В этом году банку «Центр-инвест» исполняется 30 лет. Обычно подарки дарят юбилярам, но в данном случае «Нация» и «Центр-инвест» сообща придумали подарок родному городу — проект «Гражданин Ростова-на-Дону». Мы расскажем истории 30 наших земляков, которые много сделали для города, прославили его не только в пределах России, но и за рубежом.
В рамках проекта уже опубликовано 20 очерков, среди них, например, истории об авторе главного гола отечественного футбола Викторе Понедельнике, о создательнице французского журнала Elle Элен Гордон-Лазарефф, о великом актере Александре Кайдановском.
Сегодняшняя история — о герое, которому Героя так и не дали, лейтенанте Алексее Бересте, поднявшем знамя на крышу Рейхстага.
Лейтенант Алексей Берест.
Вообще Знамен Победы было подготовлено девять — по количеству дивизий 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, рвавшихся в последние дни апреля 45-го года к центру Берлина. Та, что прорвется первой, и должна была воздвигнуть знамя над Рейхстагом.
Берлин в руинах, всюду пожары, с грохотом рушатся перекрытия этажей в домах. Город почти на коленях, однако перед Рейхстагом — триста метров яростно простреливаемой площади, и люди гибнут один за другим. «Били так, что земля дрожала», — вспоминали участники битвы.
Разрушенный Рейхстаг, снимок с воздуха.
В 1939 году в Красную Армию Алеша пошел добровольцем, попал на советско-финскую войну. Было ему 18 лет, впрочем, по документам — 20: он прибавил себе пару годков еще в мирное время, устраиваясь трактористом на МТС.
Но Берест уже с 12 лет был сам себе голова: его родители, бедные крестьяне из села Горяйстовка Харьковской губернии, умерли во время страшного голодомора. Алеша беспризорничал, потом с восемью сестрами и братьями попал в детдом (всего в семье было 16 детей). В общем, хлебнул горюшка. Но воевал с фашистами так, как только может воевать полный сил и здоровой злости молодой человек. И прошел путь от рядового до лейтенанта — заместителя командира батальона по политчасти.
Битва за Рейхстаг была моментом истины: ни одно здание в Берлине так тщательно не охранялось (настоящая крепость!), и ни одно не было такой важной точкой. Прорваться туда удалось только после трех смертельных атак, и в 14 ч 30 мин знамя № 5 зареяло на центральной колонне входа. Но всем понятно: знамя на крыше и знамя у входа — не одно и то же. Командование дает новое задание: надо проникнуть на крышу. Ради Победы! Ради Родины!
Это похоже на самоубийство: Рейхстаг буквально напичкан эсэсовцами, их больше двух тысяч. И все же вечером того же 30 апреля Берест, Егоров и Кантария при поддержке автоматчиков пробиваются внутрь здания.
На втором этаже их встречают пулеметными очередями. В ходе боя рушится часть винтовой лестницы между этажами, приходится импровизировать. Берест находит выход, образуя «живые ступеньки»: на плечи ему становится Кантария, сверху — Егоров.
На разбитую крышу, освещенную трассирующими пулями, Берест выбрался первым, потом уже втащил знаменосцев. И в 21 ч 50 мин на фронтоне гитлеровского парламента зареяло красное Знамя Победы. Оно не было красивым, как на картинке: сшито из двух кусков, рубец посередине, край оборван (зацепили за прутья на куполе), трафаретом проставлена желтая цифра 5... Красивую картинку сделали позже.
Знамя крепко привязали солдатскими ремнями к бронзовой ноге кайзеровской лошади. И выдохнули. Комбат Неустроев вспоминал: «Я у Береста спрашиваю: «Не оторвется?» — «Сто лет простоит!» — «А солдаты как?» Смеется: «Ничего. Я их на крышу за шиворот затащил». Ну, у него силища-то будь здоров».
Младший сержант Мелитон Кантария и сержант Михаил Егоров со Знаменем Победы.
А ведь это не единственная заслуга Береста в те дни. В окончании войны он сыграл еще одну важную роль — став первым советским парламентером в Берлине. В короткой автобиографии он напишет об этом всего одну сухую фразу: «Также обстановка потребовала переодеться в форму полковника и вести переговоры с немецким командованием».
Засев в подвалах Рейхстага, эсэсовцы отчаянно отстреливались. В здании была даже артиллерия; немцы могли покосить еще не одну советскую роту. Но они были деморализованы и в 4 утра 1 мая выбросили белый флаг. Однако поставили условие: поскольку среди них был генерал, то и вести переговоры с советской стороны должен генерал или полковник.
А с нашей стороны никого выше капитана! Да и тот щуплый, неубедительный, заикается после контузии. Выбор снова пал на Береста, а на кого ж еще? Уверенный в себе, богатырского телосложения Берест лучше всех подходил на роль «главного».
Еще раз, уже на исходе войны, посмотреть прямо в глаза смерти, буквально! Думал ли он об этом? Конечно, думал. Но, сбросив шинель, молча надел трофейную кожаную куртку, закрывшую погоны лейтенанта. Взял переводчика. Капитан пошел с ними «адъютантом».
Капитан Неустроев позже признавался, что идти на переговоры было откровенно страшно. Еще бы! Нервы у всех были на пределе. Говорили под дулами пулеметов и автоматов, и, как дула, смотрели на них сверкавшие ненавистью глаза эсэсовцев.
Военкор дивизии Василий Субботин, ставший позже писателем, так описывает эту сцену в своем рассказе: «В черной своей кожанке он стоял, подняв голову, — заместитель командира батальона, комиссар! Видный, широкоплечий, уверенный в себе. Кто-то из немцев сказал: «Молодой, а уже полковник!» На Неустроева они почти не смотрели. Он стоял незаметно, в сторонке. Только ордена у него блестели. Когда Берест к нему обращался, комбат старательно щелкал каблуками».
Капитан Степан Неустроев.
Немецкий полковник ответил, усмехнувшись: «Еще неизвестно, кто у кого в плену. Нас в Рейхстаге значительно больше». Это была чистая правда. Да и выход из Рейхстага был под постоянным прицелом немцев. Но Берест тут же пикировал: «Не забывайте, что мы с вами разговариваем не в Москве, а в Берлине. Повторяю, не сдадитесь, мы вас уничтожим!»
Мучительные переговоры длились около трех часов: гитлеровцы тянули время, ожидая подкрепления, требовали, чтобы русские отошли с огневых позиций. Берест решительно отверг это и в конце концов пошел ва-банк, сказав жестко: «Если через 20 минут не сдадитесь, мы начнем штурм».
«И мы покинули подземелье, — вспоминал Неустроев. — Легко сказать сейчас: покинули… А тогда пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышишь за спиной шорох, и кажется, что вот-вот прозвучит очередь. Дорога казалась очень длинной. А ее следовало пройти ровным, спокойным шагом. Нужно отдать должное Алексею Прокофьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову». Сколько же мужества нужно было, чтобы идти так спокойно, зная, что ты открытая мишень!
Один из гитлеровцев не удержался, выстрелил в эту победительную широкую спину — и промахнулся. Завязалась стрельба, в ход у немцев пошли гранаты. Берест, разрядив обоймы своих пистолетов, уже безоружный, подхватил с пола отлетевшую от статуи кайзера руку и императорским железным кулаком отбился от одного немца, а второго — тот пытался задушить его сзади — оторвал от себя и могучим рывком бросил на гранату, крутившуюся в центре зала. Фашиста разорвало, Береста ранило осколками в ноги. Но Рейхстаг сдался.
Журналист Эдвин Поляновский в большой исследовательской статье «Первый над Рейхстагом» спрашивал у Неустроева: «Если забыть все остальное — и штурм рейхстага, и Знамя Победы, только это одно парламентерство Береста — достойно ли оно Золотой Звезды?» — «Да. Безусловно. Это был подвиг, и великая заслуга Береста в том, что он сохранил жизнь солдатам. Не только нашим, но и немецким. Мы бы запросили тяжелые огнеметы и просто сожгли бы немцев».
Пленные немцы, оборонявшие Рейхстаг. 2 мая 1945 года.
Да, Героя ему не дали. По самой распространенной версии, проблема была в его должности. Писатель Игорь Бондаренко, первым выпустивший о Бересте публикацию, говорил, что коса нашла на камень по нелепой причине: во время штурма Рейхстага бойцы батальона Неустроева ошибочно атаковали посольство Японии — ну, не разобрались в пылу боя. Японцы подали ноту протеста, и Москва отреагировала: «Виновных наказать!» Виновным сделали замполита: не следил за морально-политическим обликом подчиненных. И напротив фамилии Береста в списке Героев появилась резолюция: «Достаточно Ордена Красного Знамени».
Еще более нелепо то, что замполитом Берест стал в самом конце войны, заменив погибшего. Его попросил об этом сам комбат: «Лешка, будь моим политруком, а то пришлют какого-нибудь дурака. А с начальством я договорюсь». Лешка и пошел комбату навстречу — даже не представляя, чем это может обернуться.
Вот почему 9 мая 1965 года, когда Знамя Победы впервые появилось на параде в Москве, о Бересте даже не вспомнили. Памятный символ по Красной площади нес полковник Самсонов, ставший после участия в штурме Рейхстага Героем Советского Союза, но никак не связанный с этим знаменем. «На Знамени Победы написано 150 с. д. Какое же отношение имеет т. Самсонов — представитель 171 с. д.?» — разгневанно писал «боевому другу Алеше» однополчанин Гусев.
Но государству нужны правильные герои, а Берест был другим, неудобным. К примеру, взял и нагрубил офицеру СМЕРШа — разве можно? Смершевец в Берлине подоспел на раздачу наградных часов.
Они предназначались для немцев, которые первыми войдут в поверженную Москву, и были найдены во взятом «доме Гиммлера» (так прозвали здание министерства внутренних дел). Теперь Берест раздавал их солдатам своей дивизии, которые готовились к атаке на Рейхстаг. Незнакомому офицеру он отказал: «С такими длинными руками надо стоять у церкви, там подадут».
Советские воины у глобуса, которым пользовался фюрер.
Ему даже с личным счастьем несчастье помогло. По дороге в родное село Берест неожиданно заболел тифом. Его, горячечного, отправили в ближайший военный госпиталь — в Ростов-на-Дону.
Молоденькая медсестра, которая принимала лейтенанта, столкнулась с трудной задачей: перед госпитализацией ей нужно было полностью обрить все волосы на теле пациента. Но пациент уперся: не дамся, и все тут. Поругались страшно.
А на следующий день пациент… сбежал! В сером больничном халате сел на первый встречный трамвай, доехал до вокзала. Людочка Евсеева, медсестра, так рассердилась и растерялась, что спалила десяток шприцев, поставленных кипятиться.
Перед выпиской Берест раздобыл адрес сердитой медсестры, выгладил форму, начистил до блеска сапоги. «Мама мне говорит: под нашими окнами уже час какой-то офицер ходит. И тут стук в дверь: «Медсестра Люда здесь живет?» Вошел и первым делом обратился к маме: «Здравствуй, теща, зять пришел». Мама говорит: «Много вас таких!» — «Было много, а теперь я один». Он всегда был таким: сразу брал быка за рога. За мной тогда ухаживали два поляка и еще один старшина. Но против Береста у них просто не было шансов», — рассказывала Людмила в интервью Александру Олейникову («Лавры и тернии Алексея Береста»).
Через день молодые уже стояли в ЗАГСе Пролетарского района. Очень скромно, по-домашнему, отметили свадьбу с одной бутылкой вина, а скоро Берест повез юную жену на место службы, в Германию. Ни пропуска, ни разрешения выезжать за границу у нее не было. Одно только желание не расставаться. На границе с Польшей всех попросили выйти из вагонов.
«С нами ехали еще четыре офицерских жены, они вышли на перрон. А я полезла под нары, забилась в самый угол, солдаты забросали меня вещмешками. И проехала границу! А тех офицерских жен с поезда сняли». Таким же макаром худенькая Людочка пересекла и немецкую границу: только на этот раз сидела, скрючившись, в сундуке.
Ростовский художник Дмитрий Мясников написал потрет Береста к 75-летию Победы.
Несправедливость была просто угнетающей. Берест не выдержал, подал рапорт на имя члена Военного Совета генерал-майора Литвинова — уверенный, что все это просто какая-то ошибка, которую можно исправить, если рассказать правду.
«Тов. генерал, я лично водрузил Знамя Победы над Рейхстагом. За мои подвиги меня не оценили, что я сейчас очень переживаю. Все это подтверждаю документами». Наивный. Рапорт отметили своеобразно. Береста из Германии перевели служить в Севастополь.
Жилье в Севастополе было такое — обшитая досками землянка, «великолепный блиндаж, с двумя комнатами и печкой посередине», по словам жены. С милым рай и в блиндаже. Вскоре Люда забеременела, и до роддома Берест несколько километров нес любимую на руках — любимая пожаловалась на сильную тряску в машине.
Родилась Иришка, и счастливый Берест нажарил картошки, рыбы, раздобыл где-то банку компота и передал жене в роддом. «Я кричу ему с балкона: «Ты ненормальный!» А он делает знаки: давай, мол, рубай!»
Следующие роды, сына, через несколько лет он даже сам принимал. В это время они уже переехали поближе к Ростову, на юго-восток области (Береста назначили замначальника машинно-тракторной станции), и жили на отшибе, в степи, а схватки начались внезапно, ночью. Перерезал пуповину, перевязал суровой ниткой и пошел за врачом.
Берест (слева) с фронтовым товарищем.
Бессеребренника Береста, смешно сказать, обвинили в хищении. Деньги, почти 6000 рублей, присвоила кассирша кинотеатрика в селе Синявском, которая уже попадалась на воровстве, но следователь обвинил его в преступном сговоре. На допросе Берест спросил, почему ему, боевому офицеру, не верят, и услышал в ответ: «А это еще нужно проверить, где и как ты воевал! Может тебя и вовсе в Берлине не было».
Нетрудно представить, какое действие оказали эти слова на боевого офицера. Он молча схватил гада за грудки и в тихой ярости просто вышвырнул его из окна, выбив раму. Ну, тут даже и фабриковать ничего не пришлось — «покушение на представителя власти при исполнении». Дали десять лет с конфискацией имущества.
Акт о конфискации заслуживает отдельного упоминания. В протоколе описи под графой «Наименование и описание предметов» карандашом следователя короткая запись: «Нет ничего». Все имущество состояло из кровати прежнего хозяина и стола со стульями, который одолжил Берестам сосед. Наворовал, нечего сказать.
Семнадцать человек свидетелей подтвердили на суде очевидное — непричастность Алексея Прокофьевича к недостаче. И все же его признали виновным и отправили в лагерь под Пермью. Люда тогда едва не наложила на себя руки от отчаяния. Но просить о помиловании он не желал. Жене, которая умоляла его сделать это, писал: «Проси от себя. Мне нельзя: я себя виноватым не признаю... Значит, мне судилось просидеть в этом аду и побывать в этом уголовном мире... Я ни перед кем на коленях не стоял и никогда не стану».
Освободили Береста досрочно, но больше трех лет он на лесоповале оттрубил. Все это время жена едва сводила концы с концами. Работала в Ростове и учетчицей на кирпичном заводе, и медсестрой в больнице. Освободившись, он прямо в больницу и пришел. «В черном ватнике, и ничуть не изменившийся. Крепко обнял, поднял на руки. Начальство вошло в положение, и отпустило меня домой», — вспоминала Людмила Федоровна момент острого счастья.
Алексей Прокофьевич со своими детьми после возвращения из лагеря.
Поселились в поселке Орджоникидзе, на улице Российской, 17, где Берест сам себе построил квартиру «кровавым методом»: стройка после тяжелейшей смены. Квартира была не просто скромной, дочка Ирина называет ее ужасной: «Под квартирой была котельная — шум от моторов, а главное — угарный газ поднимался к нам».
Неустроев, комбат Береста, несколько раз навестил своего замполита в 1960-х. Дочь Ирина вспоминала, что сочувствовал Неустроев отцу с каким-то самодовольством, но скорее всего это была интонация непонимания такой вот простецкой жизни: «Что ж ты живешь в таких скотских условиях? У тебя что же, даже телефона нет?»
Но когда однополчане выпивали, чувство несправедливости одолевало капитана, и он снимал свою Золотую Звезду: «Леша, на, она твоя». «Оставь это, Степан, хватит», — отвечал, морщась, Берест. «Отцу это было неприятно, больно. Он до конца жизни страдал. Когда по телевизору показывали военные праздники или парады, он его выключал».
В 60-х о роли Береста все-таки начинают говорить. В ноябре 1961-го ЦК КПСС собирает закрытое совещание, куда вызывают и Береста. Он сам рассказывал об этом: «Сперва нас пригласили на Старую площадь в кабинет Суслова. Выступил Переверткин (генерал-полковник), сказал, что из 34 удостоенных звания Героя почти половина приходится на 150-ю дивизию. И никого с наградами не обошли. Шатилов подтвердил то же. Я надеялся на Неустроева, потому что тот больше всех знал обо всем этом, но он молчал, пряча от меня взгляд, смотрел в стол, а когда говорил, то повторил уже сказанное. Я не выдержал, воскликнул: «Неужели и здесь не хотят слышать правду?» В ответ Суслов ударил ладонью по столу: «Я лишаю вас слова, Берест!» В конце концов решили ничего не менять, оставить как было».
И все же после совещания в 5-м томе «Истории Великой Отечественной войны» появилось: «Выполнение этой задачи было возложено на группу бойцов, возглавляемых лейтенантом А. Берестом». И только. Но начинают появляться очерки о нем, в 1967-м снимается киноэпопея Юрия Озерова «Освобождение», и Берест мелькает в эпизоде (его сыграл актер Эдуард Изотов).
Сельмашевская бригада, бригадир Берест второй слева. 1965 год.
Говорят, он из жалости и животных подбирал: жила у него ворона с перебитым крылом, собака, кот. Кот даже провожал Береста на работу — до автобусной остановки, потом возвращался домой.
Внука назвали в честь большого деда — Алешей. Берест души в нем не чаял, сам забирал из садика. Пятилетний Алеша и стал последним из родных, кто видел Береста живым.
Так случилось, что дедушка погиб на его глазах. Погиб, ни на секунду не задумавшись о себе. Он стоял на перроне сельмашевского вокзала, когда беспорядочная толпа, торопясь на электричку, толкнула маленькую девочку прямо на рельсы.
По рельсам мчался скорый поезд «Москва — Баку». Раздался крик, кричала мать девочки… Очевидцы от ужаса просто застыли. Среагировал только Берест. Оттолкнул от себя внука и спрыгнул за чужим ребенком, прямо под поезд.
Девочку он спас. Но не успел спасти себя. Удар был настолько сильный, что Береста отбросило на противоположную платформу. В четыре часа утра 4 ноября 1970 года, не приходя в сознание, Алексей Прокофьевич умер. Не дожил даже до 50 лет, ему было всего 49. Патологоанатом сказал: «Внутренние органы все здоровые. Он бы еще сто лет прожил».
Один из последних снимков Алексея Прокофьевича.
Лавров не надо — сгодится и вереск.
Впрочем, и жесть неплоха на венки.
Я, лейтенант по фамилии Берест,
Смерти случайной своей вопреки,
Выйду к товарищам на перекличку,
Как победитель десятка смертей.
Мимо Сельмаша летит электричка...
Дети на рельсах...
Спасайте детей!
Знает начальство ростовский мой норов.
В жизни однажды штурмуют рейхстаг.
Вспомнит Кантария, скажет Егоров,
Кто их водил устанавливать флаг.
Это вранье, что я жил непутево
После войны из-за мелких обид.
Не был тщеславен я, честное слово...
Дети на рельсах,
А гибель трубит!..
Ирина Берест вспоминала, что накануне того страшного дня ее мама, шутя, упрекнула мужа: мол, почему ты мне цветы так редко даришь? Он смутился и пообещал: «На этот день рождения у тебя их будет много!» День рождения у Люды был 7 ноября, а 6-го были похороны, и вся их квартира действительно была завалена цветами…
Цветов было много и тогда, в мае 1945-го. Из рассказа Субботина: «В Берлине было столько сирени! Она заполнила собой все дворы, все скверы, лезла из-под развалин. Она была сочная, плотная… И мы, грубые солдаты, обстрелянные люди — казалось, что мы в этом понимали! — ходили взволнованные по городу, и в руках у нас была сирень. И пахла она тем сильнее, памятнее, что еще не выветрились на улицах запахи пороха и дыма… И мы все были пьяны… От весны, от сирени».
P.S. Еще при жизни героя ростовский скульптор Михаил Демьяненко создал с натуры его бюст. «Ростсельмашевцы» отлили его в металле и в 1973 году, после гибели Алексея Прокофьевича, установили возле цеха, в котором он работал.
В 2016 году в сквере имени 353-й Стрелковой дивизии, на его родном Сельмаше, открыт 5-метровый памятник Алексею Бересту.
В 2021-м, в честь 100-летия со дня рождения героя, в Ростовской области учреждена медаль его имени. Ею награждаются граждане России «за смелые и решительные действия, совершенные при исполнении воинского, гражданского или служебного долга в условиях, сопряженных с риском для жизни».
Памятник Алексею Бересту в Ростове, скульптор Анатолий Скнарин.
«Центр-инвест» известен также как учредитель и организатор ежегодного Всероссийского конкурса среди журналистов на соискание премии им. В. В. Смирнова «Поколение S».
Если вы хотите не пропустить новые выпуски проекта «Гражданин Ростова-на-Дону», подпишитесь на нас в Яндекс.Дзене, «ВКонтакте» и Телеграме.
