В декабре 2022-го «Нации» исполняется 10 лет. Давайте вспомним, что интересного было у нас за это время. (Впервые текст был опубликован в июне 2018 года.)
В 2018-м году системе здравоохранения России исполняется 100 лет. К юбилею мы сделали серию интервью с известными россиянами: музыкантами, писателем, телеведущим, — об их врачебном прошлом. (Интервью с Александром Розенбаумом можно прочесть здесь, Билли Новиком из Billy’s Band — здесь, писателем Сергеем Лукьяненко — здесь.)
Сегодняшние наши герои — основатели группы «Ундервуд» Владимир Ткаченко и Максим Кучеренко. Оба окончили Крымский государственный медицинский институт. Ткаченко — по специальности анестезиолог-реаниматолог, работал в реанимации херсонской больницы. Кучеренко — психиатр, был главным суицидологом Севастополя.
Владимир Ткаченко
— Я хотел поскорее уйти из школы после 8-го класса, жутко ее не любил. В Херсоне выбор был невелик: мореходка, медицинское либо музыкальное. Вообще я всегда хотел быть судовым врачом, был впечатлен судьбой Юрия Сенкевича — и пошел в медики, чем очень расстроил мою учительницу музыки.После училища меня кидало в разные стороны, я поступал одновременно в четыре вуза, в том числе на режиссуру. В итоге все же выбрал мединститут — где и познакомился с Максимом Кучеренко и всем будущим составом «Ундервуда».
Заведующий нашего отделения звонит коллеге и говорит: «Анна Ивановна, это Полинчук, реанимация, Христос воскрес!».
Самые яркие моменты институтской жизни связаны с нашей комнатой в общаге. Друзья усердно рисовали картины на стенах в духе «Страшного суда» Микеланджело, я сидел за печатной машинкой и писал странные стихи, к нам в комнату приходили загадочные люди в длинных пальто, мы все пили чай, курили сигареты, читали Джойса и Мандельштама. Это было очень славное время. На этой волне «Ундервуд» и возник.Но вообще 1990-е были сложными, непредсказуемыми, сиюминутными, как раз в это время я и работал по специальности.
У реаниматологов и анестезиологов какой главный праздник? Нет, не День медика. Пасха! Для реаниматолога воскрешение — профессиональная обязанность. На эту тему лучше всего высказался однажды заведующий нашим отделением. Звонит в неврологию и говорит: «Анна Ивановна, это Полинчук, реанимация, Христос воскрес!».
Владимир Ткаченко.
При всем моем уважении к терапевтам, неврологам, другим специалистам, реаниматолог, и еще хирург, — гораздо более специфичные и изматывающие профессии. Для нас даже врачи «скорой» — немного первоклассники. Наша специальность требует железной силы волы и железного здоровья. Это люди с серьезной внутренней самодисциплиной, надо быть таким «насильным оптимистом»: не думать о плохом, потому что пессимизма в этой работе и так хватает.
Я очень быстрый человек, все делаю мгновенно, потому что в реанимации главное — скорость реакции, там все спринтеры, человеческая жизнь на волоске висит. Это у меня осталось, я все делаю быстрее других.
Что касается навыков: ну, непрямой массаж сердца, дыхание рот в рот, валидол дать старичку в метро — это многие умеют, это детский лепет. Я умею делать специфичные вещи: интубацию трахеи, поставить катетер в подключичную вену, спинно-мозговую анестезию и так далее. Но это все возможно только в условиях операционной и с инструментами, в обычной жизни это никому не нужно.
Я скучаю не по профессии, а по людям. Это особый сорт: ловкие, моментальные, дисциплинированные. А еще реаниматология — это работа в команде, ты всегда должен доверять своим коллегам. Среди музыкантов таких людей, из особого теста, очень мало.
Максим Кучеренко
— Мечтал быть врачом с детства. В школе твердо знал, что только в медицинский.Студенчество, лихие девяностые! В 90-х я подрабатывал дежурным в сауне. Можете представить, что это такое — сауна в те годы. Я видел цыганских баронов, бандитский беспредел, проституток, всю эту ночную жизнь. С другой стороны, мы с друзьями сами могли зажигать в этой сауне и чувствовать себя хозяевами жизни.
Максим Кучеренко.
Но занимался, конечно, не только самоубийцами. Например, привозят ко мне водителя на освидетельствование: гаишники обвиняют его в том, что выпивал, а ты доказываешь, что нет. Потом тебя люди благодарят. Обычно в знак признательности приносили сыр, колбасу и оливковое масло — шикарный набор по тем временам.
Конечно, я скучаю: по своему кабинету, по белому халату, по тому, что тебя под дверью ждут люди, которым ты можешь помочь.
Я прекрасно себя чувствовал в медицине. Но в моей жизни появилось творчество — и так я оказался в Москве в группе «Ундервуд».Моя тяга к первой профессии выросла из любопытства к людям, мне по-прежнему интересно видеть и узнавать человека. Общение для меня — удовольствие. За время работы психиатром я научился слушать, слышать и сопереживать.
Конечно, я скучаю: по своему кабинету, по белому халату, по тому, что тебя под дверью ждут люди, которым ты можешь помочь. Быть важным и нужным — непередаваемое ощущение. Мне иногда даже снится больница, в которой я работал. Но с бывшими коллегами я не общаюсь, в больницу возвращаться не хочу. Как Бродский не хотел возвращаться в Петербург. Или как с женщиной, которую ты когда-то любил — что-то уже безвозвратно утеряно.
