Географ фрица бил. История товарища Николая, комиссара таганрогского подполья

В сентябре 2023 года Таганрогу исполнится 325 лет. Совместно с банком «Центр-инвест» мы придумали подарок имениннику. Мы расскажем о судьбах 25 его уроженцев и жителей, которые прославили Таганрог. 

Сегодняшний рассказ — о лидере таганрогского подполья, Герое Советского Союза, бывшем учителе географии Семене Морозове (товарищи по борьбе знали его под псевдонимом Николай). Это одна из самых трагичных и героических страниц в истории города.

«Морозов не давал никому унывать. Придет с допроса, улыбается... Один раз вернулся в камеру — руку показывает. Говорит: «Никогда прежде маникюра не делал, а теперь, посмотрите, немцы сделали». Они ему, подлые души, булавки под ногти втыкали» — рассказывал таганрожец Кузьма Иванович Турубаров о пребывании в нацистских застенках. Его воспоминания, как и множество других документальных интервью, собрал в книгу «Герои Таганрога» в конце 1960-х годов писатель Генрих Гофман, сам фронтовик, летчик-ас, награжденный Звездой Героя Советского Союза.

Есть версия, что еще в 1943-м за историю таганрогского подполья хотел взяться писатель Александр Фадеев. Но тогда по горячим следам, едва через полгода после освобождения города, не было известно до конца, кто в этой истории герой, а кто предатель. Фадеев уехал из Таганрога в Краснодон и в итоге написал свою знаменитую «Молодую гвардию». Гофману же спустя много лет стали доступны не только рассказы выживших очевидцев, но и документы из архивов гестапо и полиции, материалы судебных дел над изменниками Родины...
Вот как все было тогда в Таганроге.

Снова немцы в городе

В 1914 году, когда в семье таганрогского железнодорожника Григория Морозова родился сын Семен, Россия вступила в Первую мировую войну. Поначалу подданные империи были воодушевлены и убеждены в несокрушимости своей армии, но спустя время дали знать о себе снарядный голод, экономическое отставание, социальная разрозненность, военные ошибки, предательство элит, сомнительные действия союзников... Все это вместе привело к поражению на фронтах и падению Российской империи.

Таганрог в полной мере испытал все тяготы нового смутного времени. В мае 1918 года город был захвачен немецкой армией. Оккупация продлилась до сентября.
17 октября 1941-го история повторилась: сапог германского солдата снова ступил на приазовскую землю. Но в этот раз оккупанты задержались в Таганроге намного дольше — почти на 2 года.И все это время в городе действовало подполье, лидером которого стал сын железнодорожника Семен Морозов. Правда, большинство товарищей по борьбе звали его Николаем. Не только в целях конспирации: настольной книгой Морозова был роман «Как закалялась сталь». В честь любимого автора, Николая Островского, Семен и взял себе псевдоним. Будем же и мы его так называть.

К началу 1940-х Морозов успел окончить Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу в Ростове-на-Дону, поработать старшим пионервожатым в школе №16, учителем географии и замдиректора Дворца пионеров и школьников.
Затем пошел по комсомольской линии. Заведовал агитацией и пропагандой сначала в райкоме ВЛКСМ станицы Казанской, затем в горкоме родного Таганрога. В 41-м назначен первым секретарем городского комитета.

Его девушка, комсомолка Зина Гришина, работала секретарем Ленинского райкома. Собирались пожениться, но началась война…Морозов, конечно, рвался на фронт, но его не взяли из-за травмы: не было трех пальцев на правой руке. Комсомольскому вожаку нашлось дело в родном Таганроге: во время эвакуации он руководил раздачей жителям зерна с портового элеватора.

Понимая, что оккупация города гитлеровцами уже неизбежна, хотел остаться и заниматься подпольной борьбой. Но партийное руководство решило иначе: Морозов слишком хорошо известен в Таганроге, риск крайне велик; ему приказано эвакуироваться морем.

Нацисты расстреляли корабль с беженцами, Николаю пришлось вернуться домой. Несмотря на опасность разоблачения, он решает создать группу подпольщиков из числа знакомых комсомольцев. Первыми его «апостолами» стали сестры Турубаровы, которых Морозов хорошо знал еще со времен работы пионервожатым.

Турубаровы жили в конце Исполкомовского переулка, в доме № 107. Детей у Кузьмы Ивановича и Марии Константиновны было трое: 23-летний Петр, 22-летняя Валя и 15-летняя Рая. Петр в 1939-м был призван в армию, служил на границе, а в начале войны пропал без вести. И Николай был уверен, что встретит только сестер. Однако дома был и Петр. Он попал в плен, но сумел бежать и добраться до родного города.Конечно, Турубаровы сказали «да» Морозову, согласились быть «смелыми и бесстрашными, бдительными и не болтливыми» (такие слова содержались в клятве таганрогских подпольщиков). Но четыре человека — это не организация, предстояло собрать большую группу надежных соратников. Точнее, несколько групп. Николай продумал структуру организации так, чтобы в случае разоблачения одни участники не могли выдать других. Знакомы между собой были лишь руководители ячеек, да и то не все.

«Это цивилизованная нация»

Вот что записал в своем дневнике работник местного кожевенного завода Николай Саенко о самых первых днях оккупации: «17 октября 1941 года. К вечеру многие из немцев уже были изрядно выпивши и начали громить магазины. Выбивают дверь, заходят, что им нужно забирают и уходят, а за ними местное население все растаскивает. Город превратился в Содом и Гоморру, по заводам взрыв за взрывом, везде пожары. Статую Ленина уже успели разбить и выбросить.

18 октября. В 9 часов утра вывешено объявление германских военных властей о запрещении грабежей с угрозой расстрела, а также о запрещении переодевать и укрывать красноармейцев, о хождении русских денег: 10 рублей равны 1 марке. Настроение разнообразное, хорошее у тех, кто занимался грабежом госимущества. Публика высыпала на улицы, некоторые с сияющими лицами здоровались с немецкими солдатами, а одна старуха из 26-го дома стоит и в пояс кланяется».Безусловно, гитлеровцам требовались добровольные помощники из числа местного населения. Одними из первых служить новой власти вызвались братья Кирсановы, из бывших дворян. Старший, Дмитрий, стал директором литейно-механического завода. Алексей Кирсанов издавал газету «Новое слово», в которой распространялась нацистская пропаганда. Юрий возглавил русскую вспомогательную полицию, терроризировавшую горожан. На этом посту его сменит Борис Стоянов, бывший политзаключенный.

На службу к оккупантам стремились попасть и простые обыватели, желавшие получить преференции от новой власти. Особую «касту» составляли агенты нацистов: за донос на комсомольца им платили 10 рублей, на коммуниста — 25. Партизаны и подпольщики «стоили» значительно дороже — 100 рублей.

Впрочем, это было намного меньше, чем тридцать сребреников Иуды: цены в оккупированном Таганроге росли невообразимо. К марту 1942 года за 100 рублей на местном рынке можно было купить литр керосина. Весной 1943-го за те же деньги — уже только лишь полбуханки хлеба или пять яиц. Ведро кукурузы стоило 800-900 рублей, ношеные брюки — от полутора до двух тысяч....Но вернемся к нашим подпольщикам. Скоро к организации Морозова присоединились и другие его бывшие воспитанники: Лева Костиков, Женя Шаров, Спиридон Щетинин, Миша Чередниченко, Олег Кравченко, Саша Романенко. Штаб-квартирой подпольщиков стал дом Турубаровых. А одной из первых акций — попытка спасти проживавших в городе евреев.

Дело в том, что ортскомендант Таганрога майор Гельмут Альберти приказал «всем евреям обоих полов и всех возрастов, а также лицам от смешанных браков евреев с неевреями» явиться 29 октября 1941 года к 8 часам утра на Владимирскую площадь. При себе надлежало иметь запас еды на три дня, деньги, ценности и ключи от занимаемых квартир.

Нацисты заявили, что собираются защитить евреев от антисемитски настроенных таганрожцев, поэтому переселяют их в безопасное место. Но Морозов с товарищами понимали, что несчастных планируют уничтожить. Подпольщики решили убедить как можно больше евреев бежать из города.К их огорчению, далеко не все откликнулись на призыв. Причин тому было несколько: от нежелания бросать нажитое и боязни наказания до наивной веры в порядочность немцев — нации Гете и Шиллера.

«Многие рассуждали примерно так, — вспоминали очевидцы, — нам немцы ничего плохого сделать не могут. Ведь это культурная нация, с хорошими древними традициями. В 1918-м немцы тоже оккупировали Россию, и никаких погромов, никаких расстрелов и гетто. Наоборот, они даже защищали нас от местных погромщиков. Наши языки очень похожи, и мы хорошо понимаем друг друга»».О тех же мотивах говорила в своих воспоминаниях таганрогская учительница Мира Ильинична Альперович: «Незадолго до вступления немцев в Таганрог мы с мамой встретили нашего хорошего знакомого, артиста драматического театра Галина. Разговор зашел об отъезде, и наш собеседник, удивленно посмотрев на нас, сказал маме: «Броня, ну куда ты едешь? Идет цивилизованная нация». И он начал вспоминать «хороших немцев» времен Первой мировой войны. Но мы были настроены только на отъезд.
Буквально за несколько дней до оккупации моему папе, работавшему на кожзаводе № 1, выделили вагон в эшелоне. В него погрузили какое-то оборудование, потом он заехал за нами. Кроме нас в вагоне находились семьи и других работников завода, 14 октября мы покинули город… Вернулись мы в Таганрог в 1944 году. В первый же день приезда узнали о массовых расстрелах евреев в Балке смерти, среди которых было много наших знакомых, в том числе и артист Галин».И все же подпольщикам удалось уговорить несколько семей бежать. Конечно, число спасенных несопоставимо с тысячами человек (по разным данным, за все время оккупации от 7000 до 10 000), расстрелянных в Петрушинской балке, той самой Балке смерти...

Настоящим чудом можно назвать спасение маленького еврейского мальчика, которого удалось буквально вырвать из лап смерти в день массового расстрела. Вот как об этом рассказывает Генрих Гофман в своей книге:
«Горожане толпились на перекрестках, провожая унылую процессию. Среди таганрожцев был Кузьма Иванович Турубаров. Внимание его привлекла молодая черноволосая женщина. За ее руку держался мальчик лет четырех. Они проходили вдоль самого тротуара. Мальчик с любопытством разглядывал окружающих. У него была рыжая челка, щербатый рот и бледные веснушки на носу.
Вдруг Кузьма Иванович поймал отчаянный, молящий взгляд женщины.
— Жорик! Иди ко мне! — ласково позвал он мальчика, еще не осознав, что делает.
Женщина торопливо подтолкнула сына. Он удивленно оглянулся на мать, но она улыбнулась ему измученной, подтверждающей улыбкой. Ребенок ступил на тротуар и доверчиво сделал шаг к Кузьме Ивановичу.
— Я не Жорик. Я Толя, — сказал мальчик приветливо. — А я, дядя, вас знаю. Мы с мамой к вам приходили за рыбкой.
Кузьма Иванович быстро огляделся. Никто не обращал на них внимания.
— А я тебе сейчас еще рыбки дам, — сказал он мальчику, взял его за руку и быстро протиснулся в толпу.
Оглянувшись, он увидел благодарный взгляд женщины. Она уходила в колонне...
— А куда мама пошла? — заглядывая Кузьме Ивановичу в глаза, спросил Толя.
— Она скоро придет, — ласково проговорил старый рыбак, отводя глаза в сторону.
Старик Турубаров медленно, с достоинством шел прочь от страшного места и вел за теплую, замурзанную руку спасенного им ребенка.
— А куда мы идем? — доверчиво спрашивал его Толя.
— Домой, детка, домой, — бормотал Кузьма Иванович.
Толя стал полноправным членом семьи Турубаровых.
— А когда придет моя мама? — часто спрашивал он у взрослых.
— Потерпи, Толик. Скоро придет, — отвечал кто-нибудь с грустью.
Не могли же они рассказать ребенку, что его мать вместе с другими евреями Таганрога была расстреляна в то солнечное прохладное утро за колючей проволокой аэродрома».

Листовки и налет на Бессергеневку

Своими задачами на первое время подпольщики выбрали поиск оружия и распространение листовок. Гитлеровцы изъяли у таганрожцев все радиоприемники, поэтому о реальном положении дел на фронте город ничего не знал. Немецкая же пропаганда заявляла уже едва ли не о взятии Москвы и почти полном уничтожении Красной армии.

Комсомольцы решили раздобыть радиоприемник, записывать сводки Совинформбюро и распространять их в виде листовок. Но пока, без радио, сочиняли листовки сами. Призывали жителей Таганрога не регистрироваться в немецкой комендатуре, саботировать приказы оккупантов.
Обычно тексты сочинял Лев Костиков. Рая и Валя Турубаровы старательно переписывали от руки, изготавливая сотни копий, а Женя Шаров и Олег Кравченко расклеивали их по городу.Конечно, они не ограничивались только агитпропом. Так, 29 ноября 1941 года подпольщики заложили на железной дороге противотанковую мину. Взрыв на несколько часов парализовал движение гитлеровских составов.

Они устраивали диверсии, светом фонарей наводили советские самолеты на вражеские цели, поджигали склады, гаражи немцев и электроподстанции. В ночь на 1 января 1942 года подпольщики перебили небольшой немецкий гарнизон, стоявший в селе Бессергеновка. Трофеями стали не только автоматы и пистолеты, но и продукты, заготовленные нацистами и полицаями к новогоднему столу.

Группа Турубаровых была уже не единственной. Параллельно Морозов вел работу с ячейкой, созданной его бывшим учеником Георгием (Юрием) Пазоном. В нее входили Николай Кузнецов, Анатолий Мещерин, Раиса Капля, Нонна Трофимова.В доме Трофимовых квартировал начальник тайной полевой полиции (ее еще называли «гестапо вермахта») Вилли Брандт. У него был радиоприемник. Когда Брандт уходил на службу, Нонна с товарищами ловили на этом приемнике сообщения Совинформбюро, а затем изготавливали листовки.

Дети-герои

Независимо от «морозовцев» в городе действовало еще несколько отрядов. Один из них создали мальчишки, самому старшему из которых едва исполнилось 16 лет. Руководил ребятами, большинство из которых учились в 15-й школе, Толя Толстов.

Мальчишки перерезали нацистам телефонные провода, прокалывали шины, тоже писали и распространяли листовки. Проносили еду и лекарства военнопленным, устраивали для них побеги, помогая потом перебраться через линию фронта. У них даже был свой схрон с оружием.

В городе ходили слухи, что именно эти ребята в ноябре 1941 года взорвали немецкую комендатуру, которая изначально располагалась на Петровской, 71 (теперь здесь колледж морского приборостроения). Якобы, когда нацисты велели сдать в комендатуру все оружие, Леня Гробов придумал спрятать среди боеприпасов бомбу с часовым механизмом. Арсенал взлетел на воздух, а комендатуру перевели в здание 16-й школы.Позднее исследователи пришли к выводу, что подрыв комендатуры — все же дело рук не подростков, а профессиональных диверсантов. Но это ничуть не умаляет реальных заслуг ребят.

Узнав об отважных школьниках, Морозов решает объединить усилия двух групп. Договаривается с Толей Толстовым о встрече у вокзала. Но мальчик на встречу не пришел…

Толю сдал немцам сосед, бывший дворянин Жеребчиков. Донес, что школьник-подпольщик скрывается у соседки, Зинаиды Гончаровой. Полицаи забрали и мальчика, и приютившую его женщину, обоих жестоко пытали. Толе на первом же допросе выбили глаз, требуя выдать сообщников. Он молчал. Ничего не сказал он и о Морозове.Нескольких ребят из группы Толстова предал одноклассник. Собрал их у себя для тайной встречи, уговорил сложить оружие в соседней комнате, в этот момент ворвались нацисты. Коле Симанькову удалось бежать. Ночью он прятался во дворе чужого дома, утром пробрался домой, где его встретила заплаканная мать. Оказалось, что ночью приходили гитлеровцы и поставили ультиматум: или Коля сдается сам, или они расстреляют его мать и шестилетнего брата. Мальчик сделал единственно возможный выбор…

На допрос вызвали и соседку Симаньковых. Вот что рассказывала об этом руководитель юношеского клуба «Патриот» таганроженка Людмила Бырдина: «Когда эта соседка сидела в гестапо, к ней на очную ставку притащили какого-то старичка. Немец спрашивает: «Ты его знаешь?». — «Нет, — говорит, — не знаю». Немец через переводчика: «Как же ты его не знаешь, если живешь с ним в одном дворе?»
Женщина Колю не узнала — настолько был избит и обезображен пытками. Немцы так мучили его, что он поседел, опух…»Даже под чудовищными пытками арестованные подростки молчали до последнего. Поэтому некоторым участникам группы, о которых не знал предатель-одноклассник, удалось спастись. А Толя Толстов и еще пятеро ребят из его группы были расстреляны в Петрушинской балке зимой 42-го.

Новый командир

Той же зимой таганрогские подпольщики получили неожиданное подкрепление. В город пробрался бывший начальник штаба подпольной организации из Матвеева Кургана Василий Афонов. Его группа потерпела провал. Из-за несоблюдения конспирации схрон с оружием был обнаружен гитлеровцами всего за два дня. Один из «соратников» оказался предателем. Чтобы избежать общей гибели, Афонов распустил ячейку. Кто-то ушел за линию фронта, кто-то — в другие оккупированные города и поселки.

У самого Василия была родня в Таганроге, здесь же находилась его жена с маленьким сыном. Афонов поселился у сестры в Перекопском переулке. Твердо решил продолжать борьбу, но уже с учетом полученного опыта.Три его двоюродных брата устроились на завод, где ремонтировалась техника немцев, и развернули там диверсионную деятельность: подсыпали песок в двигатели, оставляли внутри агрегатов другие «сюрпризы». Осторожно, но последовательно вели и агитработу, вовлекая рабочих других заводов в борьбу с оккупантами.

Один из братьев встретился с Морозовым и рассказал о приезде Василия. Решено было объединить усилия. Афонова избрали командиром отряда, Николай Морозов стал комиссаром.

Ребятам из группы Турубарова поручили поступить в сельскохозяйственную школу, чтобы вести агитацию среди молодежи. Еще одной новой задачей стало спасение военнопленных, лежащих в госпиталях. К этой работе подключилась и группа Пазона. Ее участница Нонна Трофимова ходила в больницу, где работала мать, и проносила раненым продукты. Кроме того, она устроилась к немцам переводчицей. И получила доступ к бланкам пропусков: с их помощью сбежавшие из лазарета красноармейцы уходили от немецких патрулей. Спасенных бойцов переправляли морем на рыбацких лодках.Подпольщики помогали и тем горожанам, которых угоняли на работу в Германию. Медики, тоже участвовавшие в сопротивлении, выписывали липовые справки о болезнях, а иногда даже проводили фиктивные операции: например, надрезали кожу скальпелем, имитируя удаление аппендикса. Это позволяло «пациентам» выиграть время, чтобы бежать или спрятаться.

К лету 1942 года таганрогское подполье насчитывало уже больше 150 человек. Самая большая группа была создана на заводе «Гидропресс». Именно там работал автослесарем глава подполья Василий Афонов, но в работе заводской ячейки участия не принимал — в целях конспирации. Сопротивление было организовано и на других предприятиях города: котельном и кожевенном заводах, на железной дороге.

Тем временем у подпольщиков появился собственный радиоприемник и пишущие машинки. Прослушав очередное сообщение Левитана, Морозов составлял бюллетени, получившие название «Вести с любимой Родины». По ночам печатали десятки экземпляров листовок и отдавали их девушкам-почтальонам. Те распространяли их в городе.За неполный год работы подпольщики собрали целый арсенал: 3 пулемета, около 20 автоматов, множество винтовок, пистолетов, а также мин и гранат. Было решено сформировать три боевые дружины. Они пускали под откос немецкие эшелоны, взрывали линии электропередач.

Потеря бдительности

Зимой 1942-43 годов, воодушевленные новостями из Сталинграда, подпольщики с нетерпением ждали освобождения Таганрога. Акции боевых дружин становились все более дерзкими. Так, в декабре 1942-го они перебили гарнизон в Маяковке, освободили военнопленных и захватили четыре пулемета.

2 февраля капитулировали последние немецкие части в Сталинграде, 7 февраля Красная армия взяла Батайск, а уже 14 февраля освободила Ростов-на-Дону. Веря, что за Ростовом вскоре последует Таганрог, подпольщики начали подготовку к вооруженному восстанию.
Большим тиражом была распечатана листовка, призывающая горожан оказывать сопротивление нацистам. Начался массовый прием в подпольные ячейки всех желающих, количество которых вскоре превысило 500 человек. Среди них, к несчастью, оказались предатели.

Бывший комсомолец Николай Кондаков, завербованный и полицией, и оперкомандой СД-6, донес, что Лев Костиков распространяет в сельскохозяйственной школе «Вести с любимой Родины». При обыске у Костикова обнаружили клятвы, подписанные подпольщиками на одном из первых собраний. 18 февраля Николай Морозов, сестры Турубаровы, Щетинин, Веретеинов и еще 12 участников молодежной группы были арестованы. Петру Турубарову и Евгению Шарову удалось уйти.

Жестокие пытки продолжались несколько дней. Морозову сжимали голову металлическими тисками, загоняли иголки под ногти, избивали проводами — он хранил молчание. Не выдали друзей и остальные подпольщики. Лев Костиков, против которого было слишком много улик, пытался отвести подозрения от Морозова и убедить палачей, что это именно он возглавлял сопротивление. Его подвешивали за ноги, сдирали кожу со спины, поджигали заживо, но результата не добились.

Оставшиеся на свободе пытались организовать побег из тюрьмы. Договорились с одним из надзирателей, что тот подведет арестованных к забору тюремного двора. Надсмотрщик запросил огромную сумму — 40 тысяч рублей. Деньги удалось собрать, но было поздно: 23 февраля 1943 года группа Морозова была расстреляна в Петрушинской балке.Исполнители приговора получили награды. Глава русской вспомогательной полиции Борис Стоянов, начальник политического отдела полиции Александр Петров и следователь Александр Ковалев были награждены «знаком отличия для восточных народов», а служащие низших чинов Ряузов и Кашкин получили по бутылке водки — «как поощрение для дальнейшей отдачи себя борьбе против враждебных немцам элементов».

Представить к награде. Посмертно

Гибель Морозова и его группы стала сильнейшим ударом, но подполье продолжило работу. Изолированность ячеек позволила избежать гибели всего отряда. Подпольщики по-прежнему помогали раненым, устраивали диверсии, организовывали покушения на представителей оккупационной власти, тиражировали листовки.

Но и враг не дремал. На «Гидропресс» был внедрен агент Николай Мусиков. Бывший красный офицер, он не вызвал подозрений у подпольщиков. Единственным, кто настороженно отнесся к Мусикову, стал Василий Афонов. Он долго проверял нового «соратника», но в конце концов тоже доверился ему.

Эта роковая ошибка стоила жизни более чем сотне подпольщиков. И хотя впоследствии агента разоблачили и ликвидировали, информация об отряде Афонова уже поступила к немцам.

В начале мая Василия Афонова арестовали. Товарищи пытались вытащить его из тюрьмы, однако сами попали в руки полиции.

28 мая была арестована Нонна Трофимова. Ее пытал лично Вилли Брандт: жестоко избивал, тушил сигареты о ее тело. По мнению писателя Гофмана, в этой звериной жестокости был и личный мотив: когда Брандт жил в доме Трофимовых, Нонна ему очень нравилась. Он даже хотел увезти ее с собой в Германию и до последнего не верил, что она состоит в подполье.
7 июня, отстреливаясь от нацистов, погиб Петр Турубаров. Последний патрон он оставил для себя…12 июня 117 участников отряда Афонова были расстреляны в Балке смерти. Они не дожили до освобождения родного города каких-то два месяца.

Некоторые их палачи получили по заслугам сполна. Например, начальник полиции Борис Стоянов, сбежавший из Таганрога с немцами, подался в армию Власова, попал в плен к англичанам, был выдан советским властям и расстрелян. Предатель Николай Кондаков убегать не стал — остался жить в городе, положившись на немецкую педантичность в ликвидации улик. Однако архив оккупантов был захвачен и тщательно изучен, после чего нацистского агента судили и расстреляли.