Как «чокнутый» швейцарец построил идеальную русскую общину

Швейцарский инженер Йорг Дусс живет в России 23 года. За это время он родил четверых детей, выстроил собственную деревню и организовал благотворительный фонд, который кормит школы, детские сады и дома престарелых (Тарусский район Калужской области). Одни называют Дусса чокнутым швейцарцем, другие — идеальным русским. Истина, как обычно, где-то посередине. И я решила ее найти.

Йорг опоздал на 11 минут. Извинился первым делом: обычно, говорит, не опаздывает, но по дороге встретил застрявшую в грязи соседку на «Ниве» — надо было помочь.
Он приехал в добротных резиновых сапогах, и я, глядя на него, поджала ноги в своих цыплячьих кроссовках.

— Не переживайте. До деревни доедем, и там сразу переобуетесь в калоши. Носки можем выдать, всё, что надо, — он улыбнулся ободряюще, понимающе и еще чёрте как. Наши люди так не улыбаются.— О, вы, оказывается, на «буханке» ездите, — заметила я, залезая в его «УАЗик».
— Это подарок мне на день рождения от вице-президента банка ВТБ, она стала моей хорошей подругой. Без такой машины здесь никак. «Почему не заграничная машина?» —еще часто спрашивают. Потому что любые санкции, закрытия, что хотите, — и запчастей уже не найти. А этой «буханке» шестой год, и она зверь. Но если бы не было дождей, мы бы вас на лошади встретили: зимой забираем гостей на санях, в хорошую погоду — на телеге. В прошлый раз везли целый хор, а там по пути есть такая горка трудная, лошадь лезла наверх, бедная, нам жалко...

— Я смотрела про вас ролики на ютьюбе, вы там говорите, что у нас очень жестоко относятся к животным.
— Тут слева есть бывший хольхоз (Дусс хорошо говорит по-русски, но, конечно, с уроженцем этих мест его не перепутать. Я позволю себе кое-где сохранить особенности речи героя). То, что они делают с животными, просто ужасно. Например, маленький телятка привязан веревкой на полметра и никуда не может отойти. Одна корова вышла из сарая, хромает. Он, хозяин, идет и бьет ее: быстрей-быстрей! Так нельзя! Как вы к животному относитесь, так и он к вам будет. Если корова живет у бабушки, она у нее в шоколаде, а хольхоз — это ужасно.

Забегая вперед, в то время, когда на мне уже шерстяные носки и галоши, скажу: у Йорга Дусса коровы тоже живут в шоколаде. Но в швейцарском. Каждый теленок, например, имеет свой отдельный домик.


— Вас в интернете называют сумасшедшим швейцарцем. Это не обидно?
— Чокнутым, — поправил Йорг и обернулся к дочке. Она спала на заднем сидении «УАЗика» на руках у его племянницы. — Меня называют чокнутым. Но это нормально. Я в некоторых вещах мыслю не так, как все — в этом причина. И еще: такое имя мне дали журналисты. Потому что, если вы хотите, чтобы вашу статью прочитали, но напишете в ее названии слово «учиться» — никто это не будет читать. Учиться тяжело, голова болит. А если напишете слово «чокнутый», это уже — раз! — Йорг щелкает пальцами, звук получается резкий, веселый. — И все читают.

Мы смеемся, и племянница Аня на заднем сидении тоже, но вдруг налетаем на первую кочку, и все подпрыгивают к потолку. А дальше начинается русская дорога: «буханку» швыряет из стороны в сторону.— Йорг, мне очень нравится, как вы произносите «хольхоз». Какие слова вам еще сложно давались?
— Кол-лекти-визация, — медленно проговаривает он, — пере-обра-ботка… Но у вас много немецких слов: ландшафт, шлагбаум, даже у арбайтен и работы корень один, только буквы поменялись.

— А русские «авось» и «небось» стали уже вашими словами? Научились уже вот так — махнуть на что-то рукой?
— Это сложный вопрос. Мне кажется, что я по-прежнему все просчитываю и учитываю. Но сейчас у нас живет сыровар из Швейцарии. Он говорит: «Ты уже не швейцарец. Ты не делаешь, как мы». И он прав: я теперь спокойно отношусь к тому, что не могу изменить. Первое время было очень тяжело. Вот, например, пунктуальность. Еду к вам и думаю: надо успеть, я всегда приезжаю за 10 минут до встречи. И тут женщина застряла, я ее вытаскиваю, а сам понимаю, что уже опоздаю. И мне неловко. Даже пять минут опоздания — плохо. Это швейцарская черта. Но когда есть что-то, что от меня не зависит, я больше не переживаю. В магазине, в который мы с вами заехали, управляющий — лодырь. Он знает, что нужно то и это, но не заинтересован закупить товар. На Западе такое возможно только в каком-то экстремальном случае, вроде карантина. И что я могу сделать в ситуации, когда не могу купить нужное? Успокаиваюсь и жду.

— Не пытаетесь научить таких людей, как правильно?
— Редко. Человек часто не понимает, что я от него хочу: мне это нужно, а ему нет. У него зарплата капает, чё напрягаться? Другая жизнь, это надо просто принять.

Лесок закончился, и мы выехали в поля. Перед машиной засуетились куропатки, начался дождь. Йорг показал то место, откуда вытягивал «Ниву», и заверил, что с нами такого не произойдет. Ну, если уж совсем дело будет плохо, то племянница Анна уже большая, дочку Александру на плечи — и шесть километров до деревни пешком. Так Йорг и его семейство делали в распутицу в первые годы жизни в деревне, но и сегодня нет-нет да и придется совершить марш-бросок.— Если бы вы жили в Швейцарии, все было бы совершенно иначе, — предположила я очевидное. — Кем бы работали?
— Слава богу, что я не там! Был бы, скорее всего, хозяином столярного производства. Я же закончил университет, которых в мире всего два: в Германии и Швейцарии. У меня три образования, столярное дело я знаю от «а» до «я»: вначале учился работать с деревом, потом конструировать, как инженер, а в финале как владелец компании: бухгалтерия, права, экономика. Вступительные экзамены сдавали 118 человек, дипломы получили пятеро, один из них я...
Два года назад у нас была встреча выпускников, двадцать лет мы не виделись, поэтому решили общаться два дня. И там я понял, что правильно поступил, уехав в Россию. Честно говорю! Четверо моих друзей уже нуждаются в психотических приемах, у многих скрытый алкоголизм. Их трясет от работы! — Йорг в возмущении бьет ладонью по рулю. — Очень высокая ответственность: Швейцария принимает законы Евросоюза, а там любую мелочь прописывают. И если хоть что-то не так, уже минус тебе. А я говорил: «Ребята, я живу и не парюсь». И рассказывал как: показывал свою деревню, детей, социальных людей, чем мы тут занимаемся.

— Как они реагировали?
— Вы знаете, я заметил, что не черный, но какой-то зависть был... Потому что вот смотрите: что украшает жизнь человека? Эмоции и впечатления. У вас хорошая профессия, в ней много впечатлений. А если бы вы работали секретаркой, сидели в каком-то кабинете, то через пять лет вам не о чем было бы вспомнить. У меня так же. Я могу книги писать: ни один день не похож на другой. И столько людей вокруг, столько историй.

О людях и об их историях я буду слушать позже, когда мы станем прогуливаться (хочется написать «по поместью графа Дусса») по деревеньке Йорга, и он вполголоса будет рассказывать об обитателях своей Лаговщины.
Сегодня здесь живет 25 человек. По большей части бывшие бездомные и люди, попавшие в трудную жизненную ситуацию. Каждому Дусс предоставляет жилье и работу. Все дома теплые, с горячей и холодной водой, пусть печным, но грамотно продуманным, отоплением. Что интересно, при расселении учитываются психологические характеристики жильцов. Когда-то бродяга, а ныне суперсварщик Толик живет один и в отдалении: за 20 лет скитаний привык к уединению. А люди, выросшие в интернатах и детдомах, селятся вместе: им так привычней и веселей.
Самая низкая зарплата в Лаговщине — 15 000 рублей. Но тратить ее не на что: питание, проживание, бытовые мелочи в деревне бесплатны. Поэтому заработанные деньги многие не трогают. У некоторых в именных конвертах хранится по несколько сотен тысяч рублей.— Йорг, как вы все-таки оказались в России?
— После окончания университета, мне было уже 27 лет, я решил поработать от благотворительного фонда — полгода поучить студентов и сотрудников завода столярному делу. Это почти бесплатная работа, как волонтерство. Мне дали выбор: Канада, Австралия и Россия. И я сразу взял Россию, хотя ничего почти о ней не знал. Видел только майский парад по телевидению, когда Брежнев стоял на мавзолее. И больше никаких впечатлений. Историю славянских народов нам в школе не преподавали. Поэтому для меня эта страна была как миф.

Я купил книжки по истории России и по культуре. И собирался бегать по русскому лесу, потому что я тренер по фитнесу и преподавал бальные танцы. Но мне уже в Швейцарии сказали: «Ты что! Там не такой лес, как парк, с дорожками и можно бежать, куда хочешь. Там дикий!» И правда — дикий. Вот видите: вчера на лошади ездил, ветка прошла по лицу, — Йорг показывает свежую ссадину и рану на ухе. — Но я всем говорю, что это пуля охотников. Такой юмор.

— Вот вы приехали в Тарусу учить россиян столярному делу и...
— И обалдел! Это был 1997 год. Вечером я прилетел, а утром меня привели в столярку — там был каменный век, люди пилили руками! И такими инструментами, которые я никогда не видел. Но — мастера. У меня знания были выше, а так, как они, я бы не смог. Потом, когда поставили станки, у них это, к сожалению, тоже потерялось.
Столярка — это ладно. У меня полгода не было кровати, я спал на полу, по мне бегали крысы, я не мог мыться: потому что не было ванны и горячей воды. Была колонка, бутылки и тазики. Это ельцинские времена, люди не получали зарплату, в нашем училище тоже не было денег, не заплатили отопление, и нам его отключили. Зима. В комнате меньше 10 градусов. У меня выходной, а идти некуда, и сидеть в холоде тоже не могу. Я ходил греться в столовую, садился поближе к котлам и дремал. Там работала тогда, царство ей небесное, повар. Мы с ней разговаривали на пальцах, она не знала немецкий язык, а я русский еще не выучил. Сидели часами, пытались что-то друг другу объяснить. Смеялись! Она меня подкармливала: делала картошку с топленым маслом и чуть-чуть лучка — лучше не придумаешь! Чаем горячим поила… Хорошая была женщина, мы долго дружили.

— Почему не вернулись домой от этой нищеты?
— Какой домой?! Наоборот. У меня возникло другое: как это люди так живут? Надо что-то делать. Через полгода в общаге я организовал для студентов праздник: купил торт, газировку и подарки тем, у кого был день рождения. Блокнотики, ручки, самое простое. И когда я вернулся домой, рассказал, как на 20 франков сделал счастливыми 50 людей. И тогда мой друг вытащил из кармана свои 20 франков и сказал: сделай это еще раз...

Этот момент можно считать переломным в жизни Йорга Дусса, потому что так родился небольшой фонд, который начал помогать жителям города Тарусы.
Швейцарцы, для которых благотворительность — норма, на сегодняшний день взяли под опеку весь Тарусский район. Йорг говорит, что губернатор Калужской области предложил ему расширить границы, но мой герой дипломатично отказался: лучше хорошо делать малое, чем плохо — большое.
Фонд «Радуга тарусская» построил четыре школьных столовых, детский сад, клуб пенсионеров, кормит 604 школьника, помогает многодетным и нуждающимся. В Тарусе работает бесплатный магазин секонд-хенда от фонда, в больнице есть социальное койкоместо для бездомных; а во время самоизоляции, когда многие лишились работы, нуждающимся развозили продуктовые наборы.

Дважды в месяц Йорг посылает на родину фото- и письменные отчеты о том, куда пошли деньги, собранные в Швейцарии. «Благотворительность — это большая ответственность. Чтобы люди в следующий раз сдали деньги, они должны видеть, куда ушли прошлые», — так он говорит.

— Я читала, что, когда вы начинали все это, вас чуть ли не за иностранного шпиона принимали?
— Да! Я же почти не говорил по-русски. Меня гоняли палками, собак спускали, кричали: «Так не бывает!» Меня начали вывозить в деревни, показывать, как люди живут. Я был в шоке! Мужик один не пил, нормальная семья, но в доме полы сгнили, ели они какое-то варево из миски, как собаки. Я вернулся, купил им еды. Начал развозить пакеты по другим домам. Но это был негативный проект. Потому что некоторые отцы меняли пакеты на бутылку. Ошибок было много, но я так устроен, что каждая ошибка — это урок. Я сажусь и думаю: так, хорошо, что мне надо делать дальше, чтобы этого никогда не повторилось?

Примерно так же Йорг поступил в 2016 году, тогда в середине ноября у них сгорела вся деревня. Уже дома Дусс покажет мне видеокадры из немецкого фильма: когда все это случилось, в Лаговщину прибыла команда документалистов, которая уже много лет следит за жизнью Дусса и его общины. На экране Йорг и его жена Наташа ходят по пепелищу, и швейцарец, обычно спокойный и веселый, рассказывает о произошедшем так, что даже без перевода понятно, насколько ему больно от произошедшего.

Но долго горевать не получалось: на улице мороз 30 градусов и полтора десятка человек, которые остались без крова. Надо было что-то решать. И Йорг решил: за неделю он нарисовал план новой деревни, в котором было просчитано все до самых невероятных мелочей. А когда нарисовал, сказал спасибо Господу: за то, что спас во время пожара всех людей, всю скотину и дал Йоргу еще один шанс выстроить все заново. И уже не на тяп-ляп, а идеально.— Это во мне швейцарское — извлекать из всего максимум пользы, — объясняет Дусс. — Если хозяйка левша, то холодильник у нее на кухне должен стоять слева. Если идет дождь, им можно напоить животных. И так у нас везде. Теперь Лаговщина не идет ни в какое сравнение с тем, что было раньше.

— Как вы решились ее заново строить? Мы ползем по грязи уже сорок минут, и до сих пор домов не видно. А вы говорили, шесть километров...
— Шесть. Просто дождь. А дорогу мы не хотим. Как только побываете, увидите, какая у нас изюмочка — сами скажете: «Никакой дороги!» Нам не нужен проходной двор, и цивилизационная грязь нам не надо. В 120 километрах от Москвы иметь такое место — это большое богатство.
…В 2008 году был кризис, а у меня в Москве работала строительная фирма. Дела пошли плохо, и я понял, что фирма — это ерунда. Она неустойчивая, а мне надо что-то такое, в чем я буду уверен, захотелось делать свое и кушать свое. Так я решил, что нужна ферма, где будут свои продукты, экологическое жилье и минимум потребления. На разработку плана у меня ушло 3 года.
В 2011 году я всадил в эту землю первую лопату и завел шесть кур и один петух.

Возрожденная деревня Лаговщина пока не обозначена указателем. Йорг купил 32 гектара земли, на которой раньше и стояла эта деревня. Поля здесь засеивали в последний раз в начале 1980-х. На бывших пашнях уже выросли березы и ели. Дусс и его работники деревья вырубали, дрова раздавали соседним деревням. Сейчас бабушки уже отказываются от «благотворительного» топлива — сараи забиты. Но швейцарец не сдается: где-то вычитал, что хранить дрова можно в поленницах конусовидной формы — эргономично и красиво. Теперь между домами высятся березовые пирамиды. Дорожки посыпаны гравием, клумбы с осенними цветами и много-много зелени. Дусский стиль.

На въезде в деревню развеваются три флага: российский, швейцарский и чувашский. Жена Йорга Наташа приехала в Москву из Чувашии. Стать столичной жительницей так толком и не успела, потому что пошла в танцевальный клуб, а там Йорг. Он сразу понял, что это «она». А Наталья считает, в том, что муж стал настоящим русским, велика ее заслуга:
— Когда мы познакомились, он был иностранец-иностранец. Помню, пригласил меня на ужин с вином. Мы поели, выпили по бокалу, он закрыл вино и убрал до следующего ужина. Так повторялось еще несколько раз, а потом я сказала, что у русских так не делается: гости сидят, общаются и пьют до тех пор, пока им не надоест. Теперь у нас с гостеприимством все в порядке.И с этим не поспоришь: на столе передо мной домашний сыр, вяленое мясо нескольких видов, хлеб, овощи. Все экологически чистое, сделанное для себя.
В деревне есть мясной цех, сыроварня, теплицы, где выращивают 45 видов овощей и ягод, включая дыни и арбузы, конюшня, кузница, кухни для заготовок на зиму, погреб-ледник и даже музей. Из живности — коровы, свиньи, кролики.

Жители Лаговщины варят свое мыло и шампуни, вяжут носки и ткут половики. Йорг раздобыл старые книги, по технологиям наших предков возделывает землю. Мечтает окончательно перейти на рыхление почвы с помощью волов: трактор разрушает верхний слой. И дома строит так, чтобы не пропитывать дерево химией.

— Вы обмолвились, что у вас в деревне сорок профессий. Какие?
— В основном те, что нужны на селе: дояры, строители, слесари, трактористы и так далее. Есть воспитательница, которая занимается с нашими детьми. Сегодня в деревне их семь, двое наших. Андрюше 5 лет, Александре 2,3 года, — рассказывает Наталья.— Но у нас не так, чтобы один человек владел всего одной профессией, — добавляет Йорг. — Я узнаю, что человеку нравится, и дело, которое по душе, становится главным. Однако, если нам надо очистить поле от деревьев или заготовить сено, работают все. Современный человек растет как потребитель, он мало умеет и о малом задумывается. Мы стараемся показать ему, что есть другая жизнь: та, в которой ты встал утром, и уже знаешь, зачем встал. У нас есть планерки, где мы обсуждаем планы и проблемы. Мы вместе едим, вместе смотрим фильмы, в основном советские, вместе отмечаем праздники. Пить у нас нельзя, ну, только если за столом и вместе со всеми. А курить — я не курю, но, если человек всю жизнь курит, это его дело.

— Получается, у вас община.
— Да, иначе выжить было бы очень сложно. Когда у тебя хозяйство, ты, как бы себя ни чувствовал, должен встать и доить корову, вести ее на выпас и делать еще кучу дел. Если ты один — это трудно, иногда невозможно. А если нас много, кто-то придет на помощь.

— Мы ездили к моим родителям в Чувашию, — вспоминает Наташа, — и брали с собой молодого швейцарца Оливера, он мясник, жил у нас полгода. Там надо было помочь родителям — потаскать навоз. Йорг и Оливер пошли во двор и начали, а папа оставался дома, мама тоже была занята. Мы с родителями подошли к окну, смотрим и говорим: сказать кому, что два швейцарца у нас тут навоз таскают, не поверят...

Йорг смеется, подталкивает мне блюдо с сыром сорта Тет де Муан. Говорит, что он у них теперь лучше, чем в Швейцарии.

— Йорг, российские предприниматели часто жалуются на излишний контроль, проверки со стороны государства.
— Это, наверное, жалуются те, кто в городах. А мы здесь кому нужны?

— Но все-таки: свет провести, какие-то бюрократические вопросы...
— У меня есть секрет, — в глазах Йорга появляется хитринка. — Они все думают, что у меня есть телефон главного человека в России.
— А он есть? — тут уже я делаю круглые глаза.И Дусс рассказывает, как в 2015 году ему позвонили из Кремля. И пригласили на встречу с Путиным: встреча многолюдная, торжественная, по телефону надо было дать предварительное согласие. И Йорг дал, а когда повесил трубку, долго думал: кто же его разыгрывает? Потому что звонок раздался 1 апреля. Но не прошло и часа, как перезвонили от губернатора Калужской области, и Йорг понял, что всё это не шутки. На прием съездил, на президента посмотрел, «почувствовал его энергетику» — и вернулся, что называется, с золотой ложкой в кармане. Все вопросы по обустройству деревни стали решаться гораздо быстрей.

— Вы когда в Швейцарии бываете, что рассказываете о России?
— Всё, что спрашивают. Но о политике мы не говорим. Я живу тут 23 года, у меня благотворительный фонд, с помощью которого я могу отслеживать все социальные колебания. И какой-то чувак, который здесь ни разу не был, будет мне рассказывать, как нам здесь жить?..

Около часа Дусс проводит для меня экскурсию по деревне. Из него вышел бы отличный гид — как и швец, и жнец, и на дуде игрец, последнее — генетическое. Папа Йорга полвека руководит известным в Швейцарии ансамблем, играл даже на именинах папы римского. Родители и старшая сестра приезжали в Лаговщину уже четыре раза. И в конце концов успокоились: сын не бьет баклуши, стал достойным продолжателем рода Дуссов (Йорг знает свою родословную с XIII века).— А вот тут мы вывозим на выгул свиней, — хозяин показывает домик на колесах. — Свиньи гуляют на свежей траве, рыхлят и удобряют почву, потом их загоняют обратно и перевозят на новое место. Тоже старинная технология.
«А здесь мы оставили зелень для того, чтобы животные могли отдохнуть в тени, когда слишком жарко... Это ледник. Это сыроварня. Это загон для коз: им надо делать такие возвышения, они любят прыгать и гулять...»

— А люди? Если им не подойдет такая жизнь, даже очень экологичная?
— Пожалуйста, у нас нет высоких заборов и колючей проволоки. Некоторые уходят, но многие возвращаются. Вчера ходили в баню с Андреем. У него очень трудная судьба. Отчим избивал его с раннего детства и мать тоже избивал. До сих пор не разрешает матери с ним видеться. Из-за этой травли Андрей вырос настороженным. Это уже матрица, ее не изменишь. Он жил с нами четыре года. А потом ушел на месяц. Ему 26 лет: революция в голове, Че Гевара, — всё понятно. Но вернулся, и вчера мы лежим в бане, разговариваем, а он говорит: «Ты даже не представляешь, какой у меня был тяжелый месяц. А теперь хорошо, я спокоен».

Во время экскурсии мы встречаем новых людей: все они, как говорит Йорг, «социальные». Это написано на лицах, видно в походке и наклоне головы. Многие не хотят разговаривать со мной, и я не настаиваю. Узнаю самое малое: этот прошел горячую точку, потом запил и оказался на улице. С чужими не разговаривает, не доверяет. Этого родственники хотели отдать в приют из-за болезни Паркинсона, но в Лаговщине Паркинсон начал чудесным образом исчезать: при мне мужчина пилил дрова и травил анекдоты.
Вот девушка с ментальными расстройствами, таких жильцов можно брать только на время, и Йорг, заключивший договор с интернатом, берет: дает работу по силам и вводит в жизнь Лаговщины.
Он собирается построить клуб, чтобы к ним ходили жители окрестных деревень, и чтобы вопрос «шерше ля фам» потерял остроту. Потому что мужчин в Лаговщине много, а женщин мало.

— Это природное, играет гормон, мужчины бьются за женщин. Надо как-то это решать, — спокойно объясняет русский швейцарец. — И я бы хотел, конечно, чтобы у нас были семьи с детьми, чтобы мы развивались.

На обратном пути в Тарусу Йорг рассказывает, как в молодости две недели провел за Полярным кругом. Жил в чуме с ненецкими оленеводами. Полетел «по знакомству»: брат товарища был летчиком, забросил их туда и через две недели забрал. Так вот те 14 дней тоже сильно перевернули мир Йорга Дусса: «Я жил со стариком, который брал от природы ровно столько, сколько было нужно его семье: одну рыбу, одного оленя, одно дерево».

— Но швейцарцы делают примерно так же? — предположила я.
— Нет, швейцарцы гуманно потребляют. А ненцы живут в согласии с природой, они любят ее. Через тысячу лет наше время назовут Веком потребления. Назовут сто процентов. Я не хочу быть потребителем. Посмотрите на мой «айфон», — Йорг достает из кармана простую кнопочную Nokia. — Я не сижу в интернете, не слежу за новостями, не думаю о том, что там произошло в Вашингтоне, или кто что опять не так сказал о России или Швейцарии. Это лишняя информация, которая убивает мой мозг. Я хочу очень простых вещей: жить счастливо, спать спокойно и правильно воспитывать детей. Пока у меня это получается. И в этом весь смысл.

Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.