Когда зазвучали первые ноты ламбады, танцпол легендарного ростовского клуба «Баба Люба» вздрогнул, а потом, не сговариваясь, выстроился в «ручеек» и понесся по залу, присоединяя к себе все новых и новых танцоров. Молодые, средних лет и убеленные сединами бросали свои сумки, бокалы и стесняющихся соседей и уплывали, покачивая бедрами, в клубы сценического дыма.
А солист группы Eduardos все пел и пел про любовь на берегу моря — и жестами, и взглядом поднимал людей присоединиться к ламбаде. Я еле удержалась, чтобы не бросить на столе служебный фотоаппарат...
Такой была наша первая встреча с ростовским «музыкальным доктором». Вторая случилась уже в его больничном кабинете. Здесь Джексон Эдуардо Морейра Барко был собран, сосредоточен; пришел в свой выходной, чтобы «доделать работу, которая остается после работы». Тут уже было не до танцев.
— Доктор, я запуталась: на концерте вас звали Эдуардо, здесь все зовут Джексоном.
— Все правильно. В Эквадоре, откуда я родом, у людей два имени и двойная фамилия. Мое первое имя, главное — Джексон. Оно для работы в больнице: людям так легче запоминать. Второе, Эдуардо, более музыкальное, указывающее на стиль нашей музыки, латиноамериканский.
— Доктор, я запуталась: на концерте вас звали Эдуардо, здесь все зовут Джексоном.
— Все правильно. В Эквадоре, откуда я родом, у людей два имени и двойная фамилия. Мое первое имя, главное — Джексон. Оно для работы в больнице: людям так легче запоминать. Второе, Эдуардо, более музыкальное, указывающее на стиль нашей музыки, латиноамериканский.
Джексон Эдуардо родился в самом большом городе своей страны — Гуаякиле, около 3 млн жителей. Эквадор с испанского переводится буквально как экватор: он разделяет страну надвое. Государство в Южной Америке, на западе омывается Тихим океаном, на суше соседствует с Колумбией и Перу. В состав Эквадора входят Галапагосские острова.
В средние века Эквадор — территория империи инков. Сегодня, помимо прочего, главный экспортер бананов в Россию.
— Гуаякиль сейчас сильно застроен — много бетона, а в моем детстве он был очень зеленый. В Эквадоре, по русским меркам, всегда лето, поэтому детьми мы все время проводили на улице: играли в прятки, войну и футбол. У нас это национальный вид спорта. И я был очень спортивный, занимался плаванием. Хорошо рисовал, и у меня была страсть к естественным наукам.
Родители из скромных семей, и оба многим жертвовали, чтобы выучить нас. У меня еще брат и сестра, они сейчас живут в США. Наша семья считалась самой образованной в квартале. Папа был врачом, мама учительницей французского в школе и университете.
В школах Эквадора ты сразу выбираешь направление, по которому будешь учиться: физика-математика, химия-биология. Или предметное, типа бухгалтерии. Потом, когда ты стал взрослым и передумал идти по этому направлению, переучиться уже трудно; можно поступить в частный университет, но это очень дорого.
Так было и у меня. В школе я учился на программиста. Родители решили, что эта специальность наиболее перспективная, и я смогу зарабатывать на жизнь. Потом получил дополнительное коммерческое образование. И вот когда начал работать медпредставителем, рекламировать лекарства — я понял, что хочу стать врачом.
— Дело в отце? Он был примером?
— Да. Папа мой педиатр, сколько себя помню, он постоянно работал: принимал пациентов у себя в кабинете, а вечером или даже ночью люди шли за неотложной помощью к нам домой: аварии, ножевые ранения, бытовые травмы. Он никому не отказывал. И я им гордился. И горжусь. Папе уже 75 лет.
— А сколько вам?
— Я родился 12 апреля 1978 года. Получается, 44.
— 12 апреля у нас — День космонавтики. Вы, живя в Эквадоре, об этом, наверное, не знали?
— Тут узнал, когда в мой первый день рождения в Ростове меня начали поздравлять даже не очень близкие знакомые. «Поздравляем! С праздником!» — «Спасибо! Но откуда вы знаете?» — я удивлялся. — «Так вся страна знает! Великий праздник!» (Смеется.) В старших классах мы изучали историю СССР, какие-то знания у меня были. Ну, и папа, он был поклонником Советского Союза, для него это страна, которая спасла мир, закончила Вторую мировую войну. Я в этом рос, что-то читал, поэтому к моменту поездки в Россию тоже уже имел представление о вашей, а теперь уже нашей, истории.
— Почему вы выбрали Россию?
— Искал, где можно выучиться на врача, в Эквадоре такой возможности с моим образованием не было. Предложили Россию. Показали картинки: Красная площадь, университет, общежитие. Сказали, что Россия — это Европа. Все, я начал оформлять документы, но отстал по времени от группы и летел сам, не зная языка, не имея представления, что меня здесь ждет. Прилетел в августе 2003 года в Москву. Дальше было сложно: долго сидел в аэропорту, не знал, как добраться до общежития, потом само общежитие, где все не так, как на картинке. Это же Россия после 90-х, сами понимаете...
В Эквадоре домики маленькие, выкрашенные в яркие цвета: если идешь по центру Гуаякиля, кажется, что попал в сказку. В Москве же все было не просто большое — громадное! Сталинский ампир, конструктивизм, все мощное, крепкое. Это меня поражало.
После месяца языковых подкурсов в Москве отправили в Ростов. Нас, как иностранных студентов, начали возить на экскурсии: Шахты, Новочеркасск, Старочеркасск. Я тогда понял главное: в России в каждом городе есть улица Ленина!
Потом уже попозже я был на Кавказе, и мы поехали в горы. Я был удивлен: это же просто холмы, вы настоящих гор не видели! У нас в Эквадоре Анды, вот это действительно горы, они подпирают небо.
— Да. Папа мой педиатр, сколько себя помню, он постоянно работал: принимал пациентов у себя в кабинете, а вечером или даже ночью люди шли за неотложной помощью к нам домой: аварии, ножевые ранения, бытовые травмы. Он никому не отказывал. И я им гордился. И горжусь. Папе уже 75 лет.
— А сколько вам?
— Я родился 12 апреля 1978 года. Получается, 44.
— 12 апреля у нас — День космонавтики. Вы, живя в Эквадоре, об этом, наверное, не знали?
— Тут узнал, когда в мой первый день рождения в Ростове меня начали поздравлять даже не очень близкие знакомые. «Поздравляем! С праздником!» — «Спасибо! Но откуда вы знаете?» — я удивлялся. — «Так вся страна знает! Великий праздник!» (Смеется.) В старших классах мы изучали историю СССР, какие-то знания у меня были. Ну, и папа, он был поклонником Советского Союза, для него это страна, которая спасла мир, закончила Вторую мировую войну. Я в этом рос, что-то читал, поэтому к моменту поездки в Россию тоже уже имел представление о вашей, а теперь уже нашей, истории.
— Почему вы выбрали Россию?
— Искал, где можно выучиться на врача, в Эквадоре такой возможности с моим образованием не было. Предложили Россию. Показали картинки: Красная площадь, университет, общежитие. Сказали, что Россия — это Европа. Все, я начал оформлять документы, но отстал по времени от группы и летел сам, не зная языка, не имея представления, что меня здесь ждет. Прилетел в августе 2003 года в Москву. Дальше было сложно: долго сидел в аэропорту, не знал, как добраться до общежития, потом само общежитие, где все не так, как на картинке. Это же Россия после 90-х, сами понимаете...
В Эквадоре домики маленькие, выкрашенные в яркие цвета: если идешь по центру Гуаякиля, кажется, что попал в сказку. В Москве же все было не просто большое — громадное! Сталинский ампир, конструктивизм, все мощное, крепкое. Это меня поражало.
После месяца языковых подкурсов в Москве отправили в Ростов. Нас, как иностранных студентов, начали возить на экскурсии: Шахты, Новочеркасск, Старочеркасск. Я тогда понял главное: в России в каждом городе есть улица Ленина!
Потом уже попозже я был на Кавказе, и мы поехали в горы. Я был удивлен: это же просто холмы, вы настоящих гор не видели! У нас в Эквадоре Анды, вот это действительно горы, они подпирают небо.
— Поначалу приходилось непросто? Язык, деньги, быт.
— С языком нет. Искал указатели; на рынке, в магазине показывал пальцем, что хочу, а мне на калькуляторе показывали, сколько это стоит. Мне вообще легко даются языки. Я хорошо знал английский и легко осваивал русский. Только сложные двойные слова: «сельскохозяйственный», «млекопитающий» — шли с трудом. Сейчас и они нетрудные, не могу только избавиться от акцента. Раньше, когда не было мобильных приложений, таксисты, услышав, как я говорю, обязательно старались меня обмануть. Но мы тоже не деланные пальцем! (Смеется.) С деньгами было сложнее. Еще во время института я встретил будущую жену, мы ждали ребенка, и мне приходилось и учиться, и работать. Я мыл полы, раздавал газеты, расклеивал листовки. Между этим учился. Да, это было непростое время. И поскольку жена была беременна, а мне хотелось знать, что с ней происходит, я делал упор на акушерство и на госэкзамене сдал его на пятерку. Это и стало моей профессией.
— На родах не присутствовали?
— Нет, у нас на это были одинаковые взгляды: ни я не хотел, ни жена.
— У вас две дочки. Как вы их воспитываете, в каких традициях?
— В традициях той страны, в которой живем. Сейчас Люсии 15 лет, Амелии 12. Когда им было 6 и 3, мы переехали в Эквадор и прожили там 4 года. Был смешной случай: в Ростове я им часто рассказывал о своей родине. Что Эквадор — это экзотика, там океан. И вот мы приехали, остановились у родителей в Гуаякиле. День прошел, два. И старшая меня отзывает в сторонку и говорит: «Папа, а когда же мы поедем в Эквадор?» — «Мы уже здесь». — «Но тут же город. Как Ростов... Где океан?» По моим рассказам они нарисовали себе какой-то сказочный мир. И я из-за дочек выбрал работу в больнице в городке Байя-де-Каракес, как раз на берегу океана.
— А почему вернулись в Эквадор?
— Из-за работы. Тут врачей много, трудно было найти хорошую работу по специальности. Там я с моим образованием мог получить ее сразу. Четыре года работал акушером-гинекологом. Практика была мощная, однажды у меня разом рожали пять женщин, помню тот день, как сегодня! (Смеется.)
Я много читаю профессиональной литературы. И вот заметил такую вещь: если прочел о каком-то сложном случае или методе — жди, скоро тебе самому это пригодится. Поэтому стараюсь постоянно развиваться в профессии, бегаю, как мышка в колесе.
— Врачи говорят, что какие бы они ни были профессиональные и опытные, последнее слово за Богом. Да?
— Да. Я не принадлежу ни к одной религиозной конфессии, но в то, что Бог есть, верю. Был случай на Эквадоре, когда отцу моего друга делали операцию на печени. Оперировал опытный хирург, а мы, несколько человек, ассистировали. И я вдруг вижу, что дела очень плохи, мы больного теряем. А это — отец друга! И я — да, наверное, не только я — начал молиться: «Бог, помоги нам! Сделай чудо!» И случилось чудо: он выжил и пошел на поправку…
— Какие у врачей есть приметы?
— Никогда не желай доктору хорошего дежурства. Если во время операции падает инструмент, жди еще одну операцию. Если по время родов падает скальпель, родится мальчик.
— Последняя примета железная?
— Пятьдесят на пятьдесят. (Смеется.)
— С языком нет. Искал указатели; на рынке, в магазине показывал пальцем, что хочу, а мне на калькуляторе показывали, сколько это стоит. Мне вообще легко даются языки. Я хорошо знал английский и легко осваивал русский. Только сложные двойные слова: «сельскохозяйственный», «млекопитающий» — шли с трудом. Сейчас и они нетрудные, не могу только избавиться от акцента. Раньше, когда не было мобильных приложений, таксисты, услышав, как я говорю, обязательно старались меня обмануть. Но мы тоже не деланные пальцем! (Смеется.) С деньгами было сложнее. Еще во время института я встретил будущую жену, мы ждали ребенка, и мне приходилось и учиться, и работать. Я мыл полы, раздавал газеты, расклеивал листовки. Между этим учился. Да, это было непростое время. И поскольку жена была беременна, а мне хотелось знать, что с ней происходит, я делал упор на акушерство и на госэкзамене сдал его на пятерку. Это и стало моей профессией.
— На родах не присутствовали?
— Нет, у нас на это были одинаковые взгляды: ни я не хотел, ни жена.
— У вас две дочки. Как вы их воспитываете, в каких традициях?
— В традициях той страны, в которой живем. Сейчас Люсии 15 лет, Амелии 12. Когда им было 6 и 3, мы переехали в Эквадор и прожили там 4 года. Был смешной случай: в Ростове я им часто рассказывал о своей родине. Что Эквадор — это экзотика, там океан. И вот мы приехали, остановились у родителей в Гуаякиле. День прошел, два. И старшая меня отзывает в сторонку и говорит: «Папа, а когда же мы поедем в Эквадор?» — «Мы уже здесь». — «Но тут же город. Как Ростов... Где океан?» По моим рассказам они нарисовали себе какой-то сказочный мир. И я из-за дочек выбрал работу в больнице в городке Байя-де-Каракес, как раз на берегу океана.
— А почему вернулись в Эквадор?
— Из-за работы. Тут врачей много, трудно было найти хорошую работу по специальности. Там я с моим образованием мог получить ее сразу. Четыре года работал акушером-гинекологом. Практика была мощная, однажды у меня разом рожали пять женщин, помню тот день, как сегодня! (Смеется.)
Я много читаю профессиональной литературы. И вот заметил такую вещь: если прочел о каком-то сложном случае или методе — жди, скоро тебе самому это пригодится. Поэтому стараюсь постоянно развиваться в профессии, бегаю, как мышка в колесе.
— Врачи говорят, что какие бы они ни были профессиональные и опытные, последнее слово за Богом. Да?
— Да. Я не принадлежу ни к одной религиозной конфессии, но в то, что Бог есть, верю. Был случай на Эквадоре, когда отцу моего друга делали операцию на печени. Оперировал опытный хирург, а мы, несколько человек, ассистировали. И я вдруг вижу, что дела очень плохи, мы больного теряем. А это — отец друга! И я — да, наверное, не только я — начал молиться: «Бог, помоги нам! Сделай чудо!» И случилось чудо: он выжил и пошел на поправку…
— Какие у врачей есть приметы?
— Никогда не желай доктору хорошего дежурства. Если во время операции падает инструмент, жди еще одну операцию. Если по время родов падает скальпель, родится мальчик.
— Последняя примета железная?
— Пятьдесят на пятьдесят. (Смеется.)
— Но теперь вы роды не принимаете?
— В 2015-м мы решили вернуться в Россию, потому что дочки подросли, и им нужно было хорошее образование. Опять начались проблемы с работой, и я работал на медосмотрах в разных клиниках, а потом устроился в женскую консультацию. Платили там мало, но согласился, чтобы не терять стаж. А чтобы кормить семью, искал еще что-то. Выучился на специалиста УЗИ-диагностики. И вдруг мне это так понравилось! Когда я был акушером-гинекологом, принимал малышей, а тут наблюдаю, как они развиваются в утробе.
УЗИ-диагностика — это целый мир. Постоянно надо совершенствоваться, учиться, и я стараюсь использовать все свободное время для этого. Очень рад, что работаю по специальности, и если раньше меня кормила только музыка, то теперь и работа.
— На сайте с отзывами о врачах пациенты отмечают вашу доброжелательность и что вы никого не торопите.
— Да, я не смотрю на часы, хотя поток пациентов всегда большой. Моя задача как врача правильно обследовать ребенка и, если есть отклонения или пороки, увидеть их. При самом маленьком подозрении я буду искать эти отклонения столько, сколько потребуется. Потом, когда выхожу, а в очереди кто-то спрашивает, почему так долго, говорю: дай Бог, чтобы при вашем обследовании мне не пришлось задерживаться так же долго.
— Теперь я хочу задать несколько вопросов не Джексону, а Эдуардо. Расскажите о вашей группе.
— Нам уже больше 10 лет, и мы объездили с гастролями весь Юг России, черноморское побережье, бывали с концертами в Абхазии. Но при этом у меня нет музыкального образования и нот я не знаю.
— Вы шутите? Вы же играли на концерте в «Бабе Любе» на нескольких инструментах.
— Я пою и играю на слух. А начиналось все так. Когда ждали ребенка и я брался за все подряд, друг посоветовал мне пройти кастинг: в моде была латиноамериканская музыка, и в рестораны часто искали певцов. Он сам прошел кастинг, но гонорар в 800 рублей ему показался маленьким, а я, хоть это и правда были очень небольшие деньги, согласился.
И вот я пел. И в ресторан стал постоянно приходить один и тот же человек. Как-то он подошел ко мне и сказал: а почему ты не соберешь свою группу? Я честно ответил, что нот не знаю и еле-еле играю на гитаре. У моей бывшей жены (к сожалению, несколько лет назад мы развелись, но сохранили хорошие отношения) музыкальное образование. И в моем окружении появились музыканты, а потом собралась и группа. Сегодня у меня интернациональная высокопрофессиональная команда: армянин Роберт, он приехал в Ростов из Еревана. И два ростовчанина, наверное, русские — Сергей и Вова. Они преподаватели в колледже искусств и музыкальных школах. Один я самый музыкально не образованный. Я им говорил: ребята, научите! А они мне: зачем? (Смеется.) Откуда это вообще? Моя мама очень хорошо поет, и у нас дома, да и вокруг, всегда звучала музыка.
— Что-то свое сочиняете?
— Бывает. Ребята пишут музыку, но пока, в основном, исполняем то, что люди любят и знают. У нас сальса, бачата, самба, меренге, реггетон, кумбия. Часто к нам на выступления приходят люди из клубов социальных танцев. И смотреть со стороны, как они танцуют, невероятное удовольствие.
— В 2015-м мы решили вернуться в Россию, потому что дочки подросли, и им нужно было хорошее образование. Опять начались проблемы с работой, и я работал на медосмотрах в разных клиниках, а потом устроился в женскую консультацию. Платили там мало, но согласился, чтобы не терять стаж. А чтобы кормить семью, искал еще что-то. Выучился на специалиста УЗИ-диагностики. И вдруг мне это так понравилось! Когда я был акушером-гинекологом, принимал малышей, а тут наблюдаю, как они развиваются в утробе.
УЗИ-диагностика — это целый мир. Постоянно надо совершенствоваться, учиться, и я стараюсь использовать все свободное время для этого. Очень рад, что работаю по специальности, и если раньше меня кормила только музыка, то теперь и работа.
— На сайте с отзывами о врачах пациенты отмечают вашу доброжелательность и что вы никого не торопите.
— Да, я не смотрю на часы, хотя поток пациентов всегда большой. Моя задача как врача правильно обследовать ребенка и, если есть отклонения или пороки, увидеть их. При самом маленьком подозрении я буду искать эти отклонения столько, сколько потребуется. Потом, когда выхожу, а в очереди кто-то спрашивает, почему так долго, говорю: дай Бог, чтобы при вашем обследовании мне не пришлось задерживаться так же долго.
— Теперь я хочу задать несколько вопросов не Джексону, а Эдуардо. Расскажите о вашей группе.
— Нам уже больше 10 лет, и мы объездили с гастролями весь Юг России, черноморское побережье, бывали с концертами в Абхазии. Но при этом у меня нет музыкального образования и нот я не знаю.
— Вы шутите? Вы же играли на концерте в «Бабе Любе» на нескольких инструментах.
— Я пою и играю на слух. А начиналось все так. Когда ждали ребенка и я брался за все подряд, друг посоветовал мне пройти кастинг: в моде была латиноамериканская музыка, и в рестораны часто искали певцов. Он сам прошел кастинг, но гонорар в 800 рублей ему показался маленьким, а я, хоть это и правда были очень небольшие деньги, согласился.
И вот я пел. И в ресторан стал постоянно приходить один и тот же человек. Как-то он подошел ко мне и сказал: а почему ты не соберешь свою группу? Я честно ответил, что нот не знаю и еле-еле играю на гитаре. У моей бывшей жены (к сожалению, несколько лет назад мы развелись, но сохранили хорошие отношения) музыкальное образование. И в моем окружении появились музыканты, а потом собралась и группа. Сегодня у меня интернациональная высокопрофессиональная команда: армянин Роберт, он приехал в Ростов из Еревана. И два ростовчанина, наверное, русские — Сергей и Вова. Они преподаватели в колледже искусств и музыкальных школах. Один я самый музыкально не образованный. Я им говорил: ребята, научите! А они мне: зачем? (Смеется.) Откуда это вообще? Моя мама очень хорошо поет, и у нас дома, да и вокруг, всегда звучала музыка.
— Что-то свое сочиняете?
— Бывает. Ребята пишут музыку, но пока, в основном, исполняем то, что люди любят и знают. У нас сальса, бачата, самба, меренге, реггетон, кумбия. Часто к нам на выступления приходят люди из клубов социальных танцев. И смотреть со стороны, как они танцуют, невероятное удовольствие.
Интернациональная группа Eduardos. Концерт в клубе «Баба Люба».
— Самая памятная гастроль?
— Три года назад мы выступали в Абхазии. После концерта, поздно вечером, пошли искупаться. Друг остался в машине, к нему подошли местные, что-то там попросили, и, когда он замешкался, схватили сумку с первого сидения и убежали. Сумка была моя, в ней все наши заработанные деньги и мои документы, без которых выехать из Абхазии я не мог.
Мы обратились в полицию, полиция попросила не расстраиваться. Нас усадили во дворике, какие-то люди принесли хорошего домашнего вина и сказали отдыхать и ждать. И вот мы сидели под звездным небом, пили вино и ждали.
— Много было денег? Вы огорчились, разозлились?
— За годы жизни в России и работая доктором, я ко всякому привык. И столько прошел, что все эти отчаяния и переживания из-за материального я из себя выдавил — в них нет смысла. Так что мы просто пили и пели у полиции во дворе. А к утру привезли мои документы. Деньги, правда, не нашли. (Смеется.)
— Какая русская песня у вас самая любимая?
— «Темная ночь». Мурашки по коже от нее — такая она глубокая, и столько в ней всего, настоящего... Все, что касается Великой Отечественной войны, я очень хорошо чувствую. У меня здесь нет ни одного родственника, кто бы воевал, но когда я вижу «Бессмертный полк» или пою такие песни, воспринимаю их, как свое. Даже не знаю, почему это во мне так отзывается.
— Может, потому что вы уже немного русский?
— Почему немного? Уже много: я давно разуваюсь у входа в дом, научился разговаривать с людьми в русских очередях. Раньше они были везде: от магазина до банка — и там я учился русской речи. Я почувствовал культуру России, понимаю людей, их поступки и переживания. Во многом это произошло благодаря профессии: женщины рассказывают не только о своем физическом состоянии, но и о душевном. Что с мужем, что дома, что на работе.
Несколько раз я хотел уехать, особенно тяжело было после развода. Для каждого человека это очень сложный момент. Но здесь мои дочки, мои друзья, музыка. Пациенты, с которыми мы дружим годами. Получается, в России у меня все. И я уже больше русский, чем эквадорец. Ну, во всяком случае, мне так уже на родине говорят.
...А напоследок чудесная история — о том, что хотя от Гуаякиля до Ростова-на-Дону 12 380 км, мир все-таки очень тесен.
Мама Джексона Эдуардо однажды приехала из Гуаякиля во Флориду, где живут двое других ее детей. Шла по улице и вдруг увидела в витрине кафе своего «русского» сына. Хотя вот так, лицом к лицу, Джексона она не видела уже много лет.
Как так случилось? В Ростове фотографы сделали профессиональную съемку для группы Eduardos, а потом выложили снимки в фотобанк. Владелец флоридского кафе купил понравившееся фото и выставил в своей витрине. Мимо шла мама Джексона…
— Три года назад мы выступали в Абхазии. После концерта, поздно вечером, пошли искупаться. Друг остался в машине, к нему подошли местные, что-то там попросили, и, когда он замешкался, схватили сумку с первого сидения и убежали. Сумка была моя, в ней все наши заработанные деньги и мои документы, без которых выехать из Абхазии я не мог.
Мы обратились в полицию, полиция попросила не расстраиваться. Нас усадили во дворике, какие-то люди принесли хорошего домашнего вина и сказали отдыхать и ждать. И вот мы сидели под звездным небом, пили вино и ждали.
— Много было денег? Вы огорчились, разозлились?
— За годы жизни в России и работая доктором, я ко всякому привык. И столько прошел, что все эти отчаяния и переживания из-за материального я из себя выдавил — в них нет смысла. Так что мы просто пили и пели у полиции во дворе. А к утру привезли мои документы. Деньги, правда, не нашли. (Смеется.)
— Какая русская песня у вас самая любимая?
— «Темная ночь». Мурашки по коже от нее — такая она глубокая, и столько в ней всего, настоящего... Все, что касается Великой Отечественной войны, я очень хорошо чувствую. У меня здесь нет ни одного родственника, кто бы воевал, но когда я вижу «Бессмертный полк» или пою такие песни, воспринимаю их, как свое. Даже не знаю, почему это во мне так отзывается.
— Может, потому что вы уже немного русский?
— Почему немного? Уже много: я давно разуваюсь у входа в дом, научился разговаривать с людьми в русских очередях. Раньше они были везде: от магазина до банка — и там я учился русской речи. Я почувствовал культуру России, понимаю людей, их поступки и переживания. Во многом это произошло благодаря профессии: женщины рассказывают не только о своем физическом состоянии, но и о душевном. Что с мужем, что дома, что на работе.
Несколько раз я хотел уехать, особенно тяжело было после развода. Для каждого человека это очень сложный момент. Но здесь мои дочки, мои друзья, музыка. Пациенты, с которыми мы дружим годами. Получается, в России у меня все. И я уже больше русский, чем эквадорец. Ну, во всяком случае, мне так уже на родине говорят.
...А напоследок чудесная история — о том, что хотя от Гуаякиля до Ростова-на-Дону 12 380 км, мир все-таки очень тесен.
Мама Джексона Эдуардо однажды приехала из Гуаякиля во Флориду, где живут двое других ее детей. Шла по улице и вдруг увидела в витрине кафе своего «русского» сына. Хотя вот так, лицом к лицу, Джексона она не видела уже много лет.
Как так случилось? В Ростове фотографы сделали профессиональную съемку для группы Eduardos, а потом выложили снимки в фотобанк. Владелец флоридского кафе купил понравившееся фото и выставил в своей витрине. Мимо шла мама Джексона…
«Из России с любовью» — проект журнала «Нация», создаваемый при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые однажды приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и в конце концов сами стали немножко русскими.
Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих соцсетях.
