В минувшую субботу в Ростове-на-Дону состоялся творческий вечер популярного телеведущего Владимира Познера. «Нация» приводит самые интересные и резонансные места из монолога мэтра.
О Дуде и слоне
Кого называют «вторым Владимиром Познером»? Знаю, знаю, Дудь (Юрий, главный редактор Sports.ru, автор проекта «ВДудь» на Youtube). Да, я смотрел его интервью. Он талантливый человек, конечно. Он хорошо готовится, видно, что знает собеседника. Матерится он зря. Но это молодежная аудитория, видимо, им нравится. А дальше я скажу так. У меня есть приятель Леонид Парфенов, которого, к сожалению, давно отстранили от телевидения. Он рассказывал о своей работе на одном американском канале. В тот момент затопило Прагу. Страшный потоп. Затопило Карлов мост XIV века, в зоопарке утонул слон. И американская телекомпания, в которой работал Парфенов, стояла на ушах, чтобы раздобыть картинку утонувшего слона. Да, конечно, это важно. Но если мы всегда будем первой новостью давать слона, а не то, что мог погибнуть один из главных памятников Европы, то так и будет определяться их важность. Да, должно быть интересно, должно быть увлекательно, но все же главное должно оставаться главным. Так вот у Дудя есть этот перекос. Но хочу вас обрадовать или огорчить, уж не знаю, — в понедельник он берет у меня интервью.О внуке-немце и Навальном
Я сделал семь фильмов: об Америке, о Франции, об Израиле, Италии, Англии, Германии, Испании. Когда я беру интервью у человека, я в конце прошу каждого — завершите предложение: «Для меня быть американцем/испанцем/французом значит…». Как правило, получаешь конкретный ответ, более или менее стандартный. Для француза — это значит принадлежать великой культуре, великой истории, для американца — быть свободным, иметь возможность добиться чего хочешь, для немца — быть европейцем, не немцем, а европейцем, так они обходят свое неприятное прошлое ХХ века. А если каждого из вас спросить «для меня быть русским значит…»? Думаю, это будет непростой вопрос.И я говорю Навальному: «Я не хочу, чтобы вы определяли, как мне жить». — «Нет, вам понравится».
Я не смогу сделать такой фильм о России, не получится. Еще и потому, что у меня глаз замылен. Как-то ко мне в гости приехал 9-летний внук (сейчас ему 22). Он родился в Германии, и, в общем-то, он немец. Тогда ему было 9, он называет меня не дедом, а Вовой, мы едем на дачу, и он говорит: «Вова, а почему столб криво стоит?» А действительно, почему? Он сразу это видит, потому что в Германии все столбы стоят прямо. Он видит — я нет. Мне-то что — криво и криво.Из тех политиков, которые были у меня на интервью, я не могу вспомнить тех, кто тронул бы меня искренностью. Чтобы я видел: вот он переживает и хочет добиться лучшего для страны. Мне кажется, к власти вообще стремятся по двум причинам. Первое, власть — это «ух, так хорошо!». Второе — они полагают, что знают, как нам жить, у них ощущение такого мессианства. Мне кажется, из таких Навальный. Мы когда с Леонидом Парфеновым делали программу на «Дожде», Навальный был у нас, и я так и сказал ему: «Мне кажется, вы из тех людей, которые уверены, что знают, как мы должны жить». И продолжаю: «Но я не хочу, чтобы вы определяли, как я буду жить». На что он мне ответил: «Нет, вам понравится».
О Брейвике и Volvo
Сейчас я снимаю восьмой фильм — о Скандинавии, думаю, примерно через год его можно будет увидеть. Я журналист, меня трудно провести. Когда мне говорят, что все прекрасно, я киваю, но начинаю копать. В Скандинавии я ничего не накопал. Когда я разговариваю с людьми, которые платят налог 72% со своей зарплаты и говорят, что это прекрасно, мне нечего им возразить. Они говорят: я точно знаю, на что идет каждая моя крона. Я во всем обеспечен, ничего не может внезапно случится. Это другой мир, где уровень общественного согласия и доверия — друг другу, суду, полиции, правительству — невероятный. Представляете, какой это кайф. Есть военные сверхдержавы, экономические сверхдержавы. А этические и моральные сверхдержавы — это скандинавские страны.Знаки препинания молодым вовсе не нужны, слова в переписке вроде «пжста». Вроде мелочи, но это язык — пожалуй, главное выражение национальности.
Пока у меня нет ответа на вопрос, как из племен воинственных викингов получилось это сверхтолерантное общество. В скандинавских странах нет пожизненного заключения, максимально строгое наказание там 21 год. Вы знаете, что в Норвегии в тюрьме находится человек по фамилии Брейвик, несколько лет назад убивший 77 человек. Конечно, я стал интересоваться, какая гарантия, что через 21 год он перестанет быть общественно опасным. Они отвечают: такой гарантии у нас нет, но у нас есть право, когда эти годы пройдут, на основании изучения поведения этого человека, добавить пять лет. А потом еще пять. И еще пять. И еще пять. Ну, как они сказали, он никогда не выйдет на свободу.…Не понимаю, какими мы будем через 10 или 30 лет. Какими будут наши дети и внуки. Мы очень быстро становимся другими. Во время съемок фильма о Скандинавии нам дали машину последней модели Volvo. Она почти все умеет делать сама. Например, паркуется без вашей помощи. Кажется, прекрасно. Но вот что я думаю. Пройдет еще немного времени, ты уже совершенно разучился парковать машину, и в один прекрасный момент все это сломается. А тебе-то по-прежнему надо парковаться. Конечно, я сейчас говорю не только о Volvo, это всех сфер касается. Молодые люди постепенно разучиваются писать — и механически, от руки, и языка не знают, неграмотно пишут — знаки препинания им вовсе не нужны, слова в переписке вроде «пжста». Вроде мелочи, но это язык. А что такое язык? Пожалуй, главное выражение национальности.
О том, что радует в России
Мне бы хотелось, чтобы в нашей стране люди понимали, что это их страна и что они за нее в ответе. А не кто-то. Ни мэр, ни губернатор, ни президент. А каждый сам. Это ощущения «я в ответе» я не встречаю. На последних выборах в Государственную думу, по официальным данным, голосовало 48% из тех, кто могли голосовать. Значит, 52% вообще не голосовали. Но почему? Если ты не берешь на себя никакой ответственности, как тогда можно жаловаться?Из того, что бы меня по-настоящему порадовало в общественной жизни последних лет, я вспомню «Бессмертный полк». Когда что-то хорошее возникает фактически из ниоткуда и подхватывается людьми. Но это было уже три года назад. А так не могу ничего вспомнить. Ну, может, какие-то мелочи. В Москве это есть точно, и мне показалось, что у вас в Ростове тоже: когда человек ступает на пешеходный переход без светофора, машина сразу останавливается. В Москве это сто процентов так, но не так давно об этом не было и речи, а в Питере и до сих пор нет. Это очень важно. Люди понимают, что так лучше: сегодня я тебя пропустил, а завтра ты меня. Когда это становится частью мировоззрения, живется лучше.
О патриотах и русофобах
Что такое патриотизм? Любовь к своей стране. Вроде все согласны. В чем она выражается? Можно размахивать флагом. А мне кажется, надо противостоять тому, что не так. И чем больше ты любишь страну, тем острее ты реагируешь на то, что не так. У нас появились списки русофобов — тех, кто что-то в России критикуют. Я попал в список «главных русофобов 2016 года». Не знаю, на каком я там месте, там все в алфавитном порядке указаны. Попал туда, видимо, потому, что меня все эти вопросы занимают. Кто мы? Мы европейцы или нет? Вся великая русская литература и музыка – ценности европейские или не европейские? Мне Россия далеко не безразлична. И поэтому, если я считаю, что могу способствовать тому, чтобы люди задумались, я должен это делать. Я возражаю тем, кто говорит о России только плохо. Талантливый фильм «Левиафан», сильный, но мне кажется, что с точки зрения автора этого фильма, в России нет ничего, вообще ничего. Да, такой взгляд есть, но я не понимаю, как он сочетается с патриотизмом.В России плохо относятся к людям, которые много зарабатывают. Вот я прилично зарабатываю. Уверяю вас, я не краду ничего. Я очень много работаю, я высокой квалификации, мне хорошо платят. Нет, я, конечно, считаю, что мало, ну, вы понимаете. Я не против того, чтобы были богатые. Но я против, чтобы были бедные. Тем более нищие.
О вере в СССР и разведшколе
В 1990 году я написал книгу «Прощание с иллюзиями» — это была очень тяжелая книга для меня, попытка разобраться в том, что произошло с моей верой. Я был очень сильно верующим. В советскую систему. В социализм. В идеи коммунизма. Так меня воспитал отец. Я был по-настоящему убежденным. И потом это была моя работа. Я был пропагандист. Работал в Агентстве печати «Новости», в Гостелерадио СССР. Тяжелая штука, когда ты чему-то веришь, посвящаешь этому жизнь, а потом начинаешь убеждаться, что все это неправда.Я приехал в Советский Союз, когда мне было почти 19 лет, в декабре 1952 года. Через два месяца умер Сталин. Если бы этого не произошло, моего отца посадили бы — как реэмигранта, меня, скорее всего, тоже. Маму бы, наверное, посадили в АЛЖИР. Не слыхали о таком? Акмолинский лагерь жен изменников родины — был такой в Казахстане. К счастью, получилось иначе. Я приехал в страну, где подавляющее большинство людей верили: вот, мы победили в войне, мы построим новую страну, все будет хорошо. И я стал свидетелем того, как постепенно все это угасало. Как, например, комсомол из места, куда люди приходили с горящим сердцем, превратился в место для продвижения и карьеры.Когда я поступал в Московский университет, я еще не очень хорошо говорил по-русски. Конкурс на биофак был 8 человек на место. Надо было сдать пять экзаменов и набрать минимум 24 балла из 25, чтобы пройти. Я для себя решил, что сочинение я напишу на 4, а все остальные экзамены сдам на 5. Первый экзамен — сочинение, но результат узнаешь только в конце, когда все остальные сданы. Следующий экзамен — физика. 4 — плохо дело. Потом английский, с этим сами понимаете, «сдал кое-как». Потом химия на 5. Потом устный экзамен — русский и литература. Тяну билет, и экзаменатор говорит: «Вы, наверное, не будете готовиться?» — «Почему же?» — «У вас 5 по сочинению». Невероятно! Нет, еще как буду. Сдал на 5. Все, 24 балла. Я счастливый, дома довольный папа. Через неделю иду смотреть списки. Списки есть, а фамилии моей там нет. Иду в комиссию. Да, говорят, многие набрали 25 баллов, 24 — уже не проходной. Но потом мне объяснили, что, мол, вас не приняли, потому что у вас плохая фамилия, и биография никуда не годится. Тем временем меня вызывают в военкомат. Майор Рысь мне говорит: «Владимир Владимирович, а давайте мы вас определим в разведшколу». Я говорю: «Одну минуточку, меня не приняли в университет, потому что у меня не те фамилия и биография, а вы меня со всем этим в разведшколу?» На это он ответил бессмертной фразой: «Владимир Владимирович, у нас разные учреждения». Но в результате отец добился, чтобы меня зачислили на биологический.
То, что я сумел отказаться от биологии, я считаю решающим поступком в своей жизни. Если бы я продолжил заниматься биологией, я никогда не смог бы добиться тех результатов, которые могли бы меня устроить. Это одна из главных человеческих проблем — большинство вообще не могут понять, для чего они появились на свет. Они делают работу, которую не очень любят. Когда нет ощущения, что это мое, и я могу делать это лучше всех. У меня есть это ощущение. И это дает очень много сил. Быть успешным человеком — значит чувствовать себя хорошо в собственной шкуре.
О журналистике и пропаганде
Нельзя научиться журналистике. Как нельзя научиться быть писателем. Это талант, это определенный склад ума. Либо есть, либо нет. И не нужно после школы идти на факультет журналистики, это бессмысленно совершенно. У вас нет опыта. Вы не понимаете, зачем вам это надо, и что это такое вообще. Большинство из тех, кого сегодня вы знаете как журналистов, не кончали никакой журналистики. Я биолог, есть историки, филологи, математики. И потом, это очень тяжелая работа, особенно в нашей стране. Обожаю эту профессию, но надо понимать, что в ней нет ничего романтического. Попробую объяснить. Когда я работал в Штатах, нас учил один очень известный американский преподаватель журналистики. Он задал нам один вопрос. Представьте, что вы берете интервью у министра обороны вашей страны, сидите у него в кабинете. Звонит телефон, он отвечает, вешает трубку и говорит: я выйду на три минуты. Уходит. А вы же журналист, вы смотрите, что там у него на столе. А там документ, из которого ясно, что ваша страна должна объявить войну другой стране через 10 дней. «Что вы сделаете с этой информацией?» — спросил нас преподаватель. Как что? Мы должны сделать все, чтобы донести эту информацию. Полминуты хватило нам всем на этот ответ. Этот же вопрос я задавал в своей московской школе журналистики молодым телевизионщикам, которые приезжали из разных городов и весей России. За все время только один человек сказал, что будет стараться обнародовать эту информацию. Еще один человек сказал: я не буду, мне страшно. И этого я понимаю. А что же остальные? «Надо молчать, в этом патриотизм».К сожалению, такой профессии «журналистика» в нашей стране нет. Есть отдельные журналисты. Но профессии, то есть четвертой власти, не существует. Задача журналиста — информировать. Информировать объективно, честно, своевременно. За это и не любят настоящих журналистов — вечно они копаются в каких-то неприятных вещах. Иначе журналистика превращается в пропаганду. Пропаганде сложно противостоять, так мы устроены. Несколько лет назад я поехал с друзьями в Иран. Просто посмотреть, все же древняя персидская империя, страшно интересно. Самолет садился в аэропорту Тегерана, и я уже точно знал, что там увижу — я увижу женщин в черном, никакого мейкапа, укутаны платками. И очень суровые. И вот тегеранские женщины: где-то на затылке платочек, губная помада, веселые, приветливые. Я подумал, а откуда у меня это стереотип о суровых женщинах в черном? Ах да, телевизор. И вот надо же, я, человек, который знает весь этот мир изнутри, и тот попался. А как же остальные. Иной раз послушаешь, что нам там рассказывают из телевизора, тошнит просто.Я очень мало смотрю телевизор. В основном, спорт, лучше теннис. Из отечественного — программы канала «Культура». Там много замечательных программ, но что-то их не очень у нас смотрят. Смотрю «Вечернего Урганта», потому что Ваня — мой близкий-близкий-близкий друг и потому что считаю, что это довольно симпатичная программа. Еще «Что? Где? Когда?», программа, которую мы сами придумали, она есть только в нашей стране, и там бывают очень интересные моменты.
Лучший ростовский вопрос по версии Познера
— Представьте себе, что ад на самом деле существует, и люди туда попадают по общеизвестным принципам. И у вас есть возможность несколько человек из ада позвать к себе на передачу. Кто это будет? (Вопрос из зала.)— Хороший вопрос. Просто очень хороший! Никогда не задумывался об этом! За всю историю вообще можно? Ух, ты! Сейчас. Вы, конечно, можете не согласиться с тем, что эти люди в аду, но это мое мнение. Я бы позвал Ленина. Абсолютно серьезно говорю. По-моему, это был человек, который искренне заблуждался, делая страшные вещи. Вот Сталин мне не интересен. А Ленин — очень. Кого же еще? Черт, как же это интересно. Вы, наверное, знаете, я всегда делаю прощалки в конце своей программы на «Первом канале», вы подождите, одну из ближайших я посвящу этому вопросу.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: ЕКАТЕРИНА ВИНОКУРОВА (ZNAK.COM) — ОБ УМЕНИИ ЗАДАВАТЬ ПОЛИТИКАМ НЕПРИЯТНЫЕ ВОПРОСЫ
ВЫ ПОЧЕМУ ПОЙДЕТЕ/НЕ ПОЙДЕТЕ НА «МАТИЛЬДУ»? АНТОН ДОЛИН, BADCOMEDIAN, ГОБЛИН, СЕРГЕЙ ДОРЕНКО И ДРУГИЕ