В этом году банку «Центр-инвест» исполняется 30 лет. Обычно подарки дарят юбилярам, но в данном случае «Нация» и «Центр-инвест» сообща придумали подарок родному городу — проект «Гражданин Ростова-на-Дону». Мы расскажем истории 30 наших земляков, которые много сделали для города, прославили его не только в пределах России, но и за рубежом.
В рамках проекта уже опубликованы 18 очерков, среди них, например, истории об авторе главного гола отечественного футбола Викторе Понедельнике, о создательнице французского журнала Elle Элен Гордон-Лазарефф, о великом актере Александре Кайдановском.
Сегодняшняя история — о Евдокии Никулиной, Герое Советского Союза, командире эскадрильи легендарного авиаполка, летчиц которого прозвали «ночными ведьмами».
Евдокия Никулина. 1943 год.
А летали-то при этом на примитивных «кукурузниках», которые немцы поначалу презрительно звали «рус-фанер»: было просто смешно сравнивать советские бипланы с реактивными «мессершмиттами». Они действительно были сделаны из фанеры, летали медленно и низко — пустяковая, казалось бы, вещь. Но именно такой «пустячок» не могли засечь вражеские расчеты ПВО. Кроме того, к мотору прилагались два пламенных сердца: летчицы и штурмана. А женское сердце — страшная сила.
Снижаясь, «ведьмы» выключали мотор и беззвучно планировали, выбирая, куда бросить бомбы; шелест ветра о самолетные крылья и напоминал полет на метле. «Нахтэксен! Нахтэксен (ночные ведьмы)!» — кричали фашисты, услышав этот звук совсем близко.
У-2 (в 1944-м переименован в По-2 в честь его создателя Н. Поликарпова) — один из самых массовых самолетов в мире. Строился серийно до 1953 года, было построено 33 000 машин. В народе его прозвали «кукурузником».
«Дерзкая» идея создать женский авиаполк принадлежала летчице Марине Расковой, живой легенде СССР. В 1938-м, в составе женской же тройки, она совершила первый беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток — 26 часов в воздухе! Смелые летчицы стали первыми в истории женщинами-Героями Советского Союза.
Но в 1941-м, в самом начале войны, Расковой сходу отказали: некогда нам с вашими барышнями возиться. Однако идея засела в умах, ведь в те времена аэроклубы были всеобщим увлечением, и равноправные советские женщины старались не отставать от мужчин: прыгали с парашютами, становились пилотами.
Открытка «Международный женский рекорд дальности беспосадочного полета завоеван советскими летчицами. Валентина Гризодубова, Марина Раскова, Полина Осипенко». 1938 год.
Поэтому, когда Сталин в октябре 1941-го все же издал приказ о формировании трех женских авиационных полков, Никулина была зачислена одной из первых. Увы, асов не хватало. Объявили призыв, и на него пришли сто девчонок 16–20 лет — понятия не имея, на что, собственно, идут. Школьницы, студентки, фабричницы, в босоножках на белые носочки, с длинными косами и горящим взглядом. «Я чувствую, что здесь я делаю то, что должна делать», — писали они домой фиолетовыми чернилами.
Во всех кинофильмах об этом женском авиаполке, а их немало, пряди брюнеток и блондинок красиво выбиваются из-под шлемов, но на самом деле ничего этого не было. Первое, что девочки услышали, был приказ о всеобщей стрижке «под мальчика». С косами надо было проститься.
Одна из летчиц полка Наталья Меклин в книге «Нас называли ночными ведьмами» вспоминала эту печальную сцену отрешения: «Женя Руднева спокойно улыбнулась мне и села. Глядя на себя в зеркало, стала неторопливо расплетать косу. Наконец она тряхнула головой, и по плечам ее рассыпались золотистые волосы. Все кругом застыли: неужели они сейчас упадут на пол, эти чудные волосы? Пожилой мастер стал молча выдвигать и задвигать ящики, ворошил там что-то, потом тяжело вздохнул: «Стричь?» Женя удивленно подняла глаза и утвердительно кивнула. И он сразу нахмурился, сердито проворчал нам: «Тут и так тесно, а вы все столпились… Работать мешаете!» И ножницы защелкали неумолимо, решительно. Даже слишком решительно. Я пошла к выходу. Справа и слева от меня неслышно, как снег, падали кольца и пряди, светлые и темные. И мягко ступали сапоги по этому ковру из девичьих волос».
Кстати, сапоги были «самое мучительное» — 40-43-го размеров, девчата называли их «котики», по аналогии с Котом в сапогах. Солдатскую форму выдали, конечно, тоже гулливерскую: огромные гимнастерки и штаны, шинели, в которых они утопали. Даже белье было мужское.
Обучавшиеся там же мужчины смотрели на неуклюжих девушек с откровенной усмешкой: бабы, а туда же, в летчики! Свысока называли их «батальоном смерти», отправляли барышень домой, к куклам, тряпкам… Так же поначалу отнеслись к женским эскадрильям и на фронте: «В чем мы провинились? Почему нам прислали такое пополнение?» — с обидой говорил командир 325-й авиадивизии 4-й Воздушной армии.
А между тем всего за четыре месяца барышни освоили двухлетнюю программу. Учения шли по 11 часов в день. «Женщина может все», — твердила Раскова. Новички внимали, выпускницы летных школ обучали. Две задушевные подруги, университетские студентки, сами устроили себе муштру. Одна из них, из-за маленького роста даже не достававшая до педалей, путалась в меховом комбинезоне, и вторая дала ей «наряд»: каждый вечер снимать и надевать комбинезон по пять раз, пока надевание не стало рекордно быстрым.
После выполнения боевого задания. Евдокия Никулина вторая слева. 1944 год.
Отмороженная щека? На такую ерунду даже не обращали внимания. Бывали дни и похуже: «По сигналу тревоги вышли на аэродром. Ураганный ветер поднимал в воздух сугробы снега, залепляя глаза, нос; снег на лице таял, лицо становилось мокрым, а от ветра сразу покрывалось коркой льда. Ресницы превращались в ледяные сосульки, в пяти шагах уже ничего не было видно», — это из дневника той же Докутович. Ураган в тот день валил с ног: дверь в ангаре погнуло и сорвало, а девчата вышли, чтобы «держать самолеты» — 800 кило веса (!), и пять часов «стояли у машин, оберегая их от урагана».
В полете многих поначалу тошнило, кружилась голова, подступала слабость. Особенно в «штопоре» или при перевороте: «Земля качалась, качалась — и вдруг встала у меня над головой». Но когда Раскова спрашивала, внимательно глядя в глаза: «Ну как? Будешь летать?», не отказалась ни одна. В итоге были созданы две ночные эскадрильи — 115 дев-воительниц.
Ни для вылетов ночью, ни для войны не было приспособлено ничего. Биплан Поликарпова, или У-2 (позже По-2), был мирным самолетом, его и «кукурузником» прозвали за то, что чаще всего использовали на полях, при сельской работе. В ночные бомбардировщики он попал потому, что за линию фронта мог летать исключительно в темноте. Днем его сразу бы сбили.
Шел «небесный тихоход» с крейсерской скоростью 120 км/ч и обычно не выше 1500 м. Но при этом мог приземлиться и взлететь без большого разбега, почти в любом месте — на дороге, у леса, на деревенской улице; а его фанерное тело чинилось на раз. Да и управление было совсем простым, он ведь использовался еще и как учебный, а штурман, в кабине сзади, в случае чего мог управление перехватить.
Правда, не было радиосвязи и бронеспинок, защищающих от пуль, не было бомбового отсека (бомбы привешивались прямо под плоскости самолета). Не было прицелов, девчонки сделали их сами и назвали ППР («Проще Пареной Репы»).
Кабины были открыты всем небесным стихиям, а летали «ночные ведьмы» практически в любую погоду. «Мы основательно замерзали, продуваемые морозными ветрами, хотя одевались тепло. Наши лица от постоянных колючих ветров стали коричневыми», — вспоминала Наташа Меклин.
Комполка Евдокия Бершанская и экипаж Евдокии Носаль и Нины Ульяненко. 1942 год.
Командиром авиаполка назначили 28-летнюю Евдокию Бершанскую, тоже выпускницу Батайской летной школы, но с 10-летним стажем, опытную. Прикрываясь ее именем, мужчины-летчики поначалу звали женский полк с налетом превосходства — «Дунькин».
А вот Евдокия Никулина не была ни Дуней, ни Дусей, все называли ее древним и звонким именем Дина, что в переводе с греческого «сильная», а с иврита и того серьезнее — «возмездие».
Постоянный штурман Дины — Женя Руднева, третьекурсница отделения астрономии мехмата МГУ, мечтательная и мягкая девушка по прозвищу Звездочет, писала маме: «Ну а изо всех летчиц самая лучшая, конечно, Дина. Не потому, что она моя, нет, это было бы слишком нескромно, а потому что она действительно лучше всех летает».
Но хорошо летать — это было еще не все, «ведьмы» должны были исхитриться в темноте найти вражескую цель внизу, попасть в нее бомбой, и практически шестым чувством отыскать дорогу домой, потому что посадочная полоса обозначалась керосиновыми фонарями, открытыми только с одной стороны. У летчиков это называлось: «Надо сесть по папироске командира полка».
Все шло хорошо, но 8 марта, уже накануне отправки на фронт, случилась первая трагедия. Во время тренировочного полета внезапно поднялась пурга. «Мы летели, как в молоке, ничего не видно было, кроме приборов в кабине», — писала Бершанская. Из полета не вернулись три экипажа. Один из них врезался в землю.
Но, похоронив боевых подруг, спустя еще два месяца упорных тренировок, в июне 1942-го, полк слету вклинился в самые кровавые бои на реке Миус. Пробиваясь к Дону, немцы бомбили Лихую — узловую станцию, а девушки, как стемнеет, что было мочи бомбили немцев. А иногда еще и ругали сверху! На вылет брали 150–200 кг бомб, те, что поменьше, вдобавок брали на коленки и вручную сбрасывали вниз. За ночь делали 6–8 часовых вылетов, так что в сумме получалось не хуже, чем у большого бомбардировщика. Летали в дождь, в грозу, среди молний.
В книге «Героини» есть запись со слов Дины Никулиной о том, как они старались не допустить переправы гитлеровцев через Дон, сбросив на понтонный мост 100-килограммовую бомбу. Проблема была в том, что держатель второй такой же бомбы вдруг заело.
«Дергай за трос крепче!» — говорю я Рудневой. Еще два круга сделали, но безрезультатно. А тут зенитки открыли ураганный огонь. — «Женя! Тяни еще». — «Я руки в кровь ободрала, не отрывается, и только. Попробуй бросать самолет». Я начала швырять машину вниз, в стороны. Зенитки бьют... Решила возвращаться. Бомба резко кренила самолет, держать его в горизонтальном положении трудно… Взгляд упал на бомбу. По правде сказать, от того, что я увидела, перехватило дыхание».
Женя Руднева и Дина Никулина.
Садились, прощаясь с жизнью. Но на земле бомба тихо оторвалась и легла в траву. Это было чудом: «Стоило ей удариться о бугорок, и мы бы погибли». Бомбу обезвредили, а ручку управления так и не нашли. «Как же вы без ручки летели?» — спросили ее удивленно. — «В такой момент можно лететь и без ручки».
Но гитлеровцы неумолимо ползли вперед и вперед, а советские войска отступали. «Улетали поспешно, не было даже карт нового района. Штурман полка так и сказала: «Площадка, куда мы должны лететь, находится за обрезом карты», — вспоминала Ирина Ракобольская, студентка, ставшая в 46-м ночном бомбардировочном начальником штаба.
Однажды мимоходом попали на Дону в жердёловый рай. «Мы стояли в одном месте — все селение сплошной абрикосовый сад, все угощали абрикосами: и сорванными с деревьев, и сушеными, и абрикосовыми пирогами. Когда мы отступали из этого села, нам в машины насыпали абрикосов, и женщины бежали за нами, а мы плакали и долго после этого не могли есть абрикосы».
Да, они плакали. А еще брали с собой в полет букеты, вставляя куда-то в приборную доску — цветы и бомбы в одном самолете. А еще поначалу писали комичные оперативные сводки: «Ветер на разных высотах разный», «летчик Чечнева встретила три самолета — один впереди и два по бокам». Но когда из раненых девочек вытаскивали осколки вместе с клочьями комбинезона, молча терпели: «Я скорее бы откусила себе язык, чем позволила кричать от боли».
Дину, уже в июне 42-го ставшую командиром эскадрильи, тоже серьезно ранило в одном из боев: немецкие зенитки разворотили борт биплана, ей пробило ногу навылет. Самолет начал гореть, но она, не растерявшись, сделала «скольжение» к земле и избавилась от огня. А затем совершила «миссию невозможно»: вся в крови, с пробитым бензобаком (бензин лился прямо в рану), с потерявшим сознание штурманом, приземлилась на обочину у дороги — за ориентир взяла редкие вспышки автомобильных фар.
Евдокия Никулина, 1944 год.
И действительно, однажды в боях у Севастополя в 1943-м, когда погода была совершенно нелетной и пять полков воздушной дивизии решили не рисковать, Дина, вернувшись с разведки, объявила своим: «Вполне можно летать. Ориентиры просматриваются». Девчата были единственными, кто поднялся тогда в небо. «После этой нелетной ночи летчики-мужчины попритихли. Встречая нас, они уже не задирали нос. И говорили другое: «Конечно, у вас же опыт какой! Вам приходилось летать и в горах, и в туманы, и над морем», — писала Наташа Меклин в книге «От заката до рассвета».
Правда после того ранения в ногу Дина больше не могла бить жизнерадостную чечетку, на которую была большой мастер. Зато выяснилось, что она еще и отлично поет.
Трусость, да и вообще инстинкт самосохранения в девочках как будто отключили. «Я думаю о смерти с презрением», — писали домой.
Страшно представить, но до 1944 года все они летали без парашютов. Это притом, что любая зажигательная пуля могла превратить биплан в пылающий факел! Но логика была такая: «Если собьют над вражеской территорией, то лучше погибнуть, чем попасть в руки к фашистам, а если над нашей, то как-нибудь сядем, наша машина прекрасно планирует» (иногда биплан и правда сажали с заглохшим мотором). Девушки считали, что лучше взять еще 20 кило бомб. Парашют казался им лишним весом.
Но на деле было вот как: сбитые «ночные ведьмы» горели в воздухе заживо вместе со своими машинами. В августе 43-го в небе над Таманью пылали сразу три экипажа: постарался один бравый немецкий истребитель, налетевший на женскую эскадрилью внезапно (через два месяца этот пилот разбился, странным образом его аварийный парашют просто не раскрылся). Вообще для «мессеров» они были слишком малы и тихоходны, асам люфтваффе нужно было снизить скорость вплоть до выпуска шасси, чтобы выйти на их уровень.
Однако к тому времени «рус-фанер» сводили немцев с ума настолько, что за каждый сбитый биплан У-2 давали Железный крест и 2000 рейхсмарок. Ведь стоило упасть сумеркам, как экипажи вылетали один за другим, и так до рассвета, каждую ночь. Казалось, что невидимые «нахмашинен» (швейные машинки) висят в темном воздухе постоянно, каждые две-три минуты сбрасывая бомбы. Сухие цифры: за три года авиаполк уничтожил и повредил 17 переправ, 9 ж/д составов, 2 ж/д станции, 26 складов, 176 автомобилей, 86 огневых точек. Было вызвано 811 пожаров и 1092 взрыва большой мощности. Всего же самолеты «ночных ведьм» находились в воздухе 28 676 часов, или 1191 полных суток.
«Ночные ведьмы» первыми придумали рабочую схему — дежурные сменные бригады. Заходя на посадку, пилот кричала сверху: «Бомбы!» Мигом подбегали девочки-техники и оружейники: поднимали с земли и подвешивали «сотки», бомбы по 100 кило. В одну из зимних ночей, освобождая польские города, они подсчитали, что каждая подвесила за дежурство по три тонны (!).
Оружейники 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка подвешивают бомбу под крыло самолета У-2.
Когда немцы выставили дополнительную артиллерию, ловя их, как бабочек, прожекторами и открывая плотный, многоярусный огонь, придумали вот что: вылетали парами, и пока один самолетик кружил, отвлекая внимание зениток, второй заходил с тыла — отключив мотор и бесшумно планируя, сбрасывал бомбы. А когда переключались на него, бомбы начинал метать первый. «Это называлось «новой тактикой боевой работы». Враг терялся и стрелял беспорядочно», — писала Бершанская.
Уже в начале 1943 года, после обороны Владикавказа и участия в прорыве на реке Терек, откуда немцы были просто сметены, после бомб, разбивших штаб генерала фон Клейста под Моздоком, полку присвоили звание гвардейского. Это было невероятно почетно, звание давали «за проявленные героизм, отвагу, мужество и высокое боевое мастерство». К тому же гвардейцами девчата стали первыми в 4-й Воздушной армии. А Дина тогда получила свой первый из трех орденов Красного Знамени. Вот вам и барышни.
Кстати, перекраивать по себе гимнастерки и резать шинели барышни тогда уже научились сами. Но вручая первые награды, командующий фронтом Тюленев заметил их полинявшие гимнастерки, и в полк прислали «женскую форму»: коричневые гимнастерки с синими юбками и американские красные хромовые сапожки. Красиво. Они эту форму звали «тюленевской». Правда, надевали только по праздникам: сапожки пропускали воду, а в юбке было неудобно летать и подвешивать бомбы.
И все же девочки оставались девочками: одно время весь полк, «как ветрянкой», захватила мода на рукоделие: распускали на нитки голубые кальсоны и в короткие минутки отдыха вышивали незабудки. В письмах просили прислать цветных ниток из дома. Любили петь хором «Летят утки». Сочинили 12 заповедей женского полка: «Гордись, ты женщина!», «Не отбивай жениха у ближнего своего» и прочее. Если жениха не было, писали письма несуществующему мужчине: «Дорогой выдуманный друг!..» Влюбляться себе не позволяли, но любить хотелось, естественно.
Писатель Борис Ласкин, побывавший в удивительном полку, оставил в записной книжке наблюдения: «Во время перерыва летчица-лейтенант, совсем молоденькая, с двумя орденами, сидела, держа на руках кошку. Кошка мурлыкала и безответственно тыкалась мордой в орден Красного Знамени».
Ласкин подчеркивал парадоксальность этого явления: «Попробуйте себе представить Джульетту в комбинезоне. Пусть она наденет унты, шлем, перчатки. Пусть подпояшется ремнем с кобурой. Произойдет чудо — возникнет военный летчик, но при этом не исчезнет Джульетта».
Записал он и такую «наивную» историю: «Фашистские зенитчики подбили наш самолет. Он совершил вынужденную посадку на ничьей земле. Летчик и штурман решили пробираться к своим. Идут — одна чуть впереди, другая сзади. На двоих подруг один пистолет. Идущая впереди говорит подруге, у которой в руке пистолет: «Если наткнешься на врагов — первым выстрелом убей меня, вторым — себя». Идут. Потом первая оборачивается, говорит подруге: «А ведь ты меня не убьешь». Вторая тут же отвечает: «Я тебя больше всего на свете люблю. Я тебя обязательно убью!»
Это был какой-то постоянный бытовой героизм на пределе возможного. И иногда и невозможного. Как-то, увидя в небе немецкие самолеты, — счет шел на секунды, 19-летняя летчица Марина Чечнева — худенькая, маленькая — сама (!) оттащила свой самолет на край площадки. 21-летняя Галя Докутович летала, несмотря на тяжелую травму позвоночника. 20-летняя Хиваз Доспанова — после перелома обеих ног.
История ранения Гали была трагически случайной: в одну из безлунных и бесконечных ночей она «на минуточку» прилегла в траве на краю аэродрома и заснула. В темноте ее переехал бензозаправщик... Полгода лечилась в госпитале и упрямо вернулась в полк, скрыв свидетельство об освобождении не только от полетов, но и вообще от воинской службы: «После войны буду поправляться». Доказывая, что здорова, даже сделала стойку на руках! Бершанская ее допустила. Летала Галя с постоянными невыносимыми болями, но об этом никто не знал, только самая близкая подруга.
Хиваз Доспанова едва выжила в «домашней» катастрофе: в темноте два самолета пришли с задания одновременно, а огни аэронавигации в целях маскировки включать было запрещено. При заходе на посадку столкнулись в воздухе. Трое девочек погибли, Хиваз осталась... Кости у нее сначала срослись неправильно, их сломали и заковали ее в гипс снова. Но когда гипс сняли, она, инвалид II группы, снова села в продуваемую всеми ветрами кабину пилота.
Летчицы 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка. 1943 год.
«Настоящий героизм на войне заключается не в сиюминутном движении души, а в непрерывном преодолении страха и усталости, в непрерывном тяжелом труде», — писала Ракобольская, зная об этом не понаслышке.
Иногда девочки находились в воздухе по 12 часов за ночь, как это было зимой под Варшавой в 1944-м. 22 декабря полк сделал немыслимые 324 вылета, сбросил 60 тонн бомб. Такое перенапряжение в конце концов приводило к тому, что они впадали в апатию и могли отключиться прямо в воздухе.
Из дневника штурмана Ларисы Розановой: «Ровно, монотонно гудел мотор. Потом звук стал отдаляться, и я почувствовала, что куда-то проваливаюсь... Мне показалось, вздремнула на несколько минут. Вдруг слышу: «Ну проснись же наконец, Лорка! Проснись!» Очнувшись, я схватилась за управление. Скорость огромная, в ушах свист, самолет весь дрожит. Высота на приборе — 500 метров! Значит, мы падаем уже около 1000 метров! Только на высоте 200 мне удалось выйти в горизонтальный полет».
Бывало и наоборот — не могли заснуть по нескольку дней: «Прожекторы снятся». Сны с ослепляющими прожекторами, «поймавшими» самолет в небе, снились многим из них еще потом долгие годы. Не помогали и «наркомовские 100 грамм», которые полагались после полетов, чтобы как-то расслабить окоченевших, смертельно уставших людей. Сначала женскому полку выдавали вино, потом вино исчезло, и в граненые стаканы девчатам начисляли чего покрепче.
Странно, но оставались начальники, которые продолжали сомневаться в женских эскадрильях. Как-то, заблудившись в картах, на аэродром случайно попала машина с сердитым генералом Поповым. Генерал объявил боевую тревогу днем, к которой они были не готовы (и которая бы их угробила), и выразил уверенность, что «ордена навешали за красивые глаза». Вышел приказ, где кроме плохой строевой подготовки отметили «грязные уши и шеи». За это «братцы» их еще долго дразнили.
Девчонки возмутились, обиделись? Вовсе нет. Галя Докутович записала в дневнике такое: «Какой стыд для нашего полка! Хватит гладить нас по головке и называть самыми красивыми. Разбаловали!»
Девочкам прислали капитана, который занимался с ними строевой подготовкой, от которой они взвыли. Наташа Меклин сочинила даже «Молитву летчика»: «Господи, избавь нас от строевой, / Дай нам цель на передовой, / Пошли нам боевую задачу / И лунную ночь в придачу. / Выведи из ада в рай, / Дай бомбить передний край, / И чтоб долго нас не мучить, / Ты пошли нам склад с горючим».
Однажды, после боев в Восточной Пруссии, лично вручить новые награды и посмотреть на необыкновенный, уже обросший легендами полк, приехал сам маршал Рокоссовский. Наташа Меклин вспоминала, что, когда она с докладом вошла в комнату, где сидели еще десять генералов, Рокоссовский неожиданно встал. А за ним и все остальные мужчины. «До меня не сразу дошло — ведь это он встал передо мной как перед женщиной!»
Кстати, когда генеральская команда уже после победы играла в волейбол против команды 2-й женской авиаэскадрильи (Рокоссовский хвалился, что умеет хорошо «гасить»), то и генералы, и маршал проиграли девушкам с разгромным счетом.
23 девочкам авиаполка было присвоено звание Героя Советского Союза. Никулина стала Героем в первой пятерке, еще в 1944-м. «Сейчас мы понимаем, что слишком требовательными и жесткими были к себе. Формально, по положению о наградах, к званию Героя Советского Союза можно представить летчика или штурмана, сделавшего более 500 успешных ночных боевых вылетов. Сколько таких было в полку? Больше 30, почти 40 человек. Однако мы представляли только тех, у которых счет вылетов был в районе 800», — сокрушалась позже Ракобольская.
Герои Советского Союза Наталья Меклин-Кравцова, Надежда Попова, Евдокия Никулина. Май 1945 года.
Да, именно эти хрупкие девочки освобождали Новороссийск и пробивали оборону зловещей «Голубой линии» на Таманском полуострове, выпроваживали немцев из Крыма, бились насмерть в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии, добивали фашистов на Одере — приближая Победу. Что важно, боевые потери в женском полку были небольшие. За всю войну погибли 32 человека, а полк постоянно пополнялся новенькими, и в итоге вырос до 230 человек. Но тут наступило 9 мая.
Ракобольская вспоминала: «Еще 5 мая полк дежурил с подвешенными бомбами. А в ночь на 9-е я проснулась от выстрелов, криков, взрывов ракет. В небе полыхали красные, зеленые, белые огни… Выскочив на улицу, я увидела полуголых девочек, стрелявших в воздух изо всех видов оружия и ракетниц. «Что такое?» — «Конец войны!» У одной из техников был радиоприемник, и она узнала об этом раньше всех».
Расставаясь после окончания войны, «ночные ведьмы» договорились: встречаться каждое 2 мая в 12 часов дня в Москве, в сквере около Большого театра. Евдокия Андреевна Никулина встречалась там со своими боевыми девчатами почти полвека.
К сожалению, о мирной жизни бывшего командира эскадрильи известно немного. После войны выбрала для жизни город Ростов-на-Дону. В 1948-м окончила ростовскую партшколу, в 1954-м — педагогический институт. Вышла замуж за летчика Акима Карпенко, тоже Героя Советского Союза, родила двух дочерей — Инночку и Валечку. Увы, супруги расстались, не сложилось.
Хотя Дина и стала вроде бы чиновником — председателем парткомиссии, но всю жизнь помогала людям, добиваясь справедливости. Любила путешествовать. Обожала театр и даже дружила в Ростове со многими прекрасными актерами: Богодухом, Бушновым, Кржечковской. В 1974-м стала Почетным гражданином Ростова-на-Дону. В 1975-м получила квартиру в доме на улице Журавлева, 104. Там сейчас висит мемориальная доска.
Евдокия Андреевна Никулина в послевоенные годы.
В интервью журналисту Сергею Медведеву Инна, дочь Никулиной, рассказала эту дикую историю: «Пришел человек, от каких-то общих знакомых, чтобы пригласить на свадьбу. Но мама ходила в гости только к близким друзьям, и она отказала. Гость ушел, ей показалось, что она закрыла дверь, пошла на кухню и в этот момент ощутила удар, будто током. Потом мы нашли при входе окровавленную палку типа биты». «Человек» ударил даже 4-летнюю внучку, которая тоже была в квартире.
Ему были нужны ордена. «Тогда Звезда Героя стоила до 25 000 долларов. Он забрал Золотую звезду Героя, три ордена Красного знамени, два ордена Отечественной войны, орден Красной звезды, орден Ленина. Орден Александра Невского не успел открутить».
В больницу привезли и внучку, и бабушку. «Наш хороший знакомый, дежурный хирург, подошел ко мне — а я сидела, рыдала — и говорит: мол, Инна, подожди, какую-то бабулю привезли, не знаем, что с ней делать, там не голова, а месиво. А я ему говорю: «Коля, это моя мама».
Врачи поставили ее на ноги, но однажды Евдокия Андреевна упала на лестнице и слегла. 23 марта 1993 года ее не стало.
Ее именем назвали улицу и школу. Никто никогда так и не понял до конца, почему в 1947-м она выбрала Ростов, хотя и начала сначала жить в Москве. Может быть, потому что дважды участвовала в освобождении города на Дону. Тем, кто спрашивал, она отвечала: «Я его так полюбила! Хотя видела только с высоты».
Партнер проекта «Гражданин Ростова-на-Дону» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 600 тысяч человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
«Центр-инвест» известен также как учредитель и организатор ежегодного Всероссийского конкурса среди журналистов на соискание премии им. В. В. Смирнова «Поколение S».
Если вы хотите не пропустить новые выпуски проекта «Гражданин Ростова-на-Дону», подпишитесь на нас в Яндекс.Дзене, «ВКонтакте» и Телеграме.
