Спаситель русской тройки
Люди

Спаситель русской тройки

«Соль земли». Удмуртская экспедиция. Часть II.

В мире коневодов Александр Аркадьевич Юферев — личность известная. Именно он в 1980-х годах воссоздал почти исчезнувшую породу знаменитых вятских лошадей. Сегодня их снова можно встретить в любом уголке России. И мало в какой лошади нет крови тех вяток, с которых начинал свою большую работу Юферев в далеком удмуртском селе Тыловай.

Узнав, что я приехала всего на полдня, Юферев так искренне расстроился, что какое-то время просто молча приглаживал затылок. Потом все-таки произнес:
— А я ведь кабанчика вечером хотел зажарить, по рюмочке под разговор. И журналы же у меня про вяток есть. Думал, оставлю вас в «приюте» (так он называет свой гостевой дом. — Автор), почитаете на ночь, там, у-у, как интересно!

— Журналы я пересниму, а с ночевкой в следующий раз приеду.
Александр Аркадьевич поднял на меня глаза, посмотрел испытующе:
— Нет, больше вы не приедете. Это точно...
«Музейная комната» в «приюте» Александра Аркадьевича Юферева.
«Музейная комната» в «приюте» Александра Аркадьевича Юферева.

«Плохому человеку лошадь не отдам»


Но начиналось наше путешествие из райцентра Дебёсы в Тыловай радостно. Завезли на рынок сына Юферева, поговорили о несущественном, вроде погоды и очередей в местный банк. А о деле — о лошадях — говорить в дороге он отказался.

Когда сын выходил из машины, бросил отцу: «Лошадку свою сзади забрать не забудь». Я оглянулась, но лошадки на заднем сидении «Нивы» не было, только самодельная палочка для ходьбы.

— Она и есть «лошадка», — пояснил Александр Аркадьевич. И рассказал, как в 2016 году готовил своих вяток к региональной выставке. Вдруг в небе грохнуло и полило как из ведра.

— Лошадки в разные стороны, я давай за ними и упал. Встать не могу, нога не слушается. Лежу в грязи — позвать на помощь некого. Но тут рыбаки зашли ко мне на конный, заблудились. Подняли и домой отвезли… Спасли меня друзья с Воткинского завода. Если бы не они, ногу бы мне отрезали. Потому что в больнице нашей я лежал, никому не нужный, вот ногу и запустили. А когда отрезать решили, я друзьям позвонил: без ноги мне совсем нельзя — как работать? Вот тогда меня в Ижевск перевезли и там уже вылечили. Потом друзья меня в санаторий устроили «от директора»: там уже отношение было очень хорошее — как к человеку.
Но весной же я опять с лошадьми, опять поскользнулся и опять загнулся. Теперь не хочу уже в больницу идти. Пусть нога болит, но зато на своем месте. Врачи говорят, только с палкой надо ходить, а я про нее все забываю: неудобно, когда одна рука занята.

— А что у вас за заболевание было?
— Разрыв мениска, у лошадей такое тоже часто бывает. Полгода по больницам лежал, скучал по ним страшно. А когда вернулся — у-у! — радовались и я, и они, обнимались! Они же все понимают, все чувствуют. Вятки — самые умные лошадки, которые есть. Если у меня настроение не очень, обойдут. А так-то всегда ласковые. Вот людей они еще хорошо распознают: у кого характер плохой, кто недобрый. А к хорошему человеку ластятся.
Спаситель русской тройки
— Плохому не продадите лошадь?
— Никогда! Приезжали такие и не раз, но если я вижу, что потом будет бить, грубо обращаться — придумаю причину и откажу.

Однако не всех недобрых людей удалось отвадить Юфереву. Пока он восстанавливался в санатории, его любимого жеребца Лозунга искалечил злопыхатель: проткнул шампуром легкое. Лозунг был удивительным: на каких соревнованиях ни появится, везде победа. Понятно, что нравилось это не всем, но один земляк особенно не любил фаворита Юферева. Так и сказал в глаза старику: «Больше ты не будешь первым». Тот вначале не придал этому значения, а потом стал прислушиваться к жеребцу: дышит как-то не хорошо, начал чистить — нащупал на боку затянувшуюся уже рану.

— У лошадей кровообращение очень сильное, раны заживают быстро, у вяток особенно. Человек бы уже умер с такой раной, а конь может жить. Вот он и жил, но уже не так, как раньше... Но Бог наказал того мужика, нет его больше на этом свете. Он такой дикарь был, своих лошадей до смерти бил, дурак-дураком... А все зависть.
Лозунга только жалко — смотреть я на него не мог без слез. Думал-думал и отдал цыганам: они умеют с конями, свои отношения. Так они его откормили, и он кобыл у них крыл. Вот сейчас его сын живет у цыган. Тоже Лозунг. Тоже хороший, скоро нашу Ламбаду будут им крыть.
Тот самый Лозунг, сын Лозунга.
Тот самый Лозунг, сын Лозунга.
— Ламбада — потому что пританцовывает?
— Ну да. У меня раньше больше ста лошадей было в табуне, но имена я давал не всем, только особенным. А остальные — малышки, красавчики, любым ласковым словом звал, какое на ум придет.

Когда Юферев говорит о своих малышках, он весь светится. И это, поверьте, не фигура речи.

Второе рождение вятки


В Тыловае, куда мы приехали, около пятисот человек населения; двое местных жителей попали в историю. Первый — советский и российский композитор Геннадий Михайлович Корепанов-Камский (умер в 2001 году), в Тыловае теперь работает его музей-усадьба. А второй — 74-летний Александр Аркадьевич Юферев, человек, который воссоздал породу вятских лошадей. У него пока нет дома-музея, но есть конная ферма «Вятка», которую он тянет в одиночку из последних сил.

Вятка — северная лесная лошадь. Некрупная, рост в холке едва достигает 150 см, но очень выносливая, подвижная, плодовитая. По масти вятки чаще всего саврасые, и все с заметной отличительной чертой — темной полосой вдоль спины.
Пик их популярности пришелся на конец XVIII века, это была основная порода, используемая в почтовых тройках. Вяток стали массово вывозить из родных мест (современных Кировской области и Удмуртии) по всей Российской империи и за рубеж. Поголовье резко пошло на убыль. Чуть позже вятку стали стихийно «окультуривать» тяжеловозными породами, что и вовсе привело к упадку. Настолько, что в 1890-х годах тройку вяток не могли найти для императора Александра III.
Позже за спасение породы взялись советская власть и ученые: в первой половине уже XX века открыты были десятки конеферм. Но в 1950-60 годах на смену рабочим лошадкам пришли машины, порода опять практически исчезла. И, как пишут во всех профессиональных изданиях, возродили ее только в 1980-х годах в Удмуртии. И кто это сделал, мы уже знаем.

«Приют» Юферева находится на самом краю деревни. С одной стороны — искусственный пруд, который Александр Аркадьевич создал, когда был еще в силах, с другой — лес. Сам приют — это обычный деревенский дом с хозпостройками. Сейчас в нем останавливаются охотники или редкие уже гости. А раньше, говорят, в очередь надо было записываться.

В «приют» вслед за нами влетает шестилетний Егорка — внук.
— Хороший он пацан и лошадок любит! — лицо Аркадьевича расплывается. — Я пока ему пони купил, а как подрастет, уже выберем вятку. У меня четверо внуков, а лошадками интересуются только двое. Старшие пацаны уже взрослые, армию закончили, на лошадях денег не заработаешь, вот и идут туда, где платят. Время другое...
Аркадьич надеется, что внук Егор продолжит его дело.
Аркадьич надеется, что внук Егор продолжит его дело.
У самого Юферева история любви к вяткам началась с раннего детства. Отец его был председателем колхоза, а дом их стоял напротив конного двора. И каждое утро к их воротам приходила лошадь и терпеливо ждала председателя.

— Отец с войны вернулся инвалидом, ослеп на один глаз, второй видел плохо, и ноги у него не было. Так вот мышастый вятский мерин, звали его Абрек, был его другом. Если у дома не дожидался, шел к управлению колхоза и уже там стоял до упора, но отца никогда не бросал. И не давался никому — только еще мне и конюху, — рассказывает Юферев за чаем. — Ну вот, а когда я подрос, поехали мы с отцом в соседнюю деревню, а там — вятки! Кобылки такие — невысокие, крепенькие. Как они мне понравились, блин! Отец их закупил, и мы на них долгое время работали. В работе они были выносливые, спокойные и умные: пару раз покажешь, что надо, всё поймут.

Прожорливый Бальзам и другие неприятности

— Александр Аркадьевич, ну а как так получилось, что вы вытащили породу? — подбираюсь к главному.
— Да как-то само собой… Породу эту с детства я очень долго не видел. Работал уже председателем колхоза. Поскольку техники не хватало, завел рысаков и всех специалистов на них посадил; другие породы докупал. И тут как-то нас посылают на совещание в Увинский район, а там у председателя было очень много пород европейских лошадей. Мы ходим смотрим, а потом я за загон завернул, и аж прошибло меня! Блин, вятки мои стоят! — Александр Аркадьевич бьет по столу ладонью. — «Откуда?!» — «Да ипподромовские, с госконюшни, никому не нужные, вот тут и стоят». Три кобылы там были — красавицы! Я вернулся, все сидят, пируют, а у меня кусок в горло не лезет: мысли только, как бы их поскорей забрать. А что заберу, я был уже уверен. Договорился и забрал! Зура, Лира и Буря стали первыми в моем маточном поголовье.
Спаситель русской тройки
Вятского жеребца Юферев нашел в сельхозакадемии: отдавать коня ему не хотели, но горящие глаза и обещание отдать за вятку лучшего рысака сделали свое дело. А после председатель-энтузиаст мотался по городам и весям СССР: искал хороших, чистопородных вяток и выкупал, выменивал, вымаливал.

— Все 80-е годы до начала 90-х у нас с вятками были лучшие времена, — вспоминает Аркадьич. — Сто с лишним лошадок в табуне, базу туристическую организовали, в походы ходили. Люди приезжали по сорок человек — делили их на группы и увозили в лес, на 12 дней по маршруту в 120 км. Однажды смешной случай был...

В табуне у Юферева жил тогда мерин по кличке Бальзам — маленький, ленивый, неуклюжий. Купить такого бы никто не купил, на мясо жалко, вот и снарядил его Аркадьич в туристические походы. Такой конь даже стокилограммового путешественника выдержит. Но была у Бальзама одна яркая черта — неуемный аппетит и умение добыть еду даже из-под земли. И вот как-то отправилась группа в 12-дневный поход, а вернулась уже через двое суток. Юферев, увидев их, обмер: «Хана, что-то плохое случилось...» А случилось вот что. На привале, когда туристы сгрудили свои мешки и пошли в лес, Бальзам унюхал провизию и все сожрал: сахар, печенье, колбасу, даже консервные банки зубами разгрыз. Группа поохала и, конечно, двинула назад.
Спаситель русской тройки
— Хорошие были времена, несмотря на Бальзама.
— Очень! В кабинет к местному министру сельского хозяйства ходил по-человечески, любые вопросы решали. А сейчас приду, просижу полдня — занят, говорят, или уехал… Ну, так вот, в 1989 году было у меня еще золотое время, я из председателей перешел в сельсовет и занимался только лошадьми. Из района руководить прислали женщину. Красивая, блин! Но два колхоза уже развалила. Вот с ней и началось: продавали, тащили всё во все стороны. Но на общем собрании лошадей моих обещали не трогать. И тут я сижу у себя на ферме, приезжают покупатели, а на руках у них накладная «по выбору»: то есть не я им дам лошадь, какую считаю нужным — как было всегда, а они сами станут выбирать. Я, конечно, не дал. Они меня за шиворот, затолкали в машину, вывезли в поле и сказали: «Или ты нам лошадей лучших отдашь, или мы тебя убьем!»

— Били?
— Да нет, попугали, бросили меня там и ушли. А когда я до фермы дошел, лучших лошадей уже не было — увели. Злость такая у меня была: столько растил, столько кормил, как так? Пошел в управление ругаться, а что с ней, с женщиной той, ругаться — смотрит и не понимает ничего. Ей нужны деньги — какие лошади?
Но я все равно увел жеребцов и старых кобыл. Скандал был страшный — с милицией приходили. Прятали их от меня, а лошади ко мне возвращались… У, блин, чего только не было! Но отстоял я их, не отдал.
Все вятки с заметной отличительной чертой — темной полосой вдоль спины.
Все вятки с заметной отличительной чертой — темной полосой вдоль спины.
 …Александр Аркадьевич еще какое-то время ездил по выставкам, а потом — силы уже не те, возможности тоже. Пенсия уходила на то, чтобы заплатить помощнику. Крыша в конюшне текла, полы менять надо каждый год. Тогда у него уже 47 лошадей было. Продавать старался жеребят, а когда совсем уж тяжело было, прощался и со взрослыми — всегда со слезами, объятьями, напутственными словами. Как с родными обычно и прощаются.
Какие-то хозяева становились друзьями фермы, присылали весточки, старались чем-то помочь. Кто-то больше о себе не напоминал. А сам Юферев навязываться стесняется. Вот и у меня спросил: позвоню ли, когда доеду до Ростова. Потому что самому ему неловко.

Четыре года назад об истории вяток и их владельца узнали волонтеры из Ижевска, собрали группу: приезжали чистить лошадей, сбрасывались на корма, даже сайт завели. Потом то ли кризис, то ли обычная человеческая усталость — в общем, сегодня Юферев опять один, вернее с помощником, но тот появляется не каждый день.

— Люди помогают, которые ко мне приезжают-то. Бывает, на корма дадут, бывает, на соль, на зерно. Лошадей у меня сейчас пятнадцать. Какие-то уже купленные, какие-то присмотренные, но большинство пока мои. Как продам кого-то, полы в конюшне поменяю — там они быстро портятся, каждый год надо менять. Ветеринара позову, то да се. Везде нужны деньги, а я пенсионер. Но работающий: вчера на тракторе поле целое накосил. Ну, а что? Лошадей кормить надо.

— Как ваши близкие на это реагируют?
— Жена у меня учительница, всю жизнь вместе прожили, и всю жизнь я с лошадьми. Когда денег не хватает, могу у нее затребовать. Ну что — ругается, но дает. А дети — так у них свои семьи. Может и занимались бы, но на это ж нужно жизнь положить...

— Так а кому вы передадите дело?
— Да кто его знает, может, и некому. Егорка вырастет. Внучка тоже лошадок любит, с фермы не выгонишь. А если нет, так продадут всех. Вятки — хорошие лошади, не застоятся.
Луга, заповедные леса, русская птица-тройка — какой бы точкой притяжения могла стать конеферма «Вятка» для туристов!
Луга, заповедные леса, русская птица-тройка — какой бы точкой притяжения могла стать конеферма «Вятка» для туристов!
…Когда я уже уезжала из Удмуртии, мой случайный попутчик, но знающий Юферева, рассказал мне такую историю. Однажды Аркадьич пировал с гостями у себя на подворье. И тут из конюшни, покачиваясь на тонких ножках, вышел новорожденный, несколько минут назад появившийся на свет, жеребенок — и пошел к людям, а именно к Юфереву. Аркадьевич подхватил его, закачал, заплакал от радости.
Один из гостей, конезаводчик, так и замер с открытым ртом: «Так не бывает».
«Чего это не бывает? — возмутился Юферев. — Я его еще в животе матери гладил, он голос мой знает, знает, что я плохого ему не сделаю — вот и пошел».

P.S. Из Ростова Юфереву я позвонила и даже пообещала, что, когда еще раз буду в Ижевске (у меня там родня), постараюсь заехать к нему не галопом, а по-человечески. Александр Аркадьевич посмеялся и покряхтел.

Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.
Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное