«Отец относился ко мне как к обычному, здоровому ребенку. Часто всей семьей мы ходили в лес за грибами. Никогда в лесу я не держался за руку, всегда ходил самостоятельно. Нырял под деревья, искал грибы в траве на ощупь. Но особенно любил вечерние прогулки с отцом. Мы уходили далеко от дома. Отец рассказывал мне о своем детстве, о работе, описывал ночное небо, на руке пытался изобразить, как выглядит Большая Медведица», — я ехала в электричке и читала книгу Александра Раковича «Разорвать круг». Был поздний вечер, за окном стемнело, рядом со мной сидел пожилой мужчина в очках с толстыми линзами.
— Это правда? — вдруг обратился он ко мне.
— О чем вы?
— Я нечаянно прочел страницу вашей книги. Это настоящая история?
— Абсолютно. Автор работает в Русиново, его еще называют городом слепых. Очень много сделал для своего места. Человек-легенда.
— А я, знаете, год от года все хуже вижу, — мужчина поправил очки. — И боюсь, что однажды не увижу ничего... Можно, пока мы едем, я почитаю вашу книгу?
Я отдала книжку соседу.
…Русиново городом никогда не был, это журналистский штамп. Но то, что в поселок Русиново (Боровский район Калужской области) в конце 1940-х стали приглашать незрячих со всей страны, это правда. Тогдашние власти посчитали, что слепым будет удобнее жить вместе в приспособленном для этого месте.В 1948 году здесь, в 100 км от Москвы, создали учебно-производственное предприятие (УПП) Всероссийского общества слепых. За 20 лет предприятие стало одним из самых передовых и эффективных в системе ВОС. Его работники делали резиновые прокладки для колпачков всех советских духов, крышки для консервации, а позже даже платы для телевизоров «Рубин».
В лучшие времена на УПП работало больше тысячи человек, 600 из них — инвалиды со всего Советского Союза. Предприятие строило для своих сотрудников многоэтажные дома (ничем не отличавшиеся от обычных), открывались магазины, работала больница, библиотека, детский сад.
После распада СССР дела на УПП пошли из рук вон плохо: многие попали под сокращение и разъехались. Сегодня здесь работает сто с лишним человек, половина — инвалиды.
Обществом слепых Боровского района (в котором состоят и работники УПП, и местные незрячие пенсионеры) руководит Александр Александрович Ракович, или Сан Саныч, как зовут его местные.
Благодаря пробивному характеру Раковича в поселке появились дорожки с поручнями, «говорящий» светофор, тренажерный зал, компьютерные курсы и многое другое. К тому же Ракович — живой пример того, как можно жить полной жизнью даже с нулевым зрением.Начитавшись публикаций в Сети, я знала, что характер у моего героя непростой, поэтому при встрече первым делом прямо спросила: чего не стоит делать, чтобы его не раздосадовать.
— Сейчас перечислю, — Сан Саныч говорит по-армейски четко. — Не надо говорить «возьми пощупай», лучше сказать «посмотри». Незрячие в обиходе используют такие выражения, как «я смотрел телевизор», «я вчера видел знакомого».
Неприятно, когда включают жалость: «бедненький, слепенький». Неприятно, когда просишь провести, а тебя берут вот так, — Ракович двумя пальцами хватает себя за рукав пиджака и тянет, на лице его проступает брезгливость. — В такие моменты я сбиваю чужую руку и отказываюсь от помощи. Раздражает, когда говорят: «Почему вы ходите без трости, это же опасно!» Послушайте, я ослеп в 5 лет. Сейчас мне 57. Неужели вы думаете, что за полвека я не научился решать свои проблемы? И особенно раздражает то, что у нас много законов, которые якобы поддерживают инвалидов, а на деле ничего нет. Сейчас я буду долго говорить о том, что у нас на самом деле происходит.
Ракович говорит действительно долго и жарко: о том, как добивался, чтобы на ж/д станции Балабаново сделали ограждение и пандус для инвалидов. Добился — сделали, но так, что колясочники съехать по этому пандусу не могут. Ракович пошел разбираться и услышал в ответ: у нас все по нормам, просили — получили.
Тротуары, ограничители, клумбы, вырастающие посреди дороги и мешающие пройти, и многое-многое другое.
Выслушав долгий монолог о проблемах других, спрашиваю о личном самого героя:
— Сан Саныч, вы потеряли зрение в пять лет после того, как тяжело переболели гриппом. Что помните из нашего мира?
— Есть два ярких воспоминания. Как мама доила корову, я сидел рядом, и она поила меня парным молоком. И как я наловил кузнечиков в банку, побежал и споткнулся о порог, банка разбилась, кузнечики разлетелись, а я порезался осколком. Вот и шрам на руке… Лет до тридцати мне снились цветные сны, как будто я зрячий. А сейчас уже не вижу лиц во сне, только пятна, но понимаю, что происходит и кто передо мной.— Что было после того, как вы перестали видеть?
— Ничего. Год я провел в больницах, врачи пытались вернуть зрение. Помню, как мама забрала меня из Морозовской больницы, и я в первый раз поехал в Балабаново, где мы жили, на электричке, ничего не видя. Наутро мама вывела меня за руку на улицу, и я попытался жить так же, как жил до.
Сегодня сказали бы, что мои родители вели себя беспечно, и, возможно, осудили бы их. Но я думаю, что они поступали правильно. У меня был набор инструментов, я сам выпиливал себе пистолеты, сбивал скворечники, собирал микросхемы. Гонял с пацанами в футбол, правда для меня вместо мяча использовали жестяную банку. Были и травмы, и все остальное, но я научился кататься на велосипеде, ходил с отцом на лыжах, ловил рыбу на слух. То есть жил как нормальный ребенок.
— В школу пошли поздно?
— Да, до 11 лет я не выезжал из Балабаново и не учился, хотя родители читали мне, я много знал. В одиннадцать меня отвезли в Москву, в школу-интернат для слепых детей. Там для меня все казалось диким, я плакал, просился домой и дал себе слово, что никогда не буду жить среди слепых. На то, чтобы привыкнуть, ушло немало времени. Но потом мне очень нравилось, у нас там было много спорта: плавание, шахматы, гимнастика, легкая атлетика, коньки.
— Я вас перебью. Сейчас шахматы можно озвучить, а тогда как вы в них играли?
Вместо ответа Сан Саныч встает, идет к шкафу и достает шахматную доску с отверстиями на клетках: в них вставляются фигуры. Он безошибочно называет цвет коня, ладьи, пешки. Мне понадобилось время, чтобы понять, как он это делает: фигуры отличаются окантовками. Но все равно скорость оценки ощущений у Раковича потрясает.
— Может, вы и погоду чувствуете: солнечно или пасмурно?
— С утра было пасмурно, стало солнечно. У нас училась девочка, папа которой был подводником. И, видимо, работа сказалась на его здоровье: дочка родилась без глазниц, то есть зрительный орган у нее не был даже сформирован. Но она чувствовала солнце, очень радовалась ему. Когда хорошая ясная погода, есть ощущение чего-то светлого, приятного.— Простите, что отошли в сторону. Итак, вы выучились и...
— И решил поступать в МГУ, хотел стать юристом. Не прошел по любимому предмету — истории, мне кажется, что это из-за моей несговорчивости, я видел недочеты в тогдашнем устройстве общества и говорил об этом, отвечая на билет. Ну, и многие вокруг твердили: «Ты слепой, там такой конкурс, куда тебе?!» Но я решил не сдаваться, вернулся в Балабаново, хотел год поработать в Русиново, тут 15 минут на автобусе, подготовиться и снова попробовать поступить на юрфак...
Но воплотить этот план Раковичу помешала любовь. В сентябре 1986 года он встал на конвейер в радиотехническом цехе, в октябре у них с коллегой Светланой «закрутилось», в декабре он с вещами и ее малолетним сыном перевез их к себе. Светлана была со 2-й группой инвалидности по зрению, но видела хорошо. Планы по поводу образования пришлось отодвинуть, но Ракович успешно продвигался и на своем предприятии: его выбрали бригадиром, потом диспетчером цеха.
А в 1993 году все посыпалось: на Боровском УПП прошло сокращение, да и в семье Раковича произошло сокращение тоже: супруги развелись. «Прошла любовь, — говорит Сан Саныч. — А жить просто так я не умею».
— Но мы жили в соседних домах, дети, ее сын от первого брака и наш общий, бегали постоянно ко мне. А когда моему исполнилось семь, он решил остаться со мной. Воспитывал я его сам: стирка, уборка, готовка еды, уроки, досуг. Кур завел, продавал московским дачникам яйца и цыплят, а потом занялся бизнесом. Бизнес был такой: записал десять аудиокассет, продал на рынке, поехал в Москву, на студию звукозаписи, взял на реализацию уже сто кассет. И дело пошло, я стал состоятельным человеком, открыл несколько торговых точек и видеозал с компьютерными играми.
— И тут, наверное, на вас обратил внимание рэкет?
— Ну, да. Пришли ко мне на точку: «О, слепой, мы тебя знаем. Ты в курсе, что за бизнес надо платить?» Я сказал, что плачу государству, и послал куда подальше. Они сбросили с прилавка мои кассеты, часть растоптали. Надо было этот вопрос как-то решать. Я узнал, кто у них главный, где живет, и одним поздним вечером пошел к нему домой… В общем, я его припугнул. Давайте не будем о том, как и чем. Но все наезжающие узнали, что я псих, и больше меня не трогали.
Бизнес мой закончился, когда понравился одному сотруднику милиции: он тоже начал торговать кассетами, я ему мешал. Место я не освободил, он подослал ко мне проверку; мы долго судились, потому что товар у меня изъяли незаконно. Суд постановил: я торговал пиратским товаром, а сотрудники виноваты в неправомерных действиях. Короче, закончилось ничем. Но я остался на нулях. Период был очень тяжелый. Жил на хлебе и воде. Опять по копейке собирал, занял денег у одноклассника и все-таки снова вытянул свой бизнес.
— А личная жизнь уже не наладилась?
— Жениться по новой я не хотел. Потому что меня женщина, может, и любит, а вот будет ли она так же любить моего ребенка? Я был не уверен... Может, выпьем чаю?
Я не стала отказываться, прежде всего для того, чтобы увидеть, как Сан Саныч накрывает на стол. Оказалось, довольно уверенно. В шкафу справа у него стоит своя чашка — широкая и низкая, слева гостевые, они повыше. Стелет газету на стол, достает печенье и баранки, ставит чайник. Кипяток наливает на слух, очень точно.— У вас тут целая полка с кубками, грамотами — за КВН, конкурсы, выступления. Жизнь в обществе слепых бурлит?
— Стараемся ее поддерживать. Когда мне предложили этот пост, я поставил условие: сделаем упор на то, чтобы нормально жить. Заниматься спортом — я нашел спонсоров и сделал нам современный фитнес-зал, собираться на праздники и концерты, отмечать дни рождения и так далее. Курсы компьютерные сам начал вести, вначале освоил компьютер — это вполне реально, а по нынешним временам и необходимо.
— Как вы пришли на эту должность?
— В 2007 году мне позвонили из Русиновской библиотеки: «Сан Саныч, у нас проблемы, директор предприятия собрался нас продать, общество слепых не возражает». А это значит, что Русиново осталось бы без культурного центра. Весь второй этаж УПП был отдан под досуг: концертный зал, библиотека для слепых с большим фондом, спортзал. Кроме этого в поселке больше ничего нет — даже парка, где можно погулять. Я к директору, тот говорит: содержать такое большое здание мы больше не можем. Я включил все свои связи, позвал СМИ, собрал людей — отстояли. Сейчас у нас в отделении 160 человек, в основном старики, потому что молодым организация уже не кажется привлекательной. Раньше у нас действительно было больше возможностей: мы выдавали трости, книги, сейчас этим занимается государство.
— Можно, спрошу, сколько вы зарабатываете?
— 8500 как председатель, 7000 за курсы компьютерной грамотности и 16 000 рублей — это пенсия по инвалидности, у меня 1-я группа. Я не бедствую, нормально питаюсь, но вот кредит на дом, а я хотел бы продать квартиру и переехать в частный дом, мне не дают. Когда был предпринимателем, давали. Теперь бизнесом не занимаюсь, и уже всё, нет доверия, — невесело шутит Сан Саныч.
Потом мы идем смотреть «хозяйство» районного общества слепых. В коридоре вдоль стен тянутся деревянные поручни, но Ракович ими не пользуется: за 12 лет выучил, конечно, каждый метр.
В библиотеке показывает мне современные книги, набранные шрифтом Брайля; говорит, что они не идут ни в какое сравнение с теми, что печатались в СССР. Советские выпускались в Прибалтике, и читать их можно было десятилетиями. У новых страницы вытираются после второго прочтения, а читают незрячие много.
В просторном актовом зале стоит стол для настольного тенниса, в спортзале — достаточный набор тренажеров и современная «плазма». Слабовидящие телевизор смотрят, незрячие слушают. Сан Саныч намерился еще начитывать на аудио новости из местных газет: «Потому что люди должны знать, что происходит вокруг, даже если они этого не видят».
В компьютерном кабинете стоит большая профессиональная лупа и принтер, печатающий шрифтом Брайля: эти две ценные вещи тоже получили от государства по заявке Раковича.
Под всем этим хозяйством слепых находятся цеха бывшего УПП, а ныне ООО «Боровское предприятие «РусиНовоПак». К ним Сан Саныч не имеет отношения, и нам как посторонним вход туда запрещен. Но я видела докфильм про Русиново — и явственно представляю, что там происходит. В большом цехе незрячие собирают пипетки. За смену один человек должен собрать 3000 штук. Тогда он получит около 9000 рублей в месяц.— Сан Саныч, в фильме, который я видела, был сюжет про Сергея Иванова —слепого мужчину, живущего в адских условиях в коммуналке. Его третировал сосед-алкоголик, полы прогнили… В общем, смотреть без слез невозможно. После выхода фильма зрители сбросились ему на квартиру. Все так и было?
— Про квартиру — да. Но сама по себе эта история мне очень не нравится. Сергей не показатель того, как живут все слепые. Вы же видели в фильме его комнату? Везде пыль, с потолка паутина свисает. Я ему всегда говорил: ты что, не можешь взять тряпку и швабру и навести порядок? Или вот еще, он не покупает обувь со шнурками. Я его в 50 лет учил шнуровать ботинки, но он просто не хочет. А мне стыдно, что слепых выставляют в таком свете. Потому что так незрячие люди не живут, это исключение. Мы — такие же, как и вы. И Русиново — такой же мир, только в уменьшенном масштабе.
— Вы можете показать, как вы живете?
— Поехали.
Пока мы идем к остановке, по дороге встречаем непривычно много незрячих прохожих. Одни идут с тростями, другие держатся рукой за перила, которые тянутся через весь поселок и поворачивают от улиц к домам.
Ракович идет, ни за что не держась. Автобус определяет по звуку, заходит в него сам, садится на первое сидение, вставляет в уши наушники и слушает входящие сообщения в телефоне. Со стороны он ничем не отличается от обычных пассажиров. Но когда выходит, я не успеваю предупредить, что перед нами большая лужа, и он в нее наступает. Потом мы уже вместе натыкаемся на каменные полусферы, установленные по дороге. Где-то здесь Сан Саныч пару месяцев назад упал и повредил колено, болит до сих пор.Недалеко от своего дома в самом Балабаново Ракович показывает магазин, где он больше не покупает продукты. Потому что его здесь обсчитали. Говорит, что в Русиново такое невозможно.
Да, я видела, как обслуживают незрячих в русиновских магазинах. Продавцы знают своих покупателей в лицо, рассказывают, что у них есть, что сколько весит и стоит, помогают сложить покупки в сумку.
— А как вы поняли, что вас обсчитали?
— Деньги я считаю с помощью программы в телефоне: она определяет номинал купюр. Раскладываю купюры одного номинала по разным карманам. Пересчитав их после магазина, могу понять, что есть недостача, — объясняет Ракович.
— Вы же еще 6 лет руководили управляющей компанией. Как там справлялись?
— Ну, у меня был штат сотрудников. На должность директора поставил своего сына. Но делал я все сам: сын только возил меня и помогал в мелких делах.
Я все держал на контроле. Вот до сих пор, хотя год как ушел с должности, люди звонят и просят помочь. Сейчас дойдем до дома, а меня там уже наверняка соседи ждут. Забилась канализация. Утром перед встречей с вами я уже звонил в «Водоканал». Но ничего не сделали, сейчас буду долбить их. Я же еще народным депутатом был, но и это уже тоже в прошлом.
— Почему всё в прошлом?
— Потому что. Я вам уже говорил: я неудобный. Ничего и никого не боюсь. Чиновники таких очень не любят.У подъезда Раковича действительно ждут соседки. Он обещает разобраться после того, как проводит гостью.
В квартире Сан Саныч первым делом щелкает выключателем.
— Вы для меня включили свет? Тут довольно светло, все видно.
—Я всегда включаю свет. И в ванной, и в туалете. Мне так приятнее.
Дома у Сан Саныча чисто и аккуратно. Подвесной потолок со встроенными светильниками, ламинат на полу, настенные панели — всё делал своими руками. В клетке весело щебечет попугай, закипает чайник, мы говорим о жизни такой непростой что в Русиново, что в Ростове. (См. заглавное фото: Сан Саныч у себя дома.)
Снова дает знать о себе ушибленное колено. Ракович вспоминает кстати историю, как в молодости поехал из Балабаново в Москву. Обычно все проходило гладко, а тут было четыре вагона пионеров, дети высыпали на платформу, и в этой толчее и шуме Сан Саныч не рассчитал расстояние и свалился на рельсы.
— Но, пока летел, сгруппировался и приземлился как положено. Сам и вылез. Помогла гимнастика. Нас в интернате учили наравне со зрячими: прыгали через козла, занимались на брусьях, перевороты, кувырки. Я до сих пор поддерживаю себя в форме.
А сейчас падают, как мешки, потому что нет никакой подготовки. У нас же теперь школы перевели из подчинения минобразования в минсоцзащиты. И теперь у незрячих детей есть соцработники, которые их обслуживают. Мы раньше кровати заправляли, белье меняли сами, вечерами мыли классы. Теперь детей обслуживают.
Несколько лет назад я приехал в свой интернат и обалдел: на переменах тихо, никто не бегает, не играет. Потому что дети плохо ориентируются в пространстве, они беспомощны. Получается, что там, где надо сделать безбарьерную среду: удобные переходы, светофоры, пандусы, — там помощи нет. А тут — медвежья услуга. Когда я детям в интернате рассказывал, как мы жили, они слушали, раскрыв рты. Я поэтому и решился написать книгу о себе. Вдруг хоть кому-то поможет понять, что слепой человек может жить по-настоящему.
Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.