Дмитрий Карасюк, без преувеличения, живое достояние Екатеринбурга. Рок-музыку играли во многих городах СССР, но только столице Урала (тогда Свердловску) повезло с Карасюком. Его называют «архивариусом Свердловского рок-клуба»: Дмитрий Юрьевич изучил эту историю досконально. Конечно, мы не могли не напроситься к нему в гости.
Дмитрий Карасюк.
— Это даже не дерево, а разросшийся рок-кустарник; в корнях его лежала группа «Слепой музыкант», которая существовала в 1974–78 годах и из которой потом получились «Урфин Джюс» и «Трек».
Но вообще, когда я, в новейшее уже время, собирал материалы для книги, выяснилось, что свердловский рок как минимум на 13 лет старше. Первый зафиксированный случай исполнения рок-музыки относится к весне 1961 года. Когда Гагарин полетел в космос, в Уральском политехническом институте на танцах играли «Rock Around the Clock». И тогда же рок здесь впервые запретили.
— Почему так получилось, что свердловский рок стал явлением всесоюзного масштаба? Никакой другой (не считая двух столиц) — не ростовский, не новосибирский, не харьковский. Понятно, что это совокупность причин, но каких?
— Ленинград, Москва, Свердловск — да, это признанная триада. Свердловск, как объясняет президент нашего рок-клуба Николай Грахов, это, во-первых, большой студенческий город. Есть промышленная база, чтобы вчерашние студенты оставались в городе и продолжали жить и творить здесь. Вдобавок к этому из городов, что поближе, Москва высасывала творчески активные кадры. А мы располагались на оптимальном удалении.
— У вас меньше запрещали «чуждые явления»? То есть проще было, например, организовать рок-фестиваль, чем в других городах СССР?
— Нет, давили сильнее. У нас начальник городского управления культуры говорил, что идеологические вопросы в Свердловске стоят острее, чем в Москве и Ленинграде. Свердловск же был закрытый город, сюда иностранцев не пускали, кроме побратимов-чехов и студентов-монголов. Поэтому бороться с чуждыми явлениями было гораздо проще.
Ну, у нас, например, от того же «Урфина Джюса» требовали сменить название, поэта и идеологию. Посадка Александра Новикова в 1985 году — тоже явление из этого ряда. Потому что до своего первого альбома шансона «Вези меня, извозчик» Новиков был участником рок-тусовки (его группа называлась «Рок-полигон»), и его арест воспринимался очень болезненно.
Вообще, с конца 1983 года по конец 1985-го в Свердловске не было ни одного, даже подпольного, рок-концерта. Все площадки находились под контролем, и проводить концерты не давали.
Александр Новиков, лидер группы «Рок-полигон». (Из архива Дмитрия Карасюка.)
В Питере рок-клуб существовал с 1981 года, с 1983-го проводились фестивали. В Москве тоже шла активная жизнь. А здесь не было ничего. Пустое вытоптанное поле. И донести свою музыку до зрителей возможно было двумя способами: или писаться на магнитофоны, или выезжать в другие города на фестивали. Поэтому свердловские группы выступали в Челябинске, Казани, Волгограде, в Подмосковье.
— Вас самого «менты винтили», простите за жаргонизм, за участие в рок-движухе?
— Нет. Я же во всю эту историю попал в 1985 году, тогда еще официально перестройка не началась, но Горбачев уже был и концерты шли. Я попал на первые концерты, которые были после двухлетнего перерыва. Там обходилось без винтилова.
«Чайф», 1986 год. Владимир Бегунов (в центре) несколько лет был одновременно гитаристом в рок-группе и сотрудником ППС УВД Свердловского горисполкома. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
— Первое, что приходит в голову, — махры. Махрами назывались признанные, заслуженные мастера этого жанра. Сейчас это смешно, потому что срок заслуженности в те времена был совсем короткий. Если ты три года такую музыку играешь, то уже ветеран, махор. Но в основном рок-слова были всесоюзного употребления: тусовка, джем-сейшены...
— Квартирники?
— В Свердловске нет. Квартирники были у ленинградцев, потому что они были поющими авторами, бардами и могли приехать просто с гитарой. Так к нам приезжали Науменко, Цой, Гребенщиков. Свердловская музыка более сложная: много клавиш, барабаны и так далее. Ее на квартирнике не исполнить, поэтому у нас они не были распространены.
Или вот еще одна наша особенность: с начала 1980-х уже в основном были отдельно поэты и отдельно композиторы. Это такой пример уральского перфекционизма: за каждое дело должен отвечать специалист. Фигура Шахрина, который был автором и музыки, и текстов, была нехарактерна для Свердловска. И вообще его первое время считали подражателем Ленинграду и свысока на него посматривали (сейчас эти люди сами над собой смеются).
— Главный поэт свердловского рока — Илья Кормильцев. Вам довелось общаться. Каким он был человеком? Его вспоминают очень по-разному.
— Он был профессиональным и убежденным скандалистом, умел создать скандал на пустом месте и наслаждался его развитием. Очень любил ссорить людей без какой-либо личной выгоды — из любви к такого рода искусству.
У меня на полке стоит трехтомник Ильи Кормильцева. Я был одним из его составителей. Когда мы рылись во всех оставшихся после него папках с текстами, а он очень плодовитый автор, поняли, что в народ ушли лучшие стихи. Тот же Бутусов выбирал себе стихи сам. И если посмотреть на стихи Кормильцева, ставшие песнями «Наутилуса», их уровень высок. Но если посмотреть на средний уровень его поэзии, то он не представляется мне таким уж гениальным. Мне, например, очень не нравится, когда сейчас Кормильцеву воздвигают золотые статуи и смотрят на него вполуприсяде с раскрытым ртом. А все его неблаговидные поступки выдаются за причуды гения.
Поэт Илья Кормильцев и его жена, певица и актриса Алеся Маньковская, 2001 год. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
— Когда «Наутилус» писал альбом «Разлука» (это было лето 1986 года) в подвале клуба архитектурного института, работали по ночам. И как-то ночью пришел к ним звукоинженер, который смастерил первый в городе радиомикрофон, который на какой-то там частоте соединяется с усилителем. И певец не скован тянущимся за микрофоном проводом. Стали испытывать микрофон, Слава Бутусов начал петь в него. Все очень веселились, радовались, и тут посреди ночи в дверь начинают дубасить. А дело в том, что соседнее здание, прям через узенький проход, это Кировский райотдел милиции. Оказалось, что первый в городе радиомикрофон работает... на милицейской волне. Дежурные милиционеры сидят, ничего не подозревая, и вдруг у них из динамиков дикий рев: «Марш, марш левой! Марш, марш правой!» Милиционеры всполошились. Начали выяснять, в чем дело. Но закончилось все хорошо: посмеялись, и каждый вернулся к своей работе.
Вячеслав Бутусов в необычном для себя образе. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
Получился боевой советский флаг, пробитый пулями. Они вышли, стали играть, и на второй песне спускается сверху этот флаг. Жюри тут же в полном составе встало и покинуло зал. Разразился страшный скандал. Потом в газетах писали, что музыканты группы «Флаг» расстреливали знамя Советского Союза, держа гитары наперевес, как автоматы.
— Этот первый фестиваль был особенным?
— Да. Потому что первый, и это было неожиданно. На фестивале выступали 20 групп. Названия их были на слуху, но для 11 из них это был сценический дебют: группы имели альбомы, состояли из известных в городе музыкантов, но выступать на сцене до фестиваля не имели возможности. Это был смотр-конкурс по гамбургскому счету: в зале сидели и оценивали только свои, и многие рок-авторитеты при проверке сценой оказались дутыми. Некоторые взлетели, их выступления оказались неожиданно феерическими, для иных этот фестиваль вообще стал единственным: они после него распались. Последующие фестивали таких сюрпризов уже не несли: было известно, чего ждать от каждого.
«Агата Кристи» на гастролях в Копенгагене, 1991 год. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
— Существует общепризнанный топ свердловских рок-групп 1980-х годов. Больше всего известны «Наутилус Помпилиус», «Чайф», «Агата Кристи». Следующий этаж: «Апрельский марш», «Настя», «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе», «Кабинет». Ну, и дальше — третий, четвертый, пятый этажи были.
— «Энциклопедии советского рока» было интересно листать как раз из-за названий групп: «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе», который вы упомянули, или «Вова Синий и Братья По Разуму»...
— «Вова Синий» — это не наши, это Челябинск-70. Теперь это закрытый город Снежинск. А «Водопад» расшифровывается так: «Верхотурское Общество Дебильных Отщепенцев: Пахалуев, Аптекин, Демин». И все это — имени Вахтанга Кикабидзе.
Из интересных названий был еще «Змей Горыныч-бэнд» — дорокклубовская группа из архитектурного института. У нее не было альбома, она попала в списки запрещенных групп только из-за своего имени. Но все-таки в те годы не очень задумывались над вымороченными названиями; никто же не предполагал, что случится интернет, и найти в поисковике группу «Трек» (или была, например, такая концептуальная группа «Группа») сейчас будет крайне сложно.
— Кто работал над сценическим имиджем свердловских рок-звезд?
— Ну вот, например, «Наутилус Помпилиус» — это же архитектурный институт. Выпускницы этого вуза работали в Свердловске дизайнерами одежды, костюмы разрабатывали именно они. В окружении музыкантов всегда были девушки, которые могли что-то сшить на машинке.
На первом фестивале «наутилусы» выступали в «пьерошных» образах: широкие балахоны, вываренные в психоделических цветах, и полностью выбеленные физиономии. Мне рассказывала женщина, которая делала этот образ, как это вышло. Надели на них утром в день концерта эти балахоны цветастые, но фестиваль — это же праздник. Особенно первый фестиваль. Огромный праздник. И они всю ночь праздновали и пришли с зеленоватыми физиономиями, которые на фоне этих цветастых одежд смотрелись совсем ужасно. Эта женщина придумала забелить им лица театральным гримом, нарисовала на щеках треугольнички, квадратики в стиле Кандинского. Получился такой неожиданный образ. А уже через три месяца появился всем известный милитаристский образ: френчи, галифе, «ордена»-висячки. Дмитрий Умецкий, сооснователь «Наутилуса», называл этот стиль «Врангель в упадке».
Тот же архитектурный институт разрабатывал в 1981 году эскизы костюмов для «Урфина Джюса». Но были и группы, которые не очень заморачивались, вроде «Чайфа», те выходили в своем. Многое же зависело от музыкального стиля, который определял внешний вид.
«Чайф» в фотоателье, 1987 год. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
— В 2015 году я делал большую выставку, посвященную рок-клубу, в Музее истории Екатеринбурга. Она планировалась на три месяца, в результате проработала семь. В ходе Ночи музеев поставила рекорд по посещаемости. Но это выставка — организовали и убрали. А музей — это работа вдолгую, сотрудники, аренда, коммуналка. Масса проблем, которые ни один музей не в состоянии отбить за счет продажи билетов. Так что нужны или спонсоры, или муниципальные бюджеты.
— Кого посоветуете послушать из современных уральских групп?
— Я не считаю себя компетентным в этой области. Меня периодически приглашают в жюри каких-то конкурсов, но я отказываюсь. Рок — это не только аудио, но еще и визуальное искусство, а я это оценить уже не способен. (В 2014 году во время написания «Свердловской рок-энциклопедии» наш герой ослеп. — «Нация».) И что значит «послушать»? Сегодня альбомная форма для молодежи уже не актуальна. Они записывают песню и выкладывают в соцсети: надо потыкать, поискать, а я это уже не слушаю почти... Из последнего, что мне понравилось, была группа «Сандали», но она тоже уже не новая, из 2010 годов.
Настя Полева, лидер рок-группы «Настя», 1989 год. (Из архива Дмитрия Карасюка.)
Сейчас каждую пятницу ходим с сыном в архив, как раз для книги о войне. У архивных дел есть карточки учета, вот по ним видно, что многие дела вообще никто ни разу не брал. То есть интерес к этой теме у историков почему-то небольшой.
Много написано, как у мартыновских печей не смыкала наша Родина очей, а как жили люди, когда они выходили с заводской проходной? Что ели (страшный голод же был), где мылись, как дети учились, как жили эвакуированные, какая была преступность? Об этом еще почти никто не писал.
Это проект журнала «Нация» — «Соль земли. Второй сезон»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.
