В Екатеринбурге объявлена эпидемия ВИЧ. По данным медиков, заражен каждый 50-й горожанин. Как такое могло случиться? Основная причина — грязные шприцы наркоманов. Проблемой наркотиков в Екатеринбурге многие годы занимался Евгений Ройзман, ныне мэр города. С ним однажды мы имели откровенный разговор на эту тему.
Евгений Розйман. Родился в 1962 году. Политический и общественный деятель, бизнесмен, поэт, борец с наркоторговлей. В 1999 году основал фонд «Город без наркотиков», занимающийся борьбой с наркоторговлей в Екатеринбурге и Свердловской области. В 2011 году запустил проект «Страна без наркотиков». В политике с 2003 года, был депутатом Госдумы IV созыва, в 2013 году стал мэром Екатеринбурга.
— Что в проблеме наркоторговли решается легко (и то, что эти проблемы не решают, — просто геноцид и вредительство), а что практически невозможно преодолеть?
— Вы знаете, если честно работать и называть вещи своими именами, решается практически все. С чем по-настоящему трудно справиться — с огромным, стремительно растущим потоком «синтетики» из Китая. Колоссальная проблема, перекрыть этот поток очень сложно, ведь большая часть торговли идет через интернет. Но можно и нужно создать такую ситуацию, чтобы просто страшно было этим торговать. Это действительно имеет смысл делать, потому что основные потребители этих наркотиков — 90-х и 2000-х годов рождения. Стремительно молодеет потребитель, знаете почему? Потому что проколоть вену шприцем — это все-таки страшно, а покурить — не страшно. В результате — зависимость распространяется со скоростью лесного пожара, по сравнению с этим даже героин не такая проблема.
Чтобы решить проблему, надо совершенно безоговорочно, напрямую и в лобовую принимать закон о принудительном лечении. Надо создавать сеть государственных реабилитационных клиник с использованием всех новейших технологий и всего накопленного опыта. Типа системы ЛТП — лечебно-трудовых профилакториев в СССР, чтобы родителям было куда бежать. Нужно сделать так, чтобы инициировать принудительное лечение могли через суд, через обращения родственников. Допустим, сейчас в один и тот же притон представители органов могут заходить хоть десять раз и видеть, как на их глазах человек превращается в животное, и фактически ничего не могут с этим сделать. Да я сам сколько раз с этим сталкивался: в первый раз к тебе человек попадает в 17 лет, во второй — в 20 — это уже другой человек, в 25 на него страшно смотреть, а в 30 — все, это уже животное.
Знаете, это либеральные журналисты и их друзья правозащитники любят говорить: «Наркоман — он такой же человек». Да ни хрена подобного, кто с этим в своей жизни сталкивался, знает, что это за человек — наркоман. Это, знаете, абстрактный гуманизм, не очень люди понимают, о чем говорят.
Говорят еще: «Да что столько возни с наркотиками, вон от алкоголя больше людей гибнет». А я скажу так: если к наркотикам будет такой же доступ, как к алкоголю, и такой же размах приобретет зависимость — лучше нам даже не знать, во сколько раз больше людей погибнет. Наркотики распространяются быстрее, чем алкоголь, по воздействию они гораздо сильнее и страшнее. Или курящих, скажем, в России 60 миллионов, смертность у нас одна из самых высоких в мире, больше 300 тысяч погибает в год от последствий табакокурения. Знаете, если бы у нас было 60 миллионов наркоманов, статистическая картина была бы куда печальнее.
Из блога Евгения Ройзмана В свое время наши работали в Среднеуральске. Закрыли за сбыт одну убежденную наркоторговку по фамилии Злодеева, по совместительству она оказалась дочерью мэра Среднеуральска. Потом на притоне обнаружили сына мэра Среднеуральска — конченого «крокодилового» наркомана. А несколько дней назад пышминские за сбыт и хранение наркотиков в особо крупных размерах задержали внука мэра Среднеуральска. И на хрена ему это мэрство?! |
— Похоже, в России какое-то табу действует — не любят говорить об этой проблеме. Или, может, во всем мире такая же ситуация?
— Да, о наркомании у нас не принято говорить. Первая причина: правоохранительные органы с ситуацией совершенно не справляются, а говорить об этом — значит показывать свою неспособность — кому охота. Второй момент: то, что закон о принудительном лечении надо принимать жестко и безоговорочно, на самом деле все понимают. Но его не принимают, потому что боятся, как же посмотрит на это Запад. А мне понятно, как посмотрит на это Запад, на Западе ситуация простая — в тех странах, где нет принудительного лечения, там сказано: никто не имеет права лечить наркомана принудительно. Но есть там маленькая оговорочка, о которой знают только специалисты: если человек задержан за любое преступление, связанное с наркотиками, его вообще никто не спрашивает, берут за шиворот и лечат. Только принудительное лечение нас спасет и обязательное тестирование хотя бы два раза в год, без предварительного предупреждения. Конечно, нужно перекрывать границы, делать визовый режим со всеми наркопроизводящими регионами. Надо вести мощную антинаркотическую пропаганду, не профилактику, как у нас сегодня, а именно пропаганду.
— Можно «вычислить» потенциального наркомана, как «вычисляют» суицидников?
— Потенциального наркомана не вычислишь. Наркотикам все равно — сын ты учительницы или дочь генерала. Любопытства у детей никто не отменял. А людей, которые уже употребляют, сразу можно вычислить. Я по телефону, по голосу сказать могу, наркоман или нет. Две минуты мне хватит. А родители тоже могут вычислить, те же «спайсы» — курительные смеси — там яркие признаки. Кстати, на эти наркотики в России нет тестов, и никакие школьные тестирования их не покажут. Они действуют от 20 минут до нескольких часов, обжигают слизистую, отсюда кашель, сухость во рту, постоянное желание пить, мутный или покрасневший белок глаз, поэтому для маскировки у наркоманов глазные капли, координация нарушена, речь заторможена и мышление тоже, человек тупит. Еще неподвижность и застывание в одной позе при полном молчании надолго, бледность, учащенный пульс, приступы смеха. Помните еще, что ни один из употребляющих курительные смеси не считает себя наркоманом. Самокритика на нуле, они убеждены, что смеси курят все. В 99% случаев употреблять курительные смеси начинают те, кто уже курит сигареты. А употребление так называемых солей вообще приводит к необратимым последствиям. Половина «солевых» поступает к нам из психбольниц, многие уже с диагнозом — шизофрения. «Соли» — билет в один конец, методик работы с «солевыми» просто нет.
Наркоман — это животное. У noth_special история о том, как в Москве сдох от передозировки нарколыга, а в квартире с ним находился полуторагодовалый ребенок. Ребенок умер от голода. Это страшная история. Мы сталкивались со случаями еще более жуткими. Мы видели ситуации, когда наркоманы-родители оставляли малолетних детей в залог цыганам, продавали, меняли на героин... |
— Есть какие-то ориентиры — страны, которые с наркоторговлей и наркоманией борются успешно?
— Не мы первые в таком положении, не мы последние. Страны уже выходили из состояния наркотической катастрофы. Один из любимых моих примеров — Япония. В 1950-е власти просто спасли страну от амфетамина, кстати, тогда же либеральная Америка допустила у себя его широкое распространение. Что было в Японии: около двух миллионов употребляли в таблетках, а еще полмиллиона — внутривенно. С этим разобрались очень просто: ввели тюремные наказания — 3 года за продажу, 5 — за производство, и в первый же год арестовали больше 55 тысяч человек. Все увидели, как это работает, и просто стало страшно с этим связываться. Через четыре года арестовали меньше трехсот человек. Просто спасли страну. В Китае в это же время боролись с опиумом, а ведь это была трехсотлетняя традиция. Там за любые контакты с наркотиками — сразу смертная казнь, зато число наркоманов уменьшилось с 20 миллионов до 600 тысяч.
— Какая степень жестокости допустима в отношении наркоторговцев?
— А какой тут может быть вопрос, наркоторговля — это пожизненный срок или расстрел. Наркоторговля — это людоедство. Уничтожают нас с вами и наших детей.
У нас после разгрома (центра реабилитации. — «Нация») некоторые реабилитанты, оказавшиеся на улице, в силу доступности и дешевизны, шпиговались именно «солями». И сейчас они заезжают снова. Невероятная деградация! Два месяца употребления — и все. Срут стоя. Сегодня пришел отец одного шестнадцатилетнего. Диагноз — шизофрения, инвалидность. Вот здорово! Зато в армию не пойдет. Разговаривал с врачами. Действительно, употреблявшим «соли» ставят диагноз шизофрения, потому что вся симптоматика соответствует. Токсикологи считают последствия употребления «солей» необратимыми! Мы можем подтвердить, что «солевые» сколько-то приходят в себя где-то на четвертый месяц, и что там с ними будет дальше — никто не знает. Мало того, сейчас на большом потоке наркоманов стало понятно, что употребление «солей» провоцирует менингиты со смертельным исходом в силу того, что нарушается гематоэнцефалический барьер. |
— Евгений, вы же реально сильно навредили наркобизнесу, хотя бы в отдельно взятом городе.
— Да и по стране существенно.
— Тем более. На вас покушались представители наркобизнеса?
— «Наркомафия» — это то, что придумали и раздули журналисты. Наркотики к нам тащат в основном из Таджикистана — кто во что горазд, кто-то в бауле, кто-то в собственной заднице. Это что ли наркомафия? Эти люди между собой не объединятся никогда. Нет наркомафии, проблема есть, а наркомафии нет. Только разрозненные барыги, которые никогда не договорятся. Понимаете, в этом бизнесе все всё понимают. Люди этим занимаются с ледяной головой. Если ты один из них и пытаешься им вредить — это одно, а когда ты человек из другого мира и пытаешься их остановить — это другое, они отлично понимают, что здесь тоже не мальчики собрались. В любом случае — это моя страна, мой город. И я всегда буду сопротивляться, что бы там ни было, не буду давать торговать наркотиками. Все.
Что «крокодил», что «винт» — наркотики коллективные. Кто-то ищет деньги, кто-то бегает за таблетками, кто-то хату предоставляет, кто-то варится, кто-то помогает, кто-то на шухере стоит — на каждом притоне, как правило, человек пять-семь. Бывает, десять-двенадцать. Притон — это воронка. Он затягивает окрестную молодежь. В основном до тридцати лет. В абсолютном большинстве — русские. Все гниют. Если в подъезде притон, то жить там невозможно. И небезопасно. Варятся, как правило, на открытом огне. Участвуют соляная кислота, йод, уксус, сода, ацетон, сера и, наконец, бензин — что, представили запах? А если среди соседей есть астматики — то им смерть. Дети маленькие пятнами идут, и цветы не растут. А сколько было уже взрывов и пожаров! Мало того — в районе постоянные кражи и грабежи — на всех притонах всегда находят чужие паспорта, женские сумочки, кошельки, сотовые телефоны, женские часы и самые разные отмычки. Из опыта: если жестко треснуть известный притон — из окрестностей уходит уличная преступность. Все ингредиенты для варки «крокодила» покупаются в соседних аптеках. Это кодеиносодержащие. Продают их наркоманам совершенно осознанно. И те, кто продают, знают, для чего это будет использовано и что эти люди в течение некоторого времени сгниют заживо. Но чтобы иметь возможность заживо сгнить, они будут воровать, грабить, тащить из дома, вырывать сережки из ушей, отнимать у детей и стариков сотовые телефоны и т. д. Знают наверняка и все равно продают. |
Днем в Фонд зашли несколько серьезных парней и с ними взрослый человек. Все воевавшие. Привезли своего сослуживца. Взрослый — его отец. Сослуживец стал жрать «соль». Похудел и двинулся умом. При этом социализирован, работает на хорошей работе с чужими деньгами. Чувство самокритики отсутствует напрочь. Развивает сумасшедшую активность, совершенно непродуктивную. Например, «объевшись», всю ночь отжимался на кулаках. И при этом его прет, невероятный гонор и чувство собственного превосходства. Я им говорю: «Парни, он очень сложный. Он сам от себя прется, и не слышит ничего». А они говорят: «Если у вас не получится, у нас есть гараж капитальный с ямой, мы его туда поселим, и будем год держать, пока в себя не придет». «Ладно, — говорю, — давайте попробуем». И вспомнил одну историю... У нас в Перми Саня кололся героином. У них весь двор кололся. И родители бились, бились с ним — что только не придумывали, где его только не лечили! Кучу денег потратили. Все впустую. А он уже вообще в животное превратился, да еще и отъехал несколько раз чуть не до смерти. И вот, однажды, Саня такой раскайфованный заходит домой, а в гостиной сварена из толстых прутьев большая железная клетка. — Это еще зачем?! — А затем, гад! И Саню туда втолкнули, и решетка захлопнулась. Сначала он думал, что это шутка. Потом надеялся, что это его решили попугать. Потом бился об эти прутья, рычал, угрожал, но всем было пофиг. Потом начал просить прощения и клясться самыми страшными клятвами... Через несколько дней ему в клетку втолкнули раскладушку и небольшой тазик, который был ему вместо параши. Воду и жратву ставили на пол. И он, к своему ужасу, понял, что это не шутки... В клетке он провел восемь месяцев. С тех пор, уже много лет, про героин он даже думать не может без спазма в горле. Сверстники, с которыми он кололся, кто не сидит, все умерли. Саня сейчас успешный человек, помогает другим, и родителей своих любит, и относится к ним с большим уважением. |