Эффектные дефекты Фаины Георгиевны, или Как звезды Голливуда ходили в Белый дом смотреть на Раневскую

В сентябре 2023 года Таганрогу исполнится 325 лет. Совместно с банком «Центр-инвест» мы придумали подарок имениннику. Мы расскажем истории 25 его уроженцев и жителей, которые прославили Таганрог. Первой героиней проекта стала несравненная Раневская.

Великая актриса без великой роли, гений брошенных фраз, ставших афоризмами, Фаина Раневская родилась в том самом году, когда на сцене Александринского театра с треском провалилась премьера пьесы Чехова «Чайка», — в 1896-м.

Вернее, тогда на свет появилась Фанни Фельдман, одна из пяти детей состоятельного купца Гирши Фельдмана, «дочь небогатого нефтепромышленника», как позже отрекомендует себя она сама. Их дом — двухэтажный, с балконом, — в самом центре Таганрога, отдыхают они за границей: в Австрии, Германии, Швейцарии. Дорогие игрушки, хорошее домашнее образование, словом, умеренно роскошная жизнь.

Фанни любит Таганрог, страшно гордясь тем, что в ее родном городе родился Чехов и провел свои последние дни император Александр I. Но всю жизнь остро чувствуя всякое несчастье, и о Чехове она узнает сквозь горе матери: «На даче под Таганрогом, утро, очень жарко, трещат цикады, душно пахнут цветы в палисаднике, я уложила кукол спать и прыгаю через веревочку. Я счастлива, не надо готовить уроки, не надо играть гаммы — я обрезала палец. К дому подъехала двуколка, из города приехал приказчик, привез почту, много свертков, много вкусности. Я счастливая, я очень счастлива.
«Почему?» — вскрикнула мама. Я бегу в дом, мама уронила голову на ручку кресла, она плачет — я мучительно крепко люблю мать, я спрашиваю, почему она плачет… Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери газета: «…вчера в Баденвейлере скончался А. П. Чехов». В газете — фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу А. П. Чехова. Мне попалась «Скучная история». Я схватила книгу, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. Я поняла все об одиночестве человека. Это отравило мое детство».

Впрочем, детство и юность отравлены и по другим причинам: гимназию она ненавидит и особенно задачи по арифметике, где купцы продают сукно дороже, чем приобрели — скучно! В семье считает себя нелюбимой (это не так), в любви — несчастной: однажды ее приглашает на свидание гимназист, но придя к указанной скамейке, она видит, что осчастливили не ее одну. «Вскоре появился и герой, нисколько не смутившийся при виде нас обеих. Сел между нами и стал насвистывать». А затем сделал выбор, и не в пользу Фанни.
«Девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться», — такой ее, 15-летнюю, описывает подруга Нина Сухоцкая.

Главный объект страсти Фаины — лицедейство. Началось это лет с четырех: ангелочек в белом платье изображал всех, кто попадался на глаза. «Подайте Христа ради», — шепчет, как нищий, «сахарная мороженая!» — кричит басом, копируя мороженщика, а еще становится дворником: «Верчу козью ножку и произношу слова, значение которых поняла только взрослой». Иногда ей за это влетает по первое число. Но остановить не может ничто: в пять лет она весь день рыдает от горя (умер младший братик) и все же отодвигает покрывало на зеркале — посмотреть, как она выглядит в слезах.

Конечно, родители возили и в театр. «Театр был небольшой, любовно построенный с помощью меценатов города», — напишет она позже о маленькой приморской Ла Скала. «Первое впечатление от оперы было страшным. Я холодела от ужаса, когда кого-нибудь убивали и при этом пели. Я громко кричала и требовала, чтобы меня увезли в оперу, где не поют… А когда убиенные выходили раскланиваться и при этом улыбались, я чувствовала себя обманутой».В 15 лет гимназистка Фанни видит на сцене блистательную Павлу Вульф в спектаклях «Вишневый сад» и «Чайка» (через два года после премьерного провала пьеса была сыграна Станиславским, Мейерхольдом и другими актерами МХТ и имела оглушительный успех — ее начали широко ставить). Участь мадемуазель решена: она будет Актрисой. «Я не выбирала профессию, она во мне таилась».

Окончив гимназию и местную театр-студию, Фаина решает ехать в Москву, поступать в театральную школу там. Мама против, отец в бешенстве: актерство не профессия! Но дочь непреклонна. Ради сцены она готова даже расстаться с семьей… «Господи, мать рыдает, я рыдаю, мучительно больно, страшно, но своего решения я изменить не могла, я и тогда была страшно самолюбива и упряма».

Необъяснимо, но факт: Фаину, актрису по призванию и сути своей, ни одна театральная школа не принимает — «по неспособности». Тут бы и вернуться в семью, к прежней богатой жизни, однако она тратит последние сбережения на частное обучение, а когда деньги кончаются совсем, находит небольшие антрепризы: под Москвой, в Керчи, Феодосии, — невыгодные, «со своим гардеробом». Живет впроголодь, продает личные вещи — даром что дочь богача. Алексей Щеглов в книге о Раневской «Судьба — шлюха» пишет, что таганрогский знакомый, узнав в Москве о ее нужде, сказал: «Дать дочери Фельдмана мало я не могу, а много — у меня уже нет».Но деньги ее не волнуют совершенно. «Я ненавижу деньги до преступности, я их бросаю, как гнилые тряпки. Это правда. Так было всегда». Когда однажды блудной дочери все же приходит перевод из дома, то случается вот какой эпизод: Фанни выходит из банка, держа пачку купюр в руках, как вдруг — порыв ветра, и… все деньги улетают в небо. Будто в спектакле, очень эффектно. Она не бросается в истерике их ловить, а только вздыхает: «Жаль. Но зато как красиво улетают!»
Ее спутник, актер-трагик, в изумлении наблюдая всю сцену, восклицает: «Господи, да вы Раневская! Только она могла так сказать!» Вот почему, выбирая себе позже псевдоним, Фаина недолго думала, и фамилия чеховской героини с ее наивной детской щедростью приклеилась как родная. «Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства», — говорила актриса.

Сама она бедности не стыдится и не боится. Единственное, перед чем трепещет, это искусство и талант. Ее театральной школой становится прежде всего Художественный театр. Огромное потрясение — «Вишневый сад», где Раневскую играет вдова гения, Ольга Книппер-Чехова, тоже гений. «Очнулась, когда капельдинер сказал: «Барышня, пора уходить!». Я ответила: «Куда же я теперь пойду?» Ошеломленная барышня и не предполагала, что с Ольгой Леонардовной они еще подружатся, и та будет «с волнением расспрашивать о Таганроге».

Кстати, о Таганроге. Голодной сумасшедшей весной 1917 года Фанни узнает, что их дом на Николаевской брошен, а вся семья эмигрировала: отплыла в Турцию на своем пароходе «Святой Николай» — том самом, который 15 лет назад вез Льва Толстого из Крыма; эта поездка в деталях описана Куприным в рассказе «О том, как я видел Толстого на пароходе «Св. Николай». Фаина получает другое сильное визуальное впечатление: «Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности», — скажет она про Ленина.Ее саму тем временем забрасывает в Ростов-на-Дону, и в поисках дохода — в цирковую массовку. Неожиданно в Ростове она видит афиши с Павлой Вульф и, «набравшись необъяснимого нахальства», решает ей показаться как актриса. Вульф соглашается и предлагает Фанни сделать роль итальянки в одной из пьес их репертуара. Фаина пугается: где она и где итальянка? Но затем находит в Ростове булочника из Генуи и неделю изучает язык, мимику, жесты, отдав за это всю имевшуюся наличность. Это стоило того. «Мне думается, вы способная, я буду с вами заниматься», — сказала Вульф.

В роли итальянки Фаина и дебютирует в театре. А когда театр уезжает в Крым, едет с ним, и Вульф приглашает разделить с ней жилье; она живет с маленькой дочкой Ириной. Фактически Фаина обретает новую семью — на следующие 40 лет. Павлу Леонтьевну, свою первую учительницу по театральному мастерству, она любовно называет «мамочкой». И именно с Вульф, в Симферопольском городском театре, Фаина становится настоящей актрисой — и Раневской.

Не обходилось и без курьезов. Раневская вспоминала: «Первый сезон в Крыму, я играю прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера».Увы, в Крыму они переживают и самые страшные годы — период «военного коммунизма» с тифом, холерой, голодом и холодом. «Шла в театр, стараясь не наступить на умерших». Однажды Раневскую и других актеров позвали на читку пьесы, посулив в конце чтения чай с пирогом. «Шатаясь от голода, в надежде выпить сладкого чая в гостях, я притащилась слушать пьесу». Пьеса была в пяти актах и казалась бесконечной... Авторша, толстая дама в очках, читая ее, рыдала и пила валерьянку. Именно эту рыдающую авторшу так убийственно точно сыграла потом Раневская в фильме «Драма» — экранизации рассказа Чехова о назойливой сочинительнице, которую хочется прибить насмерть. «Пирог оказался с морковью. Это самая неподходящая начинка для пирога. Было обидно». (Но зато какая роль!)

В 1924-м они возвращаются в Москву, и Фаина вдруг оказывается в миллиметре от своей мечты — попасть в труппу обожаемого ею МХАТа. Протекцию составил актер Качалов, ее кумир, с которым она к тому времени подружилась (ей везло на великих друзей). Щеглов пишет в книге: «Волнуясь, вошла она в кабинет Немировича-Данченко. Пригласив ее сесть, Владимир Иванович начал беседу: он еще не видел Раневскую на сцене, но о ней хорошо говорят. Надо подумать — не войти ли ей в труппу МХАТа. Раневская вскочила, стала кланяться, благодарить и… забыла имя и отчество мэтра: «Я так тронута, дорогой Василий Степанович!» — холодея, произнесла она. «Он как-то странно посмотрел на меня, и я выбежала из кабинета, не простившись». Качалов опять пошел к Немировичу с просьбой принять Раневскую вторично. «Нет, Василий Иванович, — сказал Немирович, — и не просите; она, извините, ненормальная. Я ее боюсь».

Скитания продолжились: Бакинский рабочий театр, Архангельский драматический, Смоленский, Сталинградский. Но вот снова Москва — и судьбоносная встреча с режиссером Таировым и его Камерным театром. Именно Александр Таиров привил ей уверенность в себе. Страх перед сценой, ощущение провала преследуют Фаину очень часто. Но вместо критики она вдруг слышит: «Молодец! Молодец, Раневская! Так! Здорово! Хорошо! Умница!» — это настолько ее окрыляет, что роль проститутки Зинки в «Патетической сонате» становится настоящим прорывом. Зинку Раневской заметили все газеты того времени, и даже «Крокодил» разразился фельетоном, где утверждал, что над кассой театра висел плакат: «Все билеты проданы до конца пятилетки».

Более того, благодаря этому спектаклю состоялся дебют Раневской на киноэкране. «Однажды на улице ко мне подошел приветливый молодой человек и сказал, что видел меня в «Патетической сонате», после чего загорелся желанием снимать меня во что бы то ни стало. Я кинулась ему на шею». Приветливый человек — это молодой Михаил Ромм, пока еще не народный артист и не лауреат пяти Сталинских премий, дебютной эта картина была не только для Раневской, но и для него.

Ромм экранизировал «Пышку» Мопассана, Раневскую видел в роли госпожи Луазо, склочной жены виноторговца. В центре картины — французские буржуа, но смету новичку дают горемычную, а условия близки к полевым: 1933 год, павильон «Мосфильма» только строится, нет ни полов, ни отопления. Снимать можно только ночью, когда замирает стройка.
«Роль была комедийной, но условия работы были драматическими. Мне не хватало ни героизма, ни сил, чтобы создать роль в павильоне, напоминавшем гигантский погреб. У меня зуб на зуб не попадал во время съемки», — вспоминала потом Раневская с присущим ей самобичеванием.После такого опыта Фаина решает больше не сниматься никогда, никогда! Ведь что такое работа в кино? «Представьте, что вы моетесь в бане, а туда пришла экскурсия», — говорила она. Решает твердо, а в 1937-м… бросает ради кино тогдашнюю службу в театре.

Роли в фильмах ей достаются второстепенные, но не заметить эти роли невозможно. Взять хотя бы невозмутимую тапершу из «Александра Пархоменко», которая поет с папиросой в зубах, а также ест и здоровается одновременно. Фильм давно забыт, но эпизод с Раневской, даже не указанной в титрах (!), врезается в память навсегда. Так же, как и обворожительное «я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила» из «Человека в футляре», хотя, по сути, у ее героини в самом рассказе только одно восклицание («а хорошо бы их поженить!»). Эту и большинство других незабываемых фраз она придумывает сама, иногда на ходу, из самых пустяшных ролей делая объемные цепляющие образы.

Поистине всесоюзную славу приносит Раневской в 1939 году комедия «Подкидыш» по сценарию Агнии Барто и Рины Зеленой. Это разгневанная еврейская мама, это нежная душа и гроза подкаблучника: «Муля, не нервируй меня!» Пожалуй, весь юмор картины она вытаскивает на себе. Но ох уж эта «муля». Всю жизнь потом Раневская будет остро страдать от ею же сочиненной реплики.
Она будет слышать ее от мальчишек на улицах, от дам на светских приемах и от военачальников. И даже генсек Леонид Брежнев, вручая ей в 1976 году орден Ленина, вместо «здравствуйте, Фаина Георгиевна» объявит без всякой задней мысли: «А вот идет наша Муля-не-нервируй-меня!»

Однажды, еще в 1940-х, Анна Ахматова, услышав на прогулке за спиной вездесущую «мулю», сказала ей: «Сжала руки под темной вуалью» (стихотворение 1911 года) — это тоже мои «мули». — «Не кощунствуйте!» — закричала Раневская.
С Ахматовой они дружили многие годы, но всегда были на вы (хотя Ахматова старше только на 7 лет), а познакомились, когда совсем юная Фанни приезжала в Петербург из Таганрога признаться в своем восторге от стихов Анны Андреевны: «Вы — мой поэт».Кстати, именно слава «мули» не дает Раневской в 1940-х сняться у Эйзенштейна в «Иване Грозном». Пробы на боярыню Ефросинью, тетку царя, идеальны с точки зрения режиссера, но глава Комитета кинематографии уверен, что в сознании советских кинозрителей актриса прочно ассоциируется с Лялей из «Подкидыша», и это помешает правильно воспринимать драматичный образ.
Эйзенштейн уговаривал и тянул с решением взять другую исполнительницу целый год: «Я не только не вижу лучшей, но и вообще какой-либо иной актрисы, которая так же хорошо могла бы справиться с ролью». Но киночиновник неумолим, найдя, кроме того, в лице Раневской много семитизма… Сыграла царскую тетку Серафима Бирман.

Счастье, что в комедии «Свадьба» по пьесе своего любимого Чехова Раневской появиться довелось. Забавно: в «Золушке» она снималась тремя годами позже, но там выглядит моложавой кокетливой дамой, а в «Свадьбе» смогла превратить себя, 48-летнюю, в сварливую старуху, корпящую над приданым: «Три года перину собирала, пушинка к пушинке».
«Этот образ был мне знаком еще со времен детства, еще с Таганрога». Раневская вжилась в образ феноменально. Никакого грима у нее там нет — только парик из жиденьких волос.Она вспоминала о съемках: «Снимали «Свадьбу» в голодной военной Москве и, конечно, на мое счастье — я страдала бессоницей — снимали только по ночам, потому что днем в студии работали документалисты. Гримировались актеры под зонтиком, с потолка вечно капало. В павильоне у Анненского (режиссера картины. — Авт.) царил бардак или, выражаясь культурно, хаос, где каждый творил то, что взбредало ему в голову».
Не было костюмерной, не хватало автомобилей. Однажды Раневская и Вера Марецкая (игравшая поющую даму-вамп, «махайте на меня, махайте!») в пять утра шагали по улицам в длиннющих платьях из фильма: «Мы выглядели, как две сумасшедшие, сбежавшие из прошлого века».

В другой раз Раневская шла со съемок «Свадьбы» с Осипом Абдуловым, «греком» («в Греции все есть!»): снова не дали машину. Абдулов решил идти прямо в гриме: черный, усатый, в феске. «По дороге он рассказывал мне какую-то историю от лица своего грека на языке, тут же им придуманном, свирепо вращал глазами и отчаянно жестикулировал, невероятно пугая идущих на рынок домашних хозяек». Оборвал представление изумленный милиционер, категорически требуя, чтобы граждане артисты шли домой.

А как сочно Раневская живет в образе Мачехи в «Золушке», какая это потрясающая сволочь со связями! Сложно представить, но поначалу Фаина Георгиевна ролью мучается: «Не за что ухватиться». Зато потом входит во вкус, да так, что Евгений Шварц, сам рекомендовавший ее, начинает возмущаться таким количеством отсебятины. Но несколько гениальных экспромтов, смеясь, оставляет.
«Я буду жаловаться Королю! Я буду жаловаться на Короля!» — это от Раневской. «Крошки мои, за мной!» — тоже. Сцена у зеркала: «Работаю, как лошадь (прикладывает к голове перо), бегаю, хлопочу, выпрашиваю, выспрашиваю, упрашиваю (перо), очаровываю (тощее павлинье перо)» — опять же ее находка.

Помогает она и Янине Жеймо, когда та не может найти логику поступков своей Золушки: почему так безропотно она надевает свою хрустальную туфельку сестре, лишая себя счастья? Шварц на это ответить не мог, а Раневская придумала: ее Мачеха угрожает Золушке, что выживет из дома отца. И все сразу стало на свои места: Золушка приносит свое счастье в жертву. Как пишет киновед Петр Багров, Раневская «довела дефект до эффекта».Да и роль мечтательной экономки Маргариты Львовны в комедии «Весна» тоже дописана ею: по сценарию она чуть ли не молча подает завтрак героине Любови Орловой. А в итоге? «Аринушка, я возьму с собой «Идиота», чтоб не скучать в троллэйбусе!»; «Аринушка, у меня есть к вам один деловой вопрос: вы когда-нибудь сгорали от любви?» И, конечно, эпическое «красота — это страшная сила!».

«Королевой эпизодов» называют Раневскую, большой центральной роли она так и не получила, вздыхая: «Что я сделала в искусстве? Так, пискнула». Или выражалась покрепче: «Всю жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй». И это несмотря на то, что сыграв второй раз у Михаила Ромма — хозяйку пансиона Розу Скороход в фильме «Мечта», картине у нас не очень-то известной, привела в восторг писателя Теодора Драйзера.
В 1940-х советский посол устроил в Белом доме спецпоказ «Мечты». Факт этот случайно вычитал в американской прессе литературовед Ираклий Андроников. Там же, кстати, были приведены слова Рузвельта, президента США: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара, а Раневская — блестящая трагическая актриса».
Елена Драйзер, жена писателя, рассказывала, что у Теодора в то время был период депрессии, но на сеанс они поехали. «В зрительном зале я увидела улыбающегося Чарли Чаплина, Мэри Пикфорд, Михаила Чехова, Рокуэлла Кента, Поля Робсона. Кончилась картина. Я не узнала своего мужа. Он снова стал жизнерадостным, разговорчивым, деятельным. Вечером дома он мне сказал: «Мечта» и знакомство с Розой Скороход для меня величайший праздник».Розу Скороход Раневская, конечно, тоже наполовину сочинила сама: ее отечные ноги (обматывала их бинтами), тяжелую грузную походку (хотя сама тогда была худой и стремительной), весь противоречивый характер: роль отрицательная, а сочувствуешь помимо воли! Возможно, потому, что Станиславский говорил: «Когда играешь злого, —ищи, где он добрый». Возможно, потому, что она сама не признавала слова «играть»: «Играть можно на скачках или в шашки. На сцене жить нужно».
Этот секрет она усвоила еще в юности. Учась мастерству без школ, на практике, однажды спросила партнера по спектаклю, трагика Иллариона Певцова: что делать на сцене, если роль без слов? «А ты крепко люби меня, и все, что со мной происходит, должно тебя волновать», — ответил он. Сюжет был печальный (пьеса Леонида Андреева «Тот, кто получает пощечины»). Когда дали занавес, Фанни продолжала рыдать безутешно. Послали за Певцовым. «Что с тобой?» — «Я так любила, так крепко любила вас весь вечер!» — отвечала она. Актер улыбнулся: «Милые барышни, вспомните меня потом. Она будет настоящей актрисой». Так и произошло…

В 1970-м режиссер Борис Степанцев, делая второй мультфильм про Малыша и Карлсона, решил показать миру рисованную Раневскую. Частенько называя себя «уродом», Раневская, увидев фрекен Бок, возмутилась: «Неужели я такая страшная?!» Однако первый мультфильм ей понравился, и на озвучку она царственно согласилась. На вопрос, когда ждать ее визита, сказала: «Завтра, в два часа дня». Василий Ливанов (тот самый Карлсон) рассказывал, что это «завтра» застало режиссера Степанцева врасплох. Чтобы говорить с легендой на одном языке, он ринулся в библиотеку, набрал книг и всю ночь читал Станиславского и Мейерхольда, а наутро фонтанировал цитатами и теориями работы с актерами.
«Ну, вот что, — произнесла Фаина Георгиевна, когда фонтан несколько иссяк, — мне карманный Немирович-Данченко не нужен! Идите вот туда (указала в сторону звукооператорской рубки) и смотрите на нас из этого аквариума. А мы с Василием Борисовичем (Ливановым) начнем работать».
Все пошло как по маслу. Единственное, Фаина Георгиевна наотрез отказалась произносить финальное: «Милый, милый…» «Я это уже говорила, давно и в другом фильме». Это действительно была отсылка к фильму «Весна», где экономка ласково разговаривает с портретом возлюбленного негодяя. Но скопировать ее интонацию удалось редактору студии Раисе Фричинской, так что фрекен Бок все же говорит эти два слова.Вообще, всю жизнь с чувством играя вздорных, капризных, жадных, в жизни Фаина Георгиевна была феноменально добра. И в реальности она, интеллигент до мозга костей, сама была жертвой своих нахальных домработниц. Как истинная чеховская Раневская, она буквально раздавала деньги. Однажды спасла от голода Марину Цветаеву, отдав ей всю месячную зарплату — 5 тысяч рублей. Хотела в сумке незаметно разделить банковскую пачку денег и подарить половину, но Марина не поняла и взяла все: «Какая вы добрая, Фаина». Самой Фаине после этого не осталось ничего, как заложить в ломбард кольцо.
Снявшись в «Золушке», получила большой гонорар и растерялась. «Так стыдно иметь большую пачку денег. Я пришла в театр и стала останавливать разных актеров. Вам не нужно ли штаны купить? Вот, возьмите денег на штаны. А вам материя не нужна? Возьмите денег! И как-то очень быстро раздала все. Тогда мне стало обидно, потому что мне тоже была нужна материя. И к тому же почему-то вышло так, что я раздала деньги совсем не тем, кому хотела, а самым несимпатичным».

Ужасно страдала от пошлости и мещанства: «Когда умру, на памятнике напишите: «Умерла от отвращения». Все чаще понимала, что играть ей нечего: «Прислали на чтение две пьесы. Одна называлась «Витаминчик», другая — «Куда смотрит милиция?». Потом было объяснение с автором, и, выслушав меня, он грустно сказал: «Я вижу, что юмор вам недоступен».

«Своего» театра Раневская так и не нашла. Проработав в пяти столичных театрах, ни в одном не была востребована, как того заслуживала. Главных ролей на сцене — всего три, две из них, когда ей уже было за 70. Однажды в Москву приехал знаменитый драматург Бертольд Брехт и, восхищенный игрой Раневской, заявил, что она непременно должна сыграть мамашу Кураж — героиню его известнейшей пьесы. Режиссер Завадский пообещал, что так и будет. Пообещал... и забыл.

Так же сложно складывалась и личная жизнь. Вернее сказать, она не сложилась вовсе. У Раневской, несомненно, были романы, а еще больше ей их приписывали: с Василием Меркурьевым — исполнителем роли отца Золушки, с маршалом Федором Толбухиным. Однажды в молодости она, по ее словам, получила такое приглашение: «Артистке в зеленой кофточке», указание места свидания и угроза: «Попробуй только не прийтить». Подпись. Печать».
Сама она признавалась: «Все, кто меня любил, не нравились мне. А кого я любила — не любили меня». Тем не менее говорила: «Если женщина идет с опущенной головой — у нее есть любовник. Если женщина идет с гордо поднятой головой — у нее есть любовник. И вообще, если у женщины есть голова, то у нее есть любовник!»

Однако куда больше она рассуждает об одиночестве, которое было неизбывным. «Я часто думаю о том, что люди, стремящиеся к славе, не понимают, что в славе гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре». «Одиночество как состояние не поддается лечению». Не любит свою славу: «Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость. Когда в кассе говорили: «Она больна», публика отвечала: «А нам какое дело? Мы хотим ее видеть и платим деньги, чтобы ее посмотреть».Большой любовью ее одинокой жизни был пес по кличке Мальчик. Она подобрала его на улице с перебитыми лапами, отвезла в клинику. С тех пор они друг в друге души не чаяли. Мальчик не мог ни минуты оставаться без нее, страшно, тоскливо выл. Приходилось брать его с собой в театр и вообще повсюду. Пес был старый, с седым хвостом. «Мой Мальчик стареет с хвоста», — говорила она.

Жалость к всему живому была у нее в крови; она говорила, что, видимо, в прошлой жизни была собакой (любила их «любовью к ближнему»), и что собаки гораздо добрее и благороднее человека. Вспоминала пса из своего таганрогского детства: «Я вижу двор, узкий и длинный, мощенный булыжником. Во дворе сидит на цепи лохматая собака с густой шерстью, в которой застрял мусор и даже гвозди, — по прозвищу Букет. Букет всегда плачет и гремит цепью. Я люблю его. Я обнимаю его за голову, вижу его добрые, умные глаза, прижимаюсь лицом к морде, шепчу слова любви. От Букета плохо пахнет, но мне это не мешает».
Один угол в квартире Раневской был завешан портретами собак. Обожавшая ее Марина Неелова попросила, чтобы ее, Маринино, фото, подаренное Раневской, нашло себе место именно там — среди собак.Одной из ее страстей было курение. Курила полвека. Однажды, в эвакуации, заснула с папиросой, чуть не спалив дом. Говорят, что на вопрос журналистки, сколько же сигарет она выкуривает за день, Раневская, к ужасу спросившей, ответила: «Деточка, не знаю сколько штук, но когда я чищу зубы, я сигарету с одной стороны перекладываю на другую». В 65 лет курить бросила.

Любила вкусно поесть и однажды изрекла: «На голодный желудок русский человек ничего делать не хочет. А на сытый — не может». Но стала вегетарианкой. «Не могу есть мясо: оно ходило, любило, смотрело. Может быть, я психопатка?» А в последние годы стала вообще мало есть и почти всю еду покупала для того, чтобы угощать тех, кто пришел.

Рисовала — маслом и акварелью, называя свои картины «натур и морды». Щеглов вспоминал: «Смотреть, как Фаина Георгиевна пишет акварелью, было так же интересно, как наблюдать за возникновением под ее пером «рож» — бесконечной вереницы стариков в очках и без очков, плотно «утрамбованных» на листе тетради, календаря, на обложке журнала или даже почетной грамоты. Все они рисовались анфас: грустные, косоватые, несимметричные, но знакомые и добрые — даже те, кого Фаина Георгиевна хотела наделить устрашающими чертами».

Жила Раневская аскетично: спала на узкой тахте, драгоценностей не хранила. Главными ее сокровищами были книги и пластинки, она собирала их постоянно, постоянно же и раздаривая. Вечная прикроватная книжка — томик Пушкина. «Я сплю с Пушкиным», —говорила. Она могла рассуждать и думать о нем бесконечно, как живую ненавидела Гончарову и однажды рассказала, что ей приснилось, как Пушкин с тростью идет по Тверскому бульвару, она бежит к нему, кричит… Он останавливается и говорит: «Оставь меня в покое, старая дура! Как ты надоела мне со своей любовью».

Но живи Пушкин в ХХ веке, они бы обязательно подружились. Она дружила, кажется, со всеми выдающимися людьми своего времени: «Я знала блистательных». В число ее друзей входили Ахматова и Цветаева, Твардовский и Маршак, Рихтер и Шостакович, Пельтцер и Юрский, Камбурова, Ромм, Эфрос, Плятт, Орлова, Уланова… «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Но прожила она жизнь долгую, самых близких друзей уже не было на этом свете, и она по ним страшно скучала.Певица и актриса Елена Камбурова вспоминала: «Одинокий человек, каким была Фаина Георгиевна, острее всего чувствует свое одиночество именно в праздники, поэтому три раза я приезжала к ней на Новый год. Особенно запомнила я ее последний Новый год. Фаина Георгиевна попросила, чтобы я почитала ей Пушкина. И за несколько минут до наступления очередного, 1984-го, она заснула. Я сидела рядом и представляла Новый год ее детства, в Таганроге: какая была елка в ее большом доме, и как все веселились и надеялись на чудо…»

Партнер проекта «Гражданин Таганрога» — банк «Центр-инвест». Один из лидеров отрасли на Юге России, «Центр-инвест» с 1992 года развивает экономику региона, поддерживает малый бизнес и реализует социально-образовательные программы. В 2014 году при поддержке банка создан первый в России Центр финансовой грамотности. Сейчас их пять: в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Таганроге, Волгодонске и Волгограде. Уже более 600 тысяч человек получили бесплатные финансовые консультации. В их числе школьники, студенты, предприниматели, пенсионеры.
В 2021-2022 годах «Нация» и «Центр-инвест» создали проект «Гражданин Ростова-на-Дону».