«Левиафан» наоборот. Как Саня Мувыр свою деревню на карту Родины вернул
Люди

«Левиафан» наоборот. Как Саня Мувыр свою деревню на карту Родины вернул

«Соль земли». Удмуртская экспедиция. Часть I.

В декабре 2022-го «Нации» исполняется 10 лет. Давайте вспомним, что интересного было у нас за это время. (Впервые текст был опубликован в августе 2020 года.)

Когда весной мы только начинали свой большой проект «Соль земли», Россия сидела в самоизоляции. Теперь, когда жизнь вернулась в более или менее привычное русло, наш спецкор Светлана Ломакина решила поколесить по стране в поисках героев. В первой же поездке, в небольшой Удмуртии, она нашла несколько удивительных историй национального масштаба.
Умирающие деревни для России не новость. И когда почти 40 лет назад с карты Удмуртии исчезло сразу несколько деревень, никто и не заметил. Среди них был и Мувыр. Но в 2009 году он снова занял свое законное место среди дремучих лесов. Произошло это благодаря усилиям одного человека — Александра Корепанова, который в 1980-м году уходил из Мувыра в армию, а вернулся в голое поле.
Это будет история о двух Мувырах — географическом и человеческом. И об обыкновенных чудесах.

Мувыр в Удмуртии — теперь синоним чего-то труднодостижимого или даже невозможного: «Ну, это чистый Мувыр! Мы так не сумеем».
Героя моего, Александра Геннадьевича Корепанова, в народе так же прозвали — Саня Мувыр. Он встретил меня в районном поселке Игра на повидавшей жизнь «Ладе Ларгус». Машина у хозяина лесной деревни, как сельсовет на колесах: бардачок трещит от бумаг, на заднем сидении стопки папок. В кармане «мокрая» печать предприятия: стол для подписи документов обычно разворачивается на капоте — быстро и удобно. Собственно, это и случилось в дороге. А после на заправке, когда Александр Геннадьевич пошел платить за бензин, а я осталась в машине, случилось еще кое-что.

В открытое окно заглянул незнакомец и попросил убрать автомобиль к чертям собачьим, потому что мы слишком долго стоим (это было неправдой).
— Не могу, сейчас хозяин придет и отъедет. Подождите пару минут, он только ушел.

Тут же появился Корепанов, бросил на гневливого мужчину тяжелый взгляд, молча сел в машину, и мы тронулись.
— Нервы у вас что надо, — заметила я. — Я боялась, что сейчас начнутся разборки...
— Зачем? У него же «мерседес», ему надо быть недовольным, — Мувыр рассмеялся. — А спокойным я стал, как часовню построил. Раньше вспыльчивый был, на все реагировал. Теперь на душе легко: деревня у меня есть, часовня есть, работа у людей есть. Чего нервничать?
Гордость Александра Корепанова — издалека заметный дорожный указатель «Деревня Мувыр. Основана в 1837 году, возрождена в 2009 году».
Гордость Александра Корепанова — издалека заметный дорожный указатель «Деревня Мувыр. Основана в 1837 году, возрождена в 2009 году».
 

Высокая земля и ее обитатели

О том, как все получилось, Александр Геннадьевич рассказывает, пока мы едем из Игры в Мувыр: 25 км через леса, луга и поля, укрытые одеялами дозревающей пшеницы. Машина дребезжит, у Корепанова то и дело звонит телефон, он прерывается. Из потока удмуртской речи выпадают знакомые слова: мотор, телефон, документы, трактор.

— В начале сентября мини-завод по переработке молока открываем, грант на него выиграли два года назад, — поясняет Корепанов. — Скоро будем перерабатывать 3 тонны молока в смену, если в 3 смены работать, то в сутки 9 тонн. Сметана, молоко, йогурт, мягкие сыры — все у нас будет свое. Дел много.
И возвращается к рассказу об истории Мувыра. Она началась аж в 1837 году. Более подробно я узнаю о ней позже, из книги «Мы из Мувыра», которую найду в деревенском музее. Книга написана прекрасно: с цифрами, фактами, воспоминаниями односельчан, — не у каждого города есть такая летопись. А у мувырцев — вот. Оттуда я узнала, что 1837 год — дата условная, на самом деле несколько удмуртских семей поселились на высоком холме среди дремучего леса задолго до этого.
Удмурты — исконно «лесной народ», со своими верованиями и ценностями, главные из которых — сохранение семьи и памяти своего рода. Жизнь подальше от недобрых глаз удмурты выбирали исстари.

Вот и здесь не было даже проезжих дорог. Зато рядом река Лоза с чистой водой и лес-кормилец. Появились первые избы, за ними еще. А после пришло и имя — Мувыр. «Му» на удмуртском — земля, «выр» — возвышенность. Высокая земля. Лучше не скажешь.

Год от года деревня росла, люди занимались земледелием и животноводством, собирали грибы и ягоды, торговали медом. Перерасти в большое поселение Мувыр бы не смог: лес вокруг не позволял. Тем не менее в 1960-х годах здесь жило 150 человек. Люди работали в колхозе, на соседнем льнозаводе, местной ГРЭС. Но в конце 70-х, когда началось укрупнение сельхозпредприятий, Мувыр начали перевозить в соседнюю большую и удобно расположенную Зуру. Перегоняли скот, по бревнам перевозили фермы и избы.

В 1980-м, когда Александр Корепанов уходил в армию, в Мувыре оставалось 9 домов и 30 жителей, все еще работали клуб, медпункт и магазин. А когда вернулся из армии — не было уже ничего. Чистое поле.
«Левиафан» наоборот. Как Саня Мувыр свою деревню на карту Родины вернул
— Я служил в погранвойсках, на границе с Китаем. Через год где-то с начала службы приходит из дому письмо: мы переехали в Зуру, деревни больше нет нашей. Прочитал и не поверил, несколько раз перечитывал, — Александр Геннадьевич замолкает, словно подбирает русские слова, которыми можно передать горе, которое на него обрушилось тогда, на Дальнем Востоке. — Это моя земля была — она меня лечила, она меня спасала... Не понять, если вы у нас не выросли... Из армии вернулся я зимой, дорога в Мувыр была занесена — не добраться. Пришел только весной. И тот день, когда я пришел и увидел на месте деревни пашню, — никогда не забуду... Сел на берегу Лозы, и слезы ручьем бегут и бегут. Обида такая была: кому наша деревня мешала? За что ее с лица земли стерли? Долго сидел: думал, что же мне такого сделать, чтоб вернуть Мувыр.
1982-й год был, а первый дом я построил в 1992-м. Десять лет ушло на подготовку. Строил в чистом поле — что будет дальше, никто не знал.

— Невероятно...
— Да мне и самому уже так кажется. Но это потому, что я молодой был, сейчас — на будущий год 60 лет мне стукнет — ни за что бы уже не решился. А тогда я же не один был — отец рядом. Вот это человек! Сейчас все рассуждают о воспитании: что говорить детям, что рассказывать? Отец мой ничего не говорил, но я видел, как он живет, и меня это восхищало. До сих пор думаю, вот бы у отца совета спросить, иногда мысленно с ним разговариваю. Он умел все: на тракторе работал, машины чинил, дома строил.
Я после школы в сельхозинститут поступил, одну сессию сдал и перевелся на заочное, чтоб работать на земле, рядом с отцом. Потом армия — после не стал восстанавливаться в институте. Работал в «Сельхозтехнике» водителем — и летом каждый день ездил в Мувыр, ну, в голое поле. Отец все видел, и разговоры мы вели о том, что родная земля нас назад зовет: им тоже в Зуре было не по себе. Но ведь только переехали: хозяйство перевезли, постройки перетащили, — большая работа. И вот как-то вечером сидим, опять об этом разговариваем, и отец вдруг: «Сколько можно уже болтать? Давай дело делать». И мы поехали в чистое поле ставить на месте бывшей деревни первый дом.
Этот дом Корепанов построил вместе с отцом. Несколько лет дом был единственным в округе, но когда стало ясно, что Мувыр ожил, сюда потянулись и другие семьи.
Этот дом Корепанов построил вместе с отцом. Несколько лет дом был единственным в округе, но когда стало ясно, что Мувыр ожил, сюда потянулись и другие семьи.
— А что люди говорили?
— Пальцем у виска крутили. Жене моей говорили, я уже женат был, дочки две маленькие, — вот жене говорили: «Куда он вас тащит? Как жить-то в лесу?» А она поддержала, спасибо ей говорю по сей день. Если бы не согласилась, неизвестно, где бы я был сейчас.

— Не переехали бы в Мувыр?
— Ну, нет. В Мувыр бы вернулся все равно, но, может, пить бы начал. Кто его знает. А так уже много лет не пью, даже на Новый год. Дети разбудят в 12 часов, компота с ними хлебну и спать. А 1 января на рыбалку. Охоту не люблю, но рыбалка — это все!

Машина съезжает с трассы на лесную дорогу. Справа остается Зура — поселение с 3 тысячами жителей и развитой, как сейчас говорят, инфраструктурой. На трассе голосуют подростки. Корепанов объясняет, что тут проходят автобусы на райцентр Игру и на столицу Ижевск. То есть жили бы они в Зуре, никаких проблем бы не было, а тут надо было проложить до Мувыра дорогу, потому что поначалу осенью и зимой выбраться оттуда можно было только на вездеходе — Корепанов купил «УАЗик». Потом прошел по друзьям-знакомым и попросил помочь. Кто-то помог бесплатно, с кем-то расплатился бревнами и мясом. Так в лесу появилось 4 км дороги из ПГС, песчано-гравийной смеси.

На подъезде к Мувыру стоит заметный указатель: «Деревня основана в 1837 году, возрождена в 2009 году».
— Этот указатель мне один очень хороший человек, бизнесмен, подарил. У нас должен был проходить фестиваль возрожденных деревень. И мне хотелось, чтобы было красиво. Если честно, это лучший подарок, который мне в жизни делали.

— А вообще любите подарки?
— Нет, мне ничего не надо. Но если для деревни, вот как знак, как помощь в развитии, то очень люблю, — смеется.

— Александр Геннадьевич, я в Удмуртии не в первый раз, знаю местные нравы. Вы, кажется, не очень типичный удмурт...
— Так и есть, удмурты — скромный народ, молчаливый, но это не про меня, — улыбается Корепанов. — С меня даже местные смеются.

Потом разговор заходит о том, что я видела фото Корепанова: он был победителем регионального конкурса «Бизнес-успех» в номинации «Лучший созидательный проект». В костюме Александр Геннадьевич выглядит, как губернатор, не меньше. В ответ Мувыр вспоминает, что на предыдущее вручение (не помнит точно чего) он приехал «в удобном» — в штанах и свитере, но пришлось экстренно переодеваться. А костюм — это вообще не его: сковывает, давит...

— Где вы все это про меня высмотрели? — удивляется моим вопросам Корепанов.
— В интернете про вас много пишут.
— Да, сейчас все в интернете, — убирает он кнопочный телефон в карман. — Внуки мои тоже, в деревне живут: лес, воздух, площадку им построили, — играй сколько хочешь. А их тянет в гаджеты. И слово-то какое хорошее придумали: «гад же ты»! Очень точное слово.

Машина въезжает в Мувыр, я произношу: «О, боже!» и высовываюсь с фотоаппаратом в окно.
Сегодня в деревне пока одна улица — Светлая. На ней 12 домов.
Сегодня в деревне пока одна улица — Светлая. На ней 12 домов.

«Хлеб — народное добро. Пограничник, береги его!»

Окруженная сосновым войском, выгнулась под нещедрым северным солнцем изумрудная поляна. На самой ее вершине бусинами сидят бревенчатые дома. Это единственная в деревне улица Светлая, пока на ней 12 дворов и 36 жителей, из них 8 детей. Рядом современная детская спортплощадка, чуть дальше ферма, гаражи, две водонапорные башни. На углу в стилизованной старинной избе музей Мувыра, напротив на поляне — место для народных гуляний: сцена, лавочки, резные скульптуры. У пруда беседки и три сруба для гостей.

— Когда вы все это построили?
— В 92-м как начали, так и до сих пор строим.

— А деньги?
— Что вы всё про деньги? Я ж говорю, у меня много друзей, где-то договариваемся, где-то занимаем. Когда о деревне узнали, мы стали гранты получать. Детская площадка — помощь муниципалитета, ферма — на грант, заводик по переработке — тоже на грант. Конечно, выделенных денег не хватает, добавляем свои, но делаем. Вначале, когда у нас тут один дом стоял, жили мы с отцом и пара фермерских семей, ничего этого, конечно, не было и быть не могло. Но я придумал пияр-ход! — Корепанов произносит это слово на удмуртский манер. — Был по делам в Перми и привез оттуда страусов. Страусы в лесу! Журналистам такое же интересно? Значит, приедут, расскажут о нас, власти обратят внимание...

— Сработало?
— Конечно! Нам стали помогать — объяснять, что надо сделать, как подавать заявки на гранты. Дочка моя старшая, она по образованию учитель информатики, теперь занимается бумагами, а младшая — туристами, проводит экскурсии в музее. В ее дела я не лезу.
 В музее Мувыра собраны не только предметы старины, исторические документы, но и снимки из домашних фотоальбомов жителей деревни. Музеем заведует младшая дочь Корепанова Маша.
В музее Мувыра собраны не только предметы старины, исторические документы, но и снимки из домашних фотоальбомов жителей деревни. Музеем заведует младшая дочь Корепанова Маша.
— Как строится ваш обычный день?
— Встаю в 6 утра, и начинается: надо дать разнарядки рабочим, съездить в Ижевск с документами, побегать по кабинетам, потом стройка же идет, потом надо технику проверить, комбайнеров накормить. Хлеб — самое важное. Я когда служил на границе, у нас там висел огромный плакат: «Хлеб — народное добро. Пограничник, береги его!» Я, как его видел, Мувыр вспоминал, отца, поле...

Потом в доме Корепановых обед. В меню борщ, салат из помидоров, шпик, мед к чаю. За стол садится вся большая семья, за исключением старшего зятя и внуков. Приехал подсобить на стройке даже родственник из Ижевска.

Я завожу разговор об устройстве удмуртского дома — чем он отличается от традиционного русского. Оказывается, раньше дома у удмуртов были низкими, с подполом, разделенными на жилую и хозяйственную половины. Теперь же в основном двухэтажные, с большой печью, как в Центральной России, сенями и отдельными хозпостройками.

На этот дом у отца и сына Корепановых ушел год. Сегодня дело идет быстрее. В деревне уже есть электричество, и воду больше не надо таскать из родника. Из крана течет и горячая: работает бойлер.

— Нам недавно из города привезли посудомоечную машину. Доставщик удивился, что мы в такой красоте живем, говорит: «Даже на море ездить не надо», — рассказывает младшая дочка Корепанова Маша.

— Ни разу не пожалели о том, что перебрались сюда? — спрашиваю у Ольги, жены.
— Как не жалела? Сто раз! — смеется Ольга. — Дети на дискотеку пойдут в Зуру, их проводить и встретить надо: у ворот стоишь, переживаешь. И он стоял, и я, не так, что ли?
— А в другом месте жили бы, совсем бы не переживала? — парирует Мувыр.
— Мама так только говорит, — вступается Маша. — Она за папу всегда горой, что бы он ни сделал.
Александр Корепанов с семьей, Новый 2020-й год.
Александр Корепанов с семьей, Новый 2020-й год.
Я спрашиваю о медведях: лес-то вокруг дремучий. Ольга рассказывает, что ходит к ним один настойчивый Михайло Потапыч. Рамки вытащит из ульев, мед слижет и уходит. И пугали его, и ругали — ни в какую. Потом случай вспомнили, как кто-то из знакомых за малиной ходил — она в лесу куда слаще садовой — раздвинул кусты, а оттуда медвежья морда: здрасьте-куманасти!
— Но от медведей в год гибнет человека два, а в ДТП тысячи; вон, машина стоит у окна, мятая вся, сосед еле живой остался, в больнице сейчас. Надо ли нам бояться медведей? — итожит Корепанов.

Променять Москву на Мувыр

Пока едим борщ, Маша рассказывает, что перебралась с мужем и двухлетней дочкой в Мувыр как раз перед пандемией. До этого оба работали в Москве. Когда Мария ушла в декрет и засела на съемной квартире в Подмосковье, все чаще стала задавать себе вопрос: что это за жизнь, когда домой приезжаешь только поспать, Москву видишь пару раз в месяц и, главное, родных рядом никого.
— А тут папа: приезжай, приезжай. В конце декабря мы перебрались сюда с дочкой, в феврале приехал муж, он сам родом из Ижевска. Теперь мы все здесь.

— В Москву не вернетесь?
— Нет, пока мне тут очень нравится: воздух, лес, за ребенка я спокойна. В гости есть куда пойти: к бабушке, к сестре, к соседям. Если в город хочется, в Ижевск можем съездить. Я занимаюсь туристами, веду соцсети. Но и папа у нас такой, что скучать не дает. Да, пап?

— Какие у вас законы в Мувыре? Что можно в деревне, а что запрещено?
— Алкоголь, — отзывается глава деревни. — Только по праздникам, потому что работников у меня всего 14 человек. Это на без малого 450 голов крупного рогатого скота. Овес выращиваем, ячмень, пшеницу. Земли 1100 гектаров, и она в 30 км отсюда, потому что вокруг Мувыра земля не наша, деревню признали, а землю-то разобрали давно. В таком большом хозяйстве если одно звено, один работник выпал из цепочки, все посыплется... Хотя был у нас такой опыт. Одного парня я выгонял. А потом сказал: надумаешь работать, приходи — я тебя за свой счет закодирую. И он пришел, слава богу. Свозил его к врачу, все — другой человек, не нарадуюсь. И стараюсь помогать: бычков дал, теперь он четверых поросят взял на выкорм.
«Левиафан» наоборот. Как Саня Мувыр свою деревню на карту Родины вернул
— Только ему помогаете?
— Нет, всем. У нас такое правило: если хочешь жить и работать в Мувыре, мы дом поставим за счет хозяйства, дрова дадим, зерно, сено для скотины. Поросят, бычков — тоже бесплатно. Люди выкармливают, продают — и уже деньги. Зарплата у нас небольшая, 700 рублей в день, но больше я дать не могу, поэтому стараюсь так поддержать. Люди еще и поэтому остаются.

— Что еще нельзя?
— Воровать. Был один такой случай за десять лет — провели общее собрание. Понятно, что всем в душу не заглянешь, но после того случая — спокойно. Мы даже дома не закрываем, тут все свои, а если чужой приедет, то его видно.

— То есть участковый вам не нужен. А доктор, а школа?
— Участковый точно нет, в больницу сами ездим, у всех есть машины, и дорога теперь нормальная. А ребятишек в школу автобус забирает. Магазинов у нас нет, но в Зуре есть — можно пешком 5 км погулять, можно на машине. Если у нас все получится, как задумали, если разовьем агротуризм, переработку молока наладим, то и магазинчик с нашей продукцией откроем.

— А куда еще думаете сбывать молоко?
— Хотели бы в детские сады и школы поставлять. Но сейчас же электронные торги, кто меньше дал, тот и выиграл. А настоящее молоко не может быть очень дешевым, вот за это переживаю. Ко мне уже приезжали, предлагали бодяжить молоко прямо на ферме. Но я на это никогда не пойду. Хотя многие не понимают: «деньги, деньги»…

После обеда идем на ферму и говорим про главные праздники. Их в Мувыре четыре: конец посевной, Новый год, 8 Марта и День деревни. На 8 Марта Корепанов закупает несколько ведер цветов и в конце рабочего дня вручает мужикам: чтоб отнесли домой и поздравили жен и дочерей. А День деревни празднуют 9 августа, именно в этот день было подписано постановление о возвращении Мувыра на карту.
В 2016 году Корепанов получил грант (4,8 млн руб.) на свою молочную ферму. На эти деньги хозяин Мувыра установил доильное оборудование, охладитель, миксер, купил два трактора и скот. Осенью этого года в деревне заработает мини-завод по переработке молока.
В 2016 году Корепанов получил грант (4,8 млн руб.) на свою молочную ферму. На эти деньги хозяин Мувыра установил доильное оборудование, охладитель, миксер, купил два трактора и скот. Осенью этого года в деревне заработает мини-завод по переработке молока.
— Получается, у вас на возрождение деревни 17 лет ушло — с 1992-го по 2009-й?
— Могло и больше уйти. Мне очень помогла депутат Госсовета Удмуртской республики Елена Чиркова, она сама наша, зуринская. Поэтому и взялась помогать. Подала документы сначала в район, потом в Ижевск, а потом и до Москвы дошло. Я сам тоже ходил по кабинетам, но дело не двигалось. Я, если честно, кабинеты эти не люблю еще с 90-х. Тогда я дом хотел поставить законно, а бардак же был: меня гоняли из кабинета в кабинет, потому что земля уже была переведена в сельскохозяйственную, но никто на ней ничего не делал, так стояла. А потом я плюнул на всё и поставил дом, где хотел. До сих пор земля под домом мне не принадлежит, но это ладно, разберемся. Сейчас уже легче решать вопросы: о нас знают, глава республики приезжал, на выходных туристы бывают, — Мувыр развивается очень быстро. Если бы не пандемия и мы бы провели фестиваль регионального значения, о нас бы еще больше узнали и помогли в развитии. Но и так все хорошо вышло, я думал, что бороться за статус деревни буду до конца жизни. А теперь новые цели есть.

— Какие?
— Построить плотину, — ударение Корепанов делает на последний слог. — Деревянную водяную мельницу поставить, с нее начинался Мувыр; навесной мост на тот берег Лозы перебросить, туристические зоны сделать удобные, домики поставить. А в этом году до холодов надо сделать спуск к реке. После фермы отвезу, покажу вам, какая у нас там красота. И венерин башмачок растет. Вы когда-нибудь видели его? Редкой красоты растение, цветет раз в несколько лет, а в этом году его в нашем лесу много — это хороший знак.

После фермы мы едем к часовне. Там, ничего не объясняя, Александр Геннадьевич подводит меня к обрыву над рекой, и я понимаю: это то самое место, где в 1982 году он сидел и плакал над исчезнувшим с лица земли Мувыром. Сюда он приходит до сих пор: когда нужно принять важное решение или просто успокоиться и отдохнуть. Лес стоит, высокий и горделивый, река бежит, изгибаясь, за самый горизонт…
— Чувствуете, какая сила в этом месте? На этой земле мне духи предков помогают, — вдруг говорит Корепанов. — Такие ведь бывают тяжелые времена... Денег, допустим нет, людям заплатить за работу нечем. А у них семьи, дети. Что делать? И вдруг раз — сруб купили за 180 тысяч рублей. И на зарплату хватило и осталось чуть-чуть —можно жить дальше.
На берегу реки Лозы Корепанов построил часовню Георгия Победоносца. Именно на этом месте в далеком 1982-м он дал себе обещание возродить родную деревню.
На берегу реки Лозы Корепанов построил часовню Георгия Победоносца. Именно на этом месте в далеком 1982-м он дал себе обещание возродить родную деревню.
Помимо предков Корепанову помогают четыре поклонных креста, что стоят на четырех сторонах деревни, и планы по развитию. Александр Геннадьевич говорит, что готов на что угодно: хоть базу построить, хоть фестивали и праздники проводить, — лишь бы все поняли, что Мувыр перспективный, нужный, важный, и чтобы никогда больше ни у кого не поднялась рука стереть его с карты.

— Был один такой случай, на десятилетие со дня возрождения деревни приехала к нам пожилая женщина. И рассказала, что еще до войны дед ее тут, в Мувыре, был председателем колхоза. И очень хорошим председателем, при нем колхоз расцвел. Люди очень уважали его и ждали с войны, потому что, если председатель вернется, все наладится. Но председатель с войны не вернулся... Его долго оплакивали, и память о нем жива до сих пор. Я когда слушал ее, слезы наворачивались. Не то, чтобы я очень уж эмоциональный, но когда дело касается моей деревни... Это я к тому, что тоже хочу, чтобы обо мне помнили. Но еще хочу, чтобы понимали, что все это я сделал не один. Те, кто не смог жить в Мувыре, ушли, а свои остались. Я надеюсь, что как мини-завод дострою, еще к нам люди потянутся, «своих» должно быть больше.


... Когда Александр Геннадьевич везет меня обратно, нас останавливают две женщины. Они говорят с ним на удмуртском, потом переводят мне, что вчера Геннадьевич привез с рыбалки 12-килограммового карпа, жена его Ольга сварила уху, и вся деревня вкусно пообедала.
Потом делаем остановку в поле, Корепанов проверяет на зуб пшеницу: до начала жатвы есть еще пара недель, и урожай обещает быть хорошим — тоже приятные новости. А потом, ближе к цивилизации, мы встаем в пробке, и Мувыр долго говорит о труде крестьянина. Говорит горячо — о земле, о людях, о том, как трудно жить, выбирая между тем, поставить ли зубной протез или купить запчасть к трактору. Затем выдыхается и говорит уже спокойно:
— Ладно, что-то я завелся. Это все усталость. А усталость — не болезнь, пройдет. Так у нас, у удмуртов, говорят.

Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.
Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное
1euromedia Оперативно о событиях
Вся власть РФ
Маркетплейсы