«Что им интереснее всего на уроках? Взрывы, конечно»
Люди

«Что им интереснее всего на уроках? Взрывы, конечно»

Каково это — работать учительницей в исправительной колонии.

автор Екатерина Максимова/фото Дмитрий Норов 

Лидия Дворецкая 
учитель химии, школа № 26 при исправительной колонии № 10 Ростова-на-Дону:
— Я здесь — страшно сказать — уже сорок лет. Мне мой директор, когда я еще в обычной школе работала, предложил: «Пойдите, посмотрите, может, вам понравится». Я пришла и испугалась: и форма меня их испугала — нешкольная совсем, и все так свободно ходят по территории. А еще я думала, что кто-то из охраны будет на уроке присутствовать. Ох, я ошибалась: только ученики и я. Ну, думаю: урок — и уйду. Потом: второй — и уйду. Так и осталась.

Борюсь с учениками — очень матом ругаются. Хотя сейчас и интеллигентные люди матерятся, а у нас все-таки спецучреждение.


В колонии около 1 300 человек, а в школу ходят 300, большой процент. Это взрослые люди, у некоторых нет среднего образования. Да вообще ничего у них нет. Даже если семья есть, никому по большому счету они не нужны, или так уже семье нагадили, что и видеть их никто не хочет. Для тех, кому от 18 до 30 лет, — образование обязательное, но приходят и люди постарше. Я им разрешаю, хоть нас за это и ругают. Был у меня ученик далеко за 40 — сельский учитель химии, почему он сел, я решила не спрашивать. Признавался, что на моих уроках о многом слышит впервые. Был еще один начальник отряда, он в мединститут по баллам не прошел, а в школу МВД прошел, и вот ходил ко мне на химию.

На уроке я к ним обращаюсь: «мальчики», «дети», кто постарше — по имени. Борюсь с учениками, борюсь — очень матом ругаются. Ну что с этим сделаешь? Сейчас и взрослые интеллигентные люди матерятся, а у нас все-таки спецучреждение.
Тех, кто ходит в школу, среди осужденных сразу видно, они не такие потерянные, что ли. Школа вообще выручает колонию. Как-то директор колонии сказал: «Придут из отпуска учителя, и я, наконец, спокойно буду спать».

Сказать, что всем химия моя интересна — нет, конечно. Если хоть один из группы внимательно слушает, уже очень хорошо. Что, вы думаете, их интересует? Взрывы, конечно. Ну, вот я им и рассказываю о применении серы, о горении водорода в воде. Греем магний на сухом спирте, смотрим, как водород самовозгорается. Вот это все любят, эффектно выглядит. Главное — днем опыты проводить, потому что у нас иногда перебои со светом, а серу и магний без присмотра опасно оставлять.

Больше всего боюсь остаться с заключенными в темноте. Однажды так и случилось. Я, как сейчас помню, читала лекцию про этикет, это по воспитательной работе, наделала плакатов — как правильно держать вилку, ложку и прочее. А напарница мне говорит: «Представляешь, если вдруг свет выключат? Их там 180 человек и один старшина с председателем. Что тогда делать будем?» И в середине лекции раз — кромешная темнота! Все молчат. Мы уже от страха никакие. И тут голоса осужденных: «Продолжайте, продолжайте». И дальше мы в темноте читаем, они вопросы нам задают. Потом свет дали, смотрим: ученики — на месте, наши шубы — на месте, старшина с председателем как сидели, так и сидят.
«Что им интереснее всего на уроках? Взрывы, конечно»
У многих, конечно, позиция: «Да для чего мне эти знания?! С такой жизнью кому они нужны?». Часто и мне говорят: «Чего вы к нам-то пришли? За надбавками небось?» Да уж, надбавки, конечно, грандиозные, только урезают регулярно. Веду как-то урок, и вдруг мальчик наш дневальный начинает рвать кровью, и я знаю: это — туберкулез, хотя их всех только что проверяли. И это через месяц после того, как с нас надбавку за инфекционную опасность сняли.

Когда вхожу в новый класс, могу сказать, кто есть кто — за столько лет, конечно, уже глаз наметан. У нас в основном насильники, убийцы. Детдомовские сидят за кражи.

Они, конечно, несчастные, и во всех ищут матерей. Иногда даже подходят и говорят: «Вы так похожи на мою маму». И вот здесь надо правильно себя вести. Знаете, сколько людей со мной начинали здесь работать и сколько ушли? Не смогли найти правильной манеры с ними, сломались. Сейчас уже я им просто могу ответить: «Какая я тебе мама, я в бабушки тебе гожусь».
В простых школах на праздниках у преподавателей и цветы, и конфеты — у нас этого, конечно, нет. Мы сами праздники нашим ученикам устраиваем, на Новый год всегда скидываемся и покупаем им конфеты, фрукты, чаепитие делаем. Знаете, как приятно! Однажды и мне ученик после выхода шикарный подарок сделал: духи французские.

После выхода многие меня находят — народ-то ушлый. Узнать их трудно. Они, когда выходят, все внешность сменить стараются: бородку отпустить, усики, подсознательная такая потребность. Ну и я стараюсь быть в курсе: кто женился, у кого дети. Это неправда, что в колонии все хуже становятся. Нет, многие к нормальной жизни после нее приходят. А я им всегда рада.

Я химик, не верю в сверхъестественное, во все эти загробные жизни. Но с некоторых пор знаю, что ангел-хранитель у человека есть. В тот день у меня с утра предчувствие было — случится что-то. Вечером выхожу из аптеки, иду на остановку, там стоит парень симпатичный, фигура такая спортивная. Я еще подумала: «Вот внукам моим бы такую фигуру». Только подумала, а парень вдруг как набросится на меня, прихватил — не вздохнуть. Телефон или кошелек украсть хотел. Все, думаю, конец мне. Но собралась и учительским голосом рявкнула: «Ну! И что же дальше будет?» Если б мне рассказали, не поверила бы — это мой, уже «отсидевший», ученик оказался. Узнал, отпустил сразу и говорит: «Простите меня, пожалуйста».

Логотип Журнала Нация

Похожие

Новое

Популярное