.
Вы знаете, я приятно удивлен, что не только британские, но и российские СМИ проявляют ко мне интерес. Это необычно для нашей сферы. Даже в Кремле у меня намечается встреча (смеется).
С 1964 года конкурс ежегодно проходит в Музее естественной истории в Лондоне. На церемонии награждения присутствуют члены королевской семьи и правительства, помню, несколько лет назад победителя объявляла сама королева. В общем, немного даже обидно, что в самый важный для меня год все проходило онлайн. Честно говорю, не ожидал, что смогу победить. Сидел тут, чесал за ухом, не очень-то слушал, что там ведущие говорили, вел беседы, и вдруг: «Sergey Gorshkov». Знал бы — собрал в кулак весь свой кривой-косой английский язык, придумал какой-то приличный благодарственный текст, а не то, что все услышали; вот же стыд, но что уже сделаешь, тысячу раз пожалел, что плохо учил английский. Все равно здорово быть первым русским, кто за 56 лет существования конкурса получил Wildlife Photographer of the Year. Эта награда — предел мечтаний для фотографов дикой природы, такой чемпионат мира. Я даже не сразу поверил, когда Кейт Миддлтон произнесла мое имя. Хотя в этом конкурсе участвую c 2007 года, 7 моих работ были там отмечены — дважды я побеждал в номинации и пять раз был лауреатом.Первое фото я отправил на конкурс в 2007 году. Юг Камчатки, река Озерная. Я фотографировал нерест лосося, и появление медведя было для меня сюрпризом. Между нами чуть больше метра. Удивленный медведь, штормовое небо — и победа в номинации «Портрет». Второе фото, конкурс 2009 года, лауреат в категории «Портрет».
Снова Камчатка. Это росомаха — настоящий символ дикого мира, настолько этот зверь осторожен и незаметен. Но однажды я узнал, что на дальнем кордоне видели росомах. Я не мог упустить такой возможности. В результате проверил на себе слухи о том, что росомаха — вредный хищник. Уснуть ночью было невозможно, мое жилище исследовали вдоль и поперек, погрызли все, вплоть до обшивки снегохода.Третья фотография, 2012 год, лауреат в категории «Птицы».
Россия. Остров Врангеля. Начало июня. Я провел там почти два месяца. Снимал песцов, или полярных лисиц, и снежных гусей. Песцы и гуси — примерно равные противники, гусь способен защитить гнездо от песца. Я видел, как песцы нападают на гусей, но удачно только пару раз. Песцы не охотятся за снежным гусем, они приходят в гнездо за яйцами.Четвертое фото, конкурс 2013 года. Фото победило в категории «Дикие пейзажи».
Россия, Камчатка. Вулкан Толбачик. Много лет назад я был на вулкане Плоский Толбачик и обещал себе, что вернусь, если когда-нибудь произойдет извержение. 29 ноября 2012 года мне позвонили друзья: «Началось извержение вулкана». Я все бросил и полетел снимать. У меня был только один шанс снять эту огненную реку: вертолет сносило потоками горячего воздуха. Нам пришлось улететь на безопасное расстояние, но я успел снять то, что хотел.Пятая фотография, конкурс 2015 года, лауреат в категории «Млекопитающие».
Орикс, или сернобык — это вид саблерогих антилоп, обитающий в Восточной и Южной Африке. Пролетая над пустынными дюнами на севере Намибии в 2013 году, я заметил много сернобыков, большей частью мертвых после сильнейшей засухи в регионе. Когда пилот указал на живую, у меня было всего несколько секунд для снимка. Шестая фотография, 2017 год, лауреат в категории «Портреты животных».
Говорят, если однажды попал в Арктику, она уже не отпустит. Так и есть. Снова остров Врангеля. Полярная лиса все-таки стащила яйцо у гусей. Седьмое фото, конкурс 2018 года, лауреат в категории «Животные в их среде обитания». В каждом походе есть любимая фотография. Символ Земли Франца-Иосифа для меня — эта фотография: огромной высоты ледник, метров семьдесят или сто, чистейший скол льда, и по краю ледника идет медведь, который выглядит не больше спичечной головки. «Медведь на краю» — можете считать это намеком на уязвимость культового животного.
…Я много лет снимаю проект «Русская Арктика». В прошлый раз мы говорили с вами об острове Врангеля. Помимо него больше 3 лет я снимал плато Путорана, больше 10 лет — полуостров Таймыр, 3 года — на Земле Франца-Иосифа, было еще несколько экспедиций на Северный полюс. Это большой проект, который я начал в 2010 году, а когда закончу — даже не знаю. Потому что тебе всегда кажется, что что-то главное ты еще не снял, обязательно надо вернуться.
Я родился в далекой сибирской деревне. Все мое детство прошло в тайге, на реке. Сколько себя помню, все время шлялся по лесам и болотам. В нашем доме не было телевизора. В России много невероятных маршрутов, которым завидует весь мир, препятствие к реализации этих маршрутов только одно, точнее два — диван и телевизор. Выйдите сейчас на улицу и спросите, что такое плато Путорана. 90 из 100 скажут, что это где-то в Китае или Америке. Мы очень плохо знаем свою географию, свои родные места.
Что обязательно нужно увидеть в России? Мой личный список такой: на первом месте Камчатка, я даже не буду рассказывать о том, как это круто. Обо всех вулканах, о количестве медведей, которые там обитают. Скажу только, что Камчатка — это земля, в любом месте которой ты можешь встать с камерой, и куда бы ты ни повернулся, риск сделать отличный кадр крайне высок.
Потом плато Путорана, это северо-запад Красноярского края, земля, сложенная из базальтовых лавовых потоков, место №1 в России по количеству водопадов. Плато Путорана, в отличие от Камчатки, сложно снимать, сложно подобрать ключ к этому месту: там тысячи водопадов, все они очень красивые, но большинство похоже друг на друга. Я выбрал 20 красивейших и снимал их в разное время года: показывал, как они тают, замерзают, превращаются в ледопады. Как живут, в общем.
Потом Дальний Восток с тиграми и леопардами, тайга и Байкал. И обязательно Кавказ. Мы прямо сейчас можем увидеть то, о чем большинство людей в мире может только мечтать.
Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.