В это закрытое для дальних поездок лето, борясь с жарой, тоской и жаждой моря, я испробовала, кажется, всё: ездила на променад в Таганрог, каталась на пароме в Старочеркасской, дважды была в Чалтыре. Даже на пляже Левбердона впервые за последние двадцать лет удалось загореть немного. Но самой неожиданной оказалась поездка на наш грязевой курорт — озеро Пеленкино. В топе «то, чего не может быть» я отдала бы ему первое место.
Пеленкино находится за Павловкой, это в Азовском районе. Как только выезжаешь за хутор, на смену всякой цивилизации приходят степные просторы и нестройный рядок деревьев на горизонте. Сложно поверить, что сто лет назад здесь был курорт «Соленое озеро»: 20 ванн, мини-электростанция, водопровод и два жилых корпуса. От Азовской пароходной пристани и вокзала с 21 июня по 1 октября извозчики возили страждущих. Одновременно лечиться на «Соленом озере» могли 120 человек. А поскольку грязи были (да и есть) такого качества, что не уступали сакским, манычским и тамбуканским, народ в Пеленкино прибывал и прибывал. В газетах 1928 года писали: «Курорт доступен для всех без исключения больных. При грязелечении на озере даются подробные и детальные указания. Местные продукты дешевы. Прекрасный степной воздух». Все шло очень хорошо, но, к сожалению, недолго: в середине 1930-х здания повредил ураган, восстановлением их уже не занимались, и к началу Великой отечественной войны на берегу остались только развалины.
Сегодня о былой славе лечебницы напоминают лишь плодовые деревья и легенды о чудесных исцелениях, из-за которых сюда и едут страждущие со всех концов России.
«Не пить и не ругаться!»
Первое, что встретило меня на повороте к озеру — народная реклама. Выглядит это так: в чистом поле в землю вкопана палочка, к палочке прикреплен кусок сайдинга, на нем черным маркером выведено: «Домашнее вино». Смайлик и номер телефона. Я вышла из машины сфотографировать «баннер», и в этот момент из кустов материализовалась дама солидного возраста в купальнике и широкополой шляпе.— У нас не пьют! — строго предупредила она.
— Понимаю, полиция далеко, порядок наводить, в случае чего, некому...
— Я не за то! — она вставила кулаки в бока, я невольно вытянулась по струнке. — Сердце. Эта грязь сильно влияет на сердце, а если вы напьетесь и натретесь, это будет ваш последний день на «Титанике». Скорая уже как-то приезжала к одной. Так что с вином баловаться не советую.
Хранительница здоровья и порядка снова скрылась в кустах.
Будильник — необходимый в грязелечении атрибут.
Между машин теснились палатки — это постоянные жители. Я насчитала всего тринадцать стоянок. Но, как узнала потом, это в три, а то и в пять раз меньше, чем обычно: отдыхающих разогнали жара и обрушившийся вслед за ней ливень с ураганом. Многие уехали, а те, кто остались, несколько дней не могли никуда выбраться из-за размытой дороги. И даже торговцы из соседней деревни не появлялись. Не вытравила стихия только подготовленных к спартанским условиям — сильных духом и знающих жизнь.
Таких, как, например, Евгений. Он старожил Пеленкино. Приехал с большой палаткой и коллекцией нужных для обитания в дикой природе вещей. Самая популярная — пластиковая бутылка. Из нее можно сделать многое: душ, лейку, фильтр, несколько видов посуды и даже подсвечник.
Евгений и сделал. Он пенсионер, живет здесь уже неделю: родственники привезли, выгрузили и уехали. Мест тогда было достаточно, поэтому мужчина обустроился неплохо. Раскидистое дерево использует как шкаф (на ветках в пакетиках висят вещи и продукты), старый футляр для баяна «Ростов-Дон» стал кухонной тумбой. На футляре плита с кастрюльками: всё вместе это кухня. За кухней шезлонг и пластиковый стул под тентом — гостиная. Спальня в палатке. За спальней — импровизированный душ.
Хозяева гордятся своими ноу-хау, поэтому с явным удовольствием просвещают новобранцев вроде меня. Евгений вот посоветовал привозить с собой в качестве провианта белорусские мясные консервы, кореновскую сгущенку и азовские сухари. А овощи не надо. Приезжают из Павловки хуторяне, ходят по берегу и кричат: «Картошка, помидоры, молоко». Если не успел скупиться, беги к дереву на въезде, там у корней примотано веревочкой объявление. Огурцы — 50 руб, картошка — 60 руб (можно отварную за 100), кабачки, пирожки, пицца и даже курники. Все с доставкой к палатке.
— Лечат у нас первым делом голову, — Евгений посмеивается. — Вся дурь в организме из-за головы. Потом суставы, кожные болезни, по-женски и такое всякое. Какое место болит, то мажешь. Я каждый год езжу, потому что травм много. Я мастер спорта по самбо. Мениск разорван, позвоночник травмирован. Раньше в Киеве жил и лечился в Куяльнике под Одессой и в Евпатории. На пенсии перебрался сюда, к матери. А она говорит: а че ты мотаешься в Одессу? Ехай сюда. Приехал, две недели так пожил, помазался — и ушли боли! Грязь здесь лучше, чем в санаториях: тут ты ее сам со дна поднимаешь, свежую. Намазался, завернулся в полиэтилен, минут на 10–15 — и лежи себе, балдей.
Автор «Нации» приступает к процедуре.
— Да всё! Тут же жизнь другая: рядом с зайцами, с куропатками, шакалы ночью бывают ой здорово воют! Уезжаешь другим человеком, с зарядом на целый год.
— Получается дауншифтинг?
— А ругаться тут у нас, между прочим, не принято.
Закон грязи и полиэтилена
К непреложным правилам Пеленкино относится и «закон грязи и полиэтилена». Чужую, собранную и прогревающуюся под солнцем, грязь и чужой полиэтилен трогать нельзя. Особенно полиэтилен, он тут на вес золота: его моют в реке, развешивают, как простыни, на ночь бережно убирают в палатку. Потому что правильная процедура без полиэтилена невозможна.Поэтому-то я, натертая грязью по самое не могу, но неукутанная, попала под критикующий взгляд соседки — той же дамы, что застукала меня у объявления с вином. (То ли она была здесь смотрящей, то ли так — послал Всевышний строгого личного ангела.)
— Бэсполезно! — бросила она походя. — Бэсполезно тратите грязь. Надо укутаться и лечь на солнце, чтобы оно прогрело вас с головы до ног. Но область сердца не натирайте!
— А где его взять? Полиэтилен. Я как-то не подготовилась.
Она вздохнула, махнула, но кусок полиэтилена из своей палатки принесла (после процедуры его надо было тщательно вымыть в озере и вернуть хозяйке). Я огляделась, где бы прилечь: вдоль берега на солнцепеке в вырытых ямах лежали полиэтиленовые коконы. Такие же коконы располагались рядом с машинами, под деревьями и даже на обочине дорог. Некоторые сидели. У одного полиэтиленового куля на табуреточке стоял красный будильник. Коконы не двигались, не двигался и напоенный сероводородом воздух. В целом было ощущение, что я попала в фильм про апокалипсис. Только здесь все было по-настоящему, и все верили в оздоровление и в спасение личного мира. Я тоже поверила: кое-как завернулась в полиэтилен, кое-как увалилась на траву. Подползла к ряду аккуратных коконов. И начала «греть уши».
— Четыреста рублей в этом году, Валя.
— За комнату?
— Та где там! За койку. У нее койка даже в кухне стоит. Две в прихожей. Три в доме. И в летнице. До десяти человек в том году размещала. Вначале никого у нее не было — пандемия жеж, а потом как поехали! Чистый теремок. Закончилось плохо: нельзя так народ уплотнять, они пить начинают от тесноты.
— Так они ж с северов, солнца никогда не видевшие, солнце им в голову бабах! — и идут вразнос.
— А может, грязи на них так влияют? — кокон справа закряхтел, видимо, засмеялся.
— Та может, Валя, может. Мне, наверное, хватит уже. И ты пошли.
Обе женщины распутались и направились к озеру. Их место занял мужчина в сомбреро. Рядом с ним вскоре прилегла жена. Молчали. Сопели. В середине процедуры где-то далеко зазвонил телефон. Звук шел от реки.
— Лежи! — скомандовала супруга. — Лежи, а то эффекта не будет.
— Та я телефон в сейфе забыл! — муж зашуршал, вылез и побежал к воде. Я нарушила процедуру, подняла голову и подглядела. Оказалось, в камышах есть сухой островок: там можно оставить вещи, пока вы купаетесь.
— Миша, я на грязях, — ответил на звонок чужой муж. — Нет, не в Крыму. В Пеленкино, тут по месту. Не хуже, чем в Карловых Варах. А че ты ржешь? Я серьезно: дед в прошлом году суставы вылечил. А у меня ж колено, ну, ты помнишь... Машиной, да. Вечером приезжай. Грязи тебе взять? Ну, это ты пока молодой, потом еще сам спрашивать будешь.
— Отключи телефон, — цыкнула супруга, когда разговор прервался. — И быстро ложись.
Опять зашуршал полиэтилен, потом все стихло, и я провалилась в нирвану.
Чипизация и вечерние танцы
Очнулась оттого, что нечто влажное и шершавое прошлось по моему лицу. Я взвилась в своем коконе, упала, поползла к воде и только потом догадалась: меня облизывали. К счастью, не утомленный солнцем северянин, а Чебурек — пес, что имеет обыкновение совать морду в лежащие на берегу пакеты. Наверное, я была похожа для него на суджук, или колбасу с ливером, или кусок шашлыка в сероводородном маринаде.— Это он вас на счастье, — заверила соседка, когда мы отсмеялись. — Чебурек местный. У него есть своя стоянка в камышах, там миска, и отдыхающие его подкармливают.
Чебурек — друг человека.
С разговора о собаке завязался еще один — о чудесах исцеления. Вспомнили фольклорную уже историю про старую лошадь помещиков Пеленкиных: она повредила ногу и все лето ходила к озеру, стояла в нем часами — и вылечилась. Потом историю про то, как во время войны лечили раненых солдат. Потом перешли к современным легендам: про прозревшую девочку с Урала и вставшего на ноги колясочника из Питера.
— Но у вас лично, у ваших родственников, есть такие истории? — мне хотелось услышать что-то посвежее и подостовернее.
— Та у каждого есть, — отозвалась молодая женщина (она с мужем и свекровью ездит сюда из Азова вторую неделю). — У свекрови радикулит, у мужа со спиной че-то. А у меня пятно лысое было на голове. После родов на затылке стали выпадать волосы, я приехала сюда, стала мазать грязью голову — волосы начали опять расти!
Я подошла к своему ведерку, вывалила остатки грязи сверху на себя, растерла и буквально почувствовала, как зашевелились волосы на голове: то ли тут же пошли в рост, то ли сильно удивились.
К вечеру людей стало в два раза больше: машины ехали и ехали. Слышалась самая разная речь — распевная, спешащая, даже окающую зацепила я ухом.
Пеленкино — озеро мелкое, вода прогревается быстро, под ногами чавкает целебная грязь, все это сильно пахнет, но к запаху быстро привыкаешь и чувствуешь какое-то невероятное расслабление и душевное тепло.
А вокруг тебя бесконечные разговоры обо всем. Отдыхающие дамы собираются в кружки по интересам: лежат на надувных матрасах, делают себе массажи мочалками, занимаются гимнастикой — и обсуждают текущую жизненную повестку.
Я плавала между этими группками и выхватывала куски бесед. В топе обсуждение прививок от коронавируса: говорили про побочки, чипы и мировой заговор, конечно.
Из интересных версий: нас всех чипизируют, а потом заставят работать на Америку.
— Люба, тебя и молодую при Андропове заставить работать никто не мог! — засмеялись женщины.
— Так я не за себя, я за молодежь беспокоюсь, — сильнее заработала мочалкой Люба.
В другой группе обсуждали интервальное голодание. Это когда ты в течение восьми рабочих часов можешь есть что угодно, а потом 16 часов впроголодь.
— …Так что она делала? С одиннадцати утра как начинала мести: и пирожки, и котлеты, и макароны, и тортики. В семь часов будильник пикает — всё, лавочка закрыта. Но в той лавочке уже половина годового продуктового запаса Ростовской области. И говорит, главное: что-то я не худею!
— А ты ей че?
— А я говорю: наверное, у тебя метаболизм плохой. Ну а как? Дружим же вроде, неудобно.
На третьем островке, ближе к куликам и уткам, сидели на подушках из водорослей женщины помоложе и обсуждали — конечно! — мужчин. Вернее, одного мужчину — пеленкинского массажиста. Массажист этот в прошлом уральский сталевар, приехал на лечение, ну и совмещает приятное с полезным. Здесь ли в его руках открылась волшебная сила или там, на суровом Урале, из разговора было непонятно. Я пожаловалась на больную спину, спросила, сколько стоит сеанс у массажиста-сталевара и где его искать.
Мне дали наводку: метров сто по берегу направо, там увидишь белую простынь, заглянуть за нее и спросить массажиста.
Белую простынь я нашла, даже массажный стол был на месте, а вот хозяина не было. Я минут пятнадцать помаялась на «пороге» и засобиралась домой. Жаль, конечно, что без финальной коды пеленкинского лечения, а еще жаль, что не приехала, как тут говорят, с ночевой.
Ведь ближе к вечеру начинается самое интересное: пропахшие сероводородом курортники ходят друг к другу в гости, жгут костры, поют песни под гитару, а если приезжает Коля-баянист, на грязях разворачивается настоящая культурная программа. С домашним вином, семечками, танцами и романтическими прогулками в дальние уголки озера, где на заре поют птицы, и солнце выползает крадучись, словно боится что-то лишнее подглядеть.
И рождается новый день — а в нем новые оздоровительные истории и курортные приключения бюджетного отдыха на берегу озера Пеленкино, куда сто лет назад дамы и кавалеры ездили на извозчиках, жили в комнатах с удобствами, обедали в столовой с видом на озеро и пересказывали друг другу легенды о чудесах исцеления.
