Первый на Земле потомственный космонавт — о русской смекалке на орбите

Сергей Волков, 46 лет. Первый в мире космонавт во втором поколении, сын Александра Волкова. Совершил три полета на МКС (в 2008, 2011 и 2015 годах) в должности командира экипажа, провел на орбите в общей сложности 547 суток и 23 часа в открытом космосе.


— Вы первый потомственный космонавт на планете. Чем вообще жизнь в семье космонавта отличалась от жизни обычных детей?
— В Звездном городке я был таким же, как все. В каждом классе учился хотя бы один ребенок, чей отец уже был в космосе или готовился к полету. От других детей по всей стране… Ну, разве только тем, что, когда твой отец собирается в командировку, об этом знает вся страна, и тебя, возможно, тоже покажут по телевизору (смеется). Конечно, когда я поехал в пионерлагерь и дети с вожатыми узнали, что я сын космонавта, приходили посмотреть на меня. Но это было первые дня три, а потом все успокоились.

— А школа в Звездном городке чем-то отличается? Может, у вас астрономия с 3-го класса и центрифуга на физкультуре.
— Нет, обычная советская, теперь уже российская, школа. Хотя, знаете, вот в чем разница: на линейки и открытые уроки к Дню космонавтики к нам всегда приходили космонавты.

— Вы ведь планировали стать просто летчиком, когда и почему решили, что все-таки тоже хотите в космос?
— Да, с детства мечтал стать летчиком и о другой профессии даже не думал. Поступил в Тамбовское летное училище. Я видел, какая сложная работа у отца, мыслей пойти по его стопам не было. После 3-го курса как-то позвонил домой. Отец рассказал: «Да, вот, ребята молодые пришли, новый набор состоялся». Вот тогда я, наверное, впервые подумал, что вообще это интересно, конечно, в космос полететь. По дороге с центрального телеграфа в училище решил: если такая возможность выпадет, буду поступать в отряд космонавтов.

— Отрядом тогда руководил ваш отец. С вас спрос больше был, как с сына?
— Да, эти первые 8 месяцев были серьезным испытанием. Я находился под контролем командира отряда и на работе, и после нее. Где-то он и построже ко мне, чем к другим, относился, считал, что так правильно. И я с ним согласен.

— Кто больше нервничал перед вашим первым полетом, вы или он?
— Думаю, он. Для меня это было — «наконец-то!». Достижение цели, к которой я шел 10 лет. Как первый прыжок с парашютом — прыгаешь, чтобы вообще понять, как это. Мне очень хотелось в космос, я старался и много работал для этого, полет был естественным шагом. А он-то знал, куда я лечу, сам испытал это трижды. Потом я полетел, а он остался на Земле. Полетел бы со мной, меньше бы переживал.

Из нашего меню самое вкусное — творог с орехами. Каждый день можно есть! Очень хорошее у нас первое: борщ, рассольник. Это чисто наша еда, аналогов у иностранцев нет. У японцев очень вкусный рис. У американцев — мясо и кофе.

— Какие советы дают уже летавшие космонавты новичкам?
— Где-то за неделю до отъезда на Байконур мне позвонил Юрий Иванович (Маленченко — летчик-космонавт, Герой РФ). Мы с ним часа полтора разговаривали о нюансах автономного полета: от старта корабля до момента стыковки со станцией. Ценнейшая беседа, я ему очень благодарен за тот звонок. Еще перед первым стартом встретились с Виктором Васильевичем Горбатко (летчик-космонавт СССР № 21, дважды Герой Советского Союза), он сказал мне буквально пару фраз, но такого никто мне не рассказывал: об ощущениях, которые могут возникнуть в космосе в первые минуты. И когда я это прочувствовал сам, подумал: «Спасибо Виктору Васильевичу».

— Поделитесь! Вдруг из читателей кто-то в космос собрался.
— Ой, это очень сложно описать словами. Ну, все видели на фото или видео, когда мы стартуем, в ракете находимся полулежа, в позе зародыша. Когда только-только вылетаешь в невесомость, создается иллюзия, как будто все переворачивается. Все, что раньше было перед тобой, как будто переместилось на потолок. Словно сдвигается на 100 градусов с того места, где находилось. И об этом никто не рассказывал. Вот, благодаря Виктору Васильевичу, я тогда понял, что все нормально, что я не первый, кто испытывает это.— Долгое пребывание в замкнутом пространстве с чужими людьми — серьезное испытание. Экипажам дают притереться сначала на Земле?
— Подготовка — достаточно длительный процесс. Как только мы были назначены в экипаж на МКС, стали ездить в Хьюстон, долго там обучались. Да и наши коллеги из Америки, Европы и Японии приезжают в Звездный городок для тренировок, отработки выживания в лесу, на море. Поэтому все друг друга знают. Например, с Майклом Фоссумом, с которым работали во втором полете в 2011 году, мы знакомы с 2000-го. Когда назначают в экипаж за полтора года до старта, начинаешь тренироваться с коллективом. На это время они твоя вторая семья.

— Вы сможете сойтись с абсолютно любым человеком, профессионально этому обучены?
— Принятие решения, кто с тобой полетит, — серьезный вопрос. Хорошо, когда космонавты, которые назначаются в один экипаж, сразу начинают взаимодействовать, и не возникает проблем в общение. У меня бывали случаи, когда на этапе первых тренировок уже видно, что есть некая несработанность. Я считаю, что вся ответственность на командире экипажа. Нужно вовремя принять решение и доложить руководству, что в таком составе лететь нельзя. Конечно, это непростой процесс. Проводится объективная оценка и принимается решение, кого оставить в экипаже, кого снять. А может, снять обоих и отправить дублеров, а этих ребят поставить врозь. Если полетят два психологически не совместимых человека, полет будет очень сложным. Прежде всего, для них. Ни в коем случае нельзя полагать: «Ну, перетерплю, ничего страшного». Нет, страшно. Находиться в полете в постоянном дискомфорте очень тяжело. Мне повезло. Все три полета работали дружно. И сейчас продолжаем общаться и искренне радуемся встречам.

— Как в космосе отмечают дни рождения и другие праздники?
— У меня один полет выпал на Новый год. Его отмечают, конечно: елку наряжают, организуют видеовстречи с руководством, с семьями можно пообщаться. Нам на Новый год прислали запись обращения президента, мы собрались за столом в российском сегменте: три россиянина, два американца и англичанин. Послушали речь Владимира Путина и вместе поужинали. На Рождество и Пасху организовывают связь с Патриархом. Ну, а в дни рождения просто поздравляем. Застолья нет возможности устраивать. Чем богаты, тем и рады, как говорится.

— Из космической еды что самое вкусное?
— Из российского меню — творог с орехами. Каждый день можно есть! Пюре с луком. Очень вкусное у нас первое, всегда с удовольствием ел и овощной суп, и борщ, и рассольник. Это чисто наша еда, аналогов у иностранных коллег нет. Рыбные консервы отличные. И десерты. Ну, как десерты — сухофрукты с орехами. У японцев очень вкусный рис. У американцев — мясо и кофе. А у нас чай.

Иногда американским коллегам присылали на орбиту киноновинки: «Марсианина» или «Звездные войны». Мы смотрели их до премьеры на Земле.

— Какие из экспериментов на орбите были самыми интересными? Максим Сураев (первый в России космонавт-блогер) рассказывал нам, как выращивал пшеницу.
— Да, я тоже выращивал пшеницу. Это действительно очень интересный эксперимент. И вообще что-либо выращивать здорово. В искусственном пространстве, среди компьютеров и приборов, появляется что-то живое: пробиваются ростки, колос наполняется. Зелень — это жизнь. Мы и салат выращивали, нам даже разрешили по листику попробовать.
Мне очень нравились эксперименты по изучению человеческого организма. Один из них называется «Пилот»: фиксируется, как реагирует мозг, как меняется дыхание и другие показатели в то время, когда ты делаешь операции по стыковке, например. Очень интересный был российско-немецкий эксперимент по робототехнике, когда я с МКС управлял роботом, который находился в лаборатории. Глаза робота, камеры, передавали картинку на мой лэптоп, а я с помощью джойстика управлял его руками и головой. В один из дней разработчики пригласили мою семью. И вот я глазами робота вижу, что передо мной стоит мой сын, и чувствую в джойстике вибрацию оттого, что он пожимает руку. Трогательный момент был.

— В открытом космосе страшно?
— В космос выходишь работать. У тебя жесткая циклограмма выхода, ты сосредоточен на поставленной задаче. Конечно, работать надо аккуратно, соблюдать все меры безопасности. Бояться просто некогда.

— А работать там страшно неудобно?
— Это же не вдруг происходит. Даже если работа в открытом космосе не планируется, к ней готовят. Наш скафандр идеально приспособлен к этой работе. Конечно, он не может быть суперкомфортным, как если бы ты работал в легких трикотажных перчатках и удобном костюме. Но другого нет. Вот инструкторы нас и обучают, чтобы можно было отработать в скафандре 6 часов. В современных российских скафандрах можно работать еще дольше. Очень важна физическая подготовка.

— Чем пахнет космос?
— Не могу сказать. Я не встречал этот запах на Земле. Он остается после того, как мы закрываем люк, на несколько минут. Необычный. Это точно «запах космоса», как его называют, потому что он одинаков и на российском, и на американском сегменте. То есть, нельзя сказать, что это запах обшивки: все-таки немножко разные материалы используются нами и иностранцами. А запах одинаковый. Вот если бы вы дали мне понюхать, я бы сказал: «Да, так пахнет космос». Описать его не могу.

— Некоторые космонавты говорят, что пахнет порохом.
— У всех ведь разные ощущения. Но это точно не запах пороха. Иначе я бы вам так и сказал.— Как космонавты проводят свободное время?
— В первую очередь, звонят домой, чтобы хоть на расстоянии поучаствовать в жизни семьи. Вообще стараются проводить свободное время с пользой. Фотографируют, например. Есть график пролетов над определенными объектами — вулканами, озерами. Если под тобой происходят стихийные бедствия: наводнения, пожары, то эти кадры мы передаем МЧС.
Кино можно посмотреть. Как правило, в пятницу вечером собираемся экипажем, зовем коллег: вместе ужинаем, общаемся, а потом смотрим фильм. Иногда американским коллегам присылали новинки: «Марсианина» или «Звездные войны». Смотрели их до премьеры на Земле.

— У вас в полетах случались серьезные нештатные или даже экстремальные ситуации?
— Не бывает полетов без нештатных ситуаций, в любом что-то отказывало. И в первом полете пришлось выходить в открытый космос и вскрывать обшивку корабля. Недавно в новостях говорили, мол, в 2018-м впервые вскрывали обшивку. Нет, это было и в 2008 году. Нужно было демонтировать пиропатрон, который служит для разделения корабля на бытовой отсек, спускаемый аппарат и приборно-агрегатный отсек. Вот мы и изъяли пиропатрон, поместили его в специальный пенал и отправили на экспертизу, потому что перед нами два спуска были нештатными как раз по причине несрабатывания пиропатронов в данном месте.

— Знаменитая русская смекалка пригодилась?
— Да нет, вроде.

— Ну, как же? Знаю, как вы сверлили велотренажер с использованием геля для бритья.
— Есть такая методика, о которой рассказывают перед полетом: намазать место сверления гелем для бритья, чтобы он собрал в себя стружку, и она не разлеталась по станции. Но, честно говоря, это не работает. Сверло вращается настолько быстро, что, помимо стружки, по сегменту разлетается еще и гель, и все испачканные стоят. В третьем полете у нас была большая работа по установке новых панелей внутри станции, и сверлить приходилось достаточно много. И вот тогда мы использовали пылесос. Это самое эффективное средство. Один сверлит, другой помогает и держит пылесос. Ну да, вот она — русская смекалка.

— Что самое странное и непривычное, когда возвращаешься на Землю после долгого пребывания в космосе?
— Странное ощущение, когда все для тебя заново приобретает вес. Вот берешь телефон и понимаешь, что он вообще-то нетяжелый, но поскольку ты отвык, он тебе кажется кирпичом. Это проходит в первые же часы. Реабилитация занимает продолжительное время: некомфортно сидеть, часть мышц атрофировалась. Несмотря на то, что на станции регулярно занимаешься спортом, физподготовку надо восстанавливать. Есть реакция вестибулярного аппарата: ты недостаточно устойчив. До полета можешь долго простоять на одной ноге, а после — с трудом дается.

— Россия перестала быть космической сверхдержавой, или мы все еще впереди планеты всей? Спрашиваем это у всех космонавтов обязательно.
— Я считаю, что мы до сих пор занимаем лидирующие позиции, особенно в части пилотируемой космонавтики. Потому что такие наработки, как в России, возможно, есть и в других странах, но все равно не такие глубокие. Со своими системами подготовки, сопровождения полетов, реабилитации мы лучше, чем остальные космические государства.
Мы до сих пор являемся монополистами в части доставки экипажей на борт МКС. Космодром «Восточный» — уникальное техническое сооружение. Пока у нас есть все возможности оставаться передовой космической державой.