Фантаст Лукьяненко, телеведущий Шац и певица Сурганова — о том, как были врачами

В 2018-м году системе здравоохранения России исполняется 100 лет. К юбилею мы сделали серию интервью с известными россиянами: музыкантами, писателем, телеведущим, — об их врачебном прошлом. (Интервью с Александром Розенбаумом можно прочесть здесь, с Билли Новиком из Billy’s Band — здесь.)
Сегодняшние наши герои — писатель-фантаст Сергей Лукьяненко, лидер группы «Сурганова и оркестр» Светлана Сурганова и телеведущий Михаил Шац.

Сергей Лукьяненко

— Я из медицинской семьи: родители и старший брат — врачи. У меня не было особого выбора, подразумевалось, что я должен идти этой дорогой. Я, конечно, размышлял про другие профессии: мечтал стать режиссером, хотел поступить во ВГИК. Потом понял, что у провинциального мальчика мало шансов. И пошел в медицину.

Но в институте понял, что профессия у меня все-таки будет другая. Как-то сдавал экзамен по отоларингологии. Подготовился плохо, хотя был отличником, просто в этот момент что-то писал, был увлечен новым текстом. Отвечаю, плыву. И преподаватель мне: «Сергей, я могу вам поставить тройку или отправить на пересдачу. Скажите честно, вы собираетесь работать врачом или все-таки будете писателем? Если последнее, зачем я вас мучаю?» И я вдруг твердо сказал: «Да, буду книжки писать». — «Вот вам пятерка, не стану портить сессию. Идите и пишите, мне нравятся ваши рассказы».

Я сочетал «материнскую» и «отцовскую» манеры гипноза: сначала ненавязчивый разговор, потом резкая отдача команд.

Я окончил интернатуру как психиатр в психиатрической клинике. Общался с людьми, которые утверждали, что обладают парапсихологическими способностями: пытались двигать предметы или читать мысли. Будучи писателем-фантастом, я всегда с большим любопытством за этим наблюдал.
Не могу сказать, что там было тяжело работать. Люди больны, ты оказываешь им помощь, иногда добиваешься стойких ремиссий. Эпилепсия, неврозы, шизофрения.

Я умею разговаривать с больными людьми и владею техникой гипноза. С помощью гипноза можно вылечить какие-то элементарные вещи, скорректировать невротические состояния. Я использовал словесный гипноз. Есть материнская и отцовская манеры: ты вводишь в транс либо мягко, либо жестко. Я сочетал: сначала ненавязчивый разговор, потом резкая отдача команд.
Но гипноз не всесилен, мы не можем, например, заставить человека: возьми нож и пойди убей кого-нибудь. Даже в таком состоянии остаются какие-то ступоры, и человек найдет лазейку, чтобы не выполнять приказ.

Конечно, в молодости, во время практики, мне было интересно это исследовать. Однажды в компании товарищ уговорил погрузить его в гипноз. Я дал такую команду: когда он выйдет из транса, то не будет ничего помнить, и поцелует нашего друга. Он вышел, прошла минута, начал нервничать: в его сознании начали бороться мой приказ и полнейшее нежелание его выполнять. Друг сидел рядом, хихикал и ждал. Кончилось тем, что загипнотизированный уставился на свою жертву и сказал: «Слушай, ты выглядишь нездоровым, явно болен, у тебя температура». Подошел и дотронулся губами до его лба. И сразу успокоился: приказ выполнил, но при этом никаких моральных норм не нарушил.
Когда мы ему рассказали, что это было внушение, он отказался в это верить. Вот такое было, можно сказать, эстрадное представление.

Светлана Сурганова

— На то, чтобы стать врачом, меня вдохновил пример бабушки, Зои Михайловны, которая меня воспитывала. Она была рентгенологом и фтизиатром, работала в Ленинграде во время блокады. Ее профессия помогла семье Сургановых выжить. Бабушка вылечила одного человека от туберкулеза, и он в блокаду в качестве благодарности приносил ей продукты.
Кроме того, я считала и считаю, что медицина всегда пригодится, даже если ты не станешь работать врачом: ты всегда сможешь понять, что происходит с тобой и твоими близкими.
Но самое главное: в медучилище и институте я познакомилась с людьми, благодаря которым начала писать песни и заниматься музыкой. То есть, это медицина толкнула меня к творчеству.

Хотя училась на педиатра, с годами я стала почти профессиональным геронтологом.

Одно из самых ярких впечатлений времен практики — первая ампутация, на которой я ассистировала. Когда хирург закончил, мне надо было вынести из операционной 30-килограммовую конечность. Это была нога довольно крупного мужчины, тяжеленная —ощущения были, прямо скажем, не очень.

Что я умею: ну, если припрет, могу сделать внутривенную инъекцию худо-бедно. Иногда приходится друзьям помогать, но не подумайте ничего плохого (смеется). А что касается каких-то специфических навыков — я вообще, конечно, теоретик. Но вышло так, что я с годами стала почти профессиональным геронтологом, хотя закончила заведение, которое готовит детских врачей. Меня окружают пожилые люди: мама, ее друзья. У них без конца что-то случается, надо помочь, проконсультировать, вылечить. Благодаря этому я нахожусь в хорошем рабочем состоянии.

Михаил Шац

— Я рос в семье советских интеллигентов: мама была врачом, папа — директором профтехучилища. Между ПТУ и медициной я выбрал медицину.

В моей институтской жизни было много всего. Капустники, студенческие стройотряды, мы, например, ездили в Арзамас ликвидировать последствия катастрофы (в 1988 году у станции Арзамас-1 взорвался железнодорожный состав, перевозивший взрывчатку для горных предприятий). Вся эта деятельность отнимала много времени, на учебу оставалось 3-4 месяца в году.
Яркими и важными моментами были капустники: мы относились к этому серьезно, нас оценивали профессора с разных кафедр. Победитель получал «лошадь» — массивную бронзовую скульптуру Петра I верхом, на которой с 1950-х гравировали имена победителей. Для меня это все плавно перетекло в КВН — с чего, собственно, и началась моя телевизионная карьера.

Что касается моей карьеры врача: я работал на аппарате искусственного кровообращения, участвовал в первой в Союзе операции по пересадке легких: ее провели в начале 1990-х в нашем институте пульмонологии. Примерно в это же время у меня случилась стажировка в Австрии: я работал у одного профессора, который безвозмездно принимал русских врачей. Конечно, их медицина и наша были совершенно разными мирами. Грубо говоря, мы качали воздух сапогом, а австрийцы — аппаратом из фантастического фильма. Но в молодые годы ты ко всему адаптируешься легко. Я работал с удовольствием, это было совершенно фантастическое время.