Советский тяжелоатлет, двукратный олимпийский чемпион и восьмикратный чемпион мира, установил 80 мировых рекордов. В 1999 году был признан «лучшим спортсменом XX века». Как бы его ни заманивали в столицу, упорно жил в городе Шахты Ростовской области. Рассказывал мне про это так: «После первого рекорда, в 1970-м, сказали: «У тебя есть указательный палец, вот покажи на район, улицу, дом в Москве – там будешь жить!» Но я не люблю муравейники, Ростов я тоже в один ряд с Москвой ставлю. Шахты лучше! Лучше быть первым в деревне. В Шахтах отличный климат. Здесь ни одной работающей шахты, никакого вредного производства. Город-курорт!.. Я как-то заезжал в Москву перед Мехико. А у меня лицо – горит. Я уже знал, что будет. У меня так в Париже было, когда я переходил шестиполосную дорогу перед вокзалом. Я сознание терял. Так что мне тогда твердо в голову забилось, что там делать нечего». 7 января Василию Ивановичу исполнилось бы 74 года. К сожалению, его не стало в 2011-м. В память о великом спортсмене – наш последний, не публиковавшийся в СМИ, разговор.
– Вы только штангой всегда занимались?
– Да у меня разряд по лыжам! В школе же я учился под Архангельском, хоккей с мячом на первом месте был, лыжи на втором. Штанга там вообще ни на каком месте не стояла. И чемпион по зимней рыбалке. Что еще нужно?
– Почему по лыжне дальше не пошли?
– Я переломал лыж очень много, я уже в школе весил 90 кило.– И вам сказали уходить на штангу?
– Никто мне ничего не говорил! Тяжелой атлетики не было в школе. На собственном снаряде поднимал… Так, еще по гимнастике второй разряд, по стрельбе я чемпион района. Четырехкратный чемпион Ростовской области по толканию ядра. Так что вы меня за дурака-то не держите.– Почему одни выигрывают по жизни, а другие нет? Это характер, судьба, это что?
– Во-первых – это фортуна. А во-вторых, конечно, характер. Вот я знал многих спортсменов, у нас есть семикратный чемпион мира по борьбе, ни разу не был чемпионом Олимпийских игр. Штангист тоже есть, четырехкратный чемпион мира, не был ни разу олимпийским чемпионом. Накал страстей, расход нервной энергии на Олимпиаде во много раз выше, нежели на чемпионате мира.– Почему? Весь мир за тобой следит?
– Просто ажиотаж. Там не бывает экс-чемпионов. Только олимпийский чемпион. Но лично я что к олимпийским играм, что к миру относился одинаково. Для меня все было едино, главное, чтобы был помост.– Вспомните свою самую комфортную и некомфортную Олимпиаду, в бытовом плане.
– Я на всех олимпиадах комфорта не ощущал. В 72-м году в Мюнхене расстреляли евреев; внизу в доме, где мы жили, весь нижний этаж, под землей был забит Бундесвером, с пулеметами, БТРами. В Монреале 30 тысяч карабинеров нас охраняли, везде и всюду люди с оружием. Это, конечно, не добавляло комфорта. А на олимпиаде московской мы жили на подольской базе, где есть было нечего.– Иностранным делегациям все скормили?
– Нет, говорили, езжай в Олимпийскую деревню, там все есть. А зачем ехать в деревню, когда вот она, родная природа, спортзал привычный, в котором десятки лет тренировались. Все кинули на Олимпиаду, а на базах ничего не было.– Мастер-класс от Алексеева для телевизионщиков и киношников: как нужно снимать большие состязания? Что интересное и важное остается за кадром?
– Конечно, надо больше контактов иметь со спортсменами. Надоедать перед стартами не следует, а вот за неделю до старта и после соревнований поговорить.– Два разных человека будет - до старта и после?
– Конечно! Если взять спортсмена перед стартом и отдать на проверку обычным врачам, его не допустят к соревнованиям. У него температура повышенная, сердцебиение, давление, - все зашкаливает. А спортивная медицина его допускает. И именно с предстартовым состоянием не каждый может справиться. Вот поэтому одни – герои на тренировках, а на соревнованиях «поплыли». А другой на тренировках особо ничего не показывает, а на помосте – витязь в тигровой шкуре. К последним относился я.
– А вы ни разу не плакали на пьедестале?
– У нас на пьедестале плакала одна Роднина, когда завоевала третью золотую медаль. И то, когда развалился Советский Союз, она сказала: да это мне соринка попала в глаз. Патриотизм с соринкой перепутала… Я не плакал. Но гордости было немало, когда флаг поднимался.– А самая памятная ваша медаль?
– Для меня почти все было одинаково.– Ну, тогда самая трудная?
– В 77-м году в Москве, на Верховном совете я вышел вторым подходом на мировой рекорд. Брежнев тут сидел недалеко. Один подход толкнул нормально, 230 с чем-то, второй - 256 килограммов, и я эту штангу потащил, и в меня врубили 7 или 8 световых пушек. Фигуристы привыкли, а у штангистов такого нет. Впервые в жизни такое было! И я с закрытыми глазами встал и с закрытыми глазами эти 256 толкнул. Это может понять только штангист, который хотя бы раз 50 кг попытался толкнуть с закрытыми глазами. Это жуткая штука. Никаких ощущений, как в космосе. Когда штангист толкает штангу, обязательно находит точку, куда упереться еще и глазами. И это его держит от шатаний и колебаний. А здесь ты не знаешь, где находишься. Ты черти где и непонятно как. И куда ее толкать не знаешь. И бросить нельзя: дорогой Леонид Ильич на тебя смотрит.– Что было труднее: побеждать соперников или себя побеждать?
– Мне намного проще и легче было выступать, чем другим, потому что у меня соперник был один-единственный – штанга. А у моих соперников был я, которого было ни практически, ни теоретически не победить.– И что, рядом с вами никто не валялся в то время?
– Они именно что валялись, но не стояли! Я знал, что им меня не победить, я их не брал во внимание. Даже если бы они были сильными, когда я поднимался наверх, я никогда не обращал внимания на соперников. И этому надо следовать не только в спорте, но и в жизни: не выигрывать у кого-то миллиметры, килограммы, а надо поднимать то, что ты можешь, и добавить еще чуток за счет нервов.– Какое напутствие вы бы дали нашим спортсменам и сборным?
– Единственное, мне бы хотелось, чтобы в наших сборных были умные тренеры. Чтобы тренеры были ищущие, сравнивающие, сопоставляющие.– Когда спортсмен выходит выступать, и тренер его напутствует - что лучше действует на человека: слова ободрения или что-то жесткое, хлесткое, может, даже с матом?
– С матом – это лучше. А вот это «тяни спиной», «тяни ногами» вообще не надо говорить. Надо что-то отвлеченное. Его за секунду ничем не переделаешь, только навредишь. Вот у меня парень выступал, молдаванин. Я был главным тренером на Олимпийских играх в Барселоне. Надо было начинать с 200 кг, а мы никогда в жизни с 200 не начинали, но надо было испугать кубинцев. Я ему сказал: соберешься, толкнешь, тогда что-то будет у нас. Он вышел и на грудь не взял. Я ему говорю: «Ты представь, там Галка твоя у телевизора сидит в Кишиневе с детьми, как же она за тебя «радуется»: «Папа-то наш, какой герой!» Иди, урод, бери на грудь и толкай». 202 мы толкнули, и все – олимпийский чемпион. А кубинец был сильнее его. Морально сломали.– А о вас кино когда-нибудь снимали?
– Про меня есть фильм документальный. Называется «Помост». Лаврентьев, секретарь у Никиты Михалкова, снимал его в качестве дипломной работы, это 70-е годы.– Вам самому он понравился?
– Герою никогда не нравится, как его снимают. Но этот фильм много первых мест занял.– А что вам в этом «Помосте» было не так?
– В жизни я штангу поднимал без галстука.
