Этой осенью Игорь Скикевич проводил испытания первой в мире самоходной подводной коляски для инвалидов, которую изобрел сам. А до этого он проехал всю страну автостопом, прыгал с парашютом, летал на мотопараплане, поднимался на горные вершины. Трудно представить, но все это делает человек, которому 13 лет назад сказали, что, если даже выживет, то будет вечно прикован к кровати.
— Инвалиды с травмой позвоночника часто думают о смерти. Бывает, такие качки лежат в депрессии и апатии. Да у тебя семья, ребенок, ты им нужен! А он в потолок смотрит и хочет умереть. Говорить всякие важные слова бесполезно. Я им просто рассказываю свою историю.
Времени на это уходит немало, но я вспоминаю, как сам лежал, и не было ни зацепочки. Врачи меня списали, друзья отказались, жена поездила по больницам со мной и ушла. Кому нужен «овощ»? Да, жить не хотелось. Такое отчаяние! И вот тут наступил момент истины. Я дал себе клятву, что все равно встану. Терять мне было нечего.
Полет на мотопараплане, по словам Игоря Скикевича, «сносит крышу». Это опасный вид спорта, парашютов там нет. Интересно, что от стресса оживают некоторые нервные окончания.
Смерть
— Дикость, конечно, но все началось с банального ОРЗ. 2007 год, я тогда жил на Дальнем Востоке, в Уссурийске. Продуло мышцу под лопаткой. Участкового невролога не было, и я пошел в частную клинику. Врач сделала мне блокаду и прописала обезболивающие. Я пил препараты пачками, но становилось все хуже: пошли прострелы в шею. Она давай мне уколы, и все равно боли адские, не мог спать даже. Так продолжалось месяц. Держался я только потому, что был прокачан в туризме на выживаемость в тайге, у организма были свои резервы. Говорю ей: «Не могу уже, меняйте лечение». Она вздохнула: «Это у вас обратный эффект, пройдет». И отправила меня на массаж в частный салон. Этот вот массаж меня и доконал.
Иду домой, а ноги то горячие, то холодные. И ровно в полночь будто каменной плитой ударило. Я упал. Боль до горла. Задыхаюсь. Не знаю почему, но сразу вспомнил Маресьева и пополз. Головой в дверь комнаты жены стукнулся, она кино смотрела. «Что с тобой?!» — «Меня парализовало, Наташа».
Это был разрыв и инсульт спинного мозга. Жена — в скорую, но ноябрьские праздники, машин не хватает. Позвонила моему неврологу. А та: «Вас много, а я одна», — и номера наши заблокировала. Увезли меня только в 9 утра.
Нейрохирург потом рассказал, что происходило со мной. Как у многих мужиков, таскающих тяжести, у меня была грыжа позвоночника. Для инфекции — уязвимое место. Но инфекцию не лечили, и начался остеомиелит. За месяц косточка позвонка сгнила, массажем ее разбили, и инфекция пошла в кровь. «Если бы она взяла анализы, — объяснил врач, — отправила на МРТ, диагноз верный поставила, мы бы вырезали эту косточку, вживили имплант, и через полгода ты б уже скакал, как сайгак».
Еще одно испытание, которое придумал для себя наш герой, — «самостоятельный вертикальный подъем в инвалидной коляске». На фото: восхождение на вершину высотой 86 метров на острове Шкота в Японском море.
Когда я умер (Скикевич так и говорит «умер». — «Нация), меня в больнице просто кинули на кушетку в коридоре. Два дня я там лежал под капельницей, синий, бездвижный. По сути, это была медленная смерть. Жена добилась, чтобы меня положили в реанимацию. Но там было не лучше. Я уже еле дышал, пошел отек легких.
Хуже всего — это пролежни! Они появились за первые четыре дня в больнице. А залечивал я их 13 лет. Если бы вы видели, что они со мной сделали за эти четыре дня, вы были бы в шоке. Живьем гнил. Фашисты такого не делают.И повально пролежни у больных в реанимации, повально! Люди умирают, потому что
организм борется не с болезнью, а с пролежнями. Это самые сложные раны. А не
допустить их элементарно — спецматрас, переворачивания и протирания. Всего-то!
Воскрешение
Спас меня медбрат. Зашел ночью в реанимацию: я есть, а распоряжения о моем лечении нет. Посмотрел, говорит: «У нас тут дедушка умер, осталась ампула, она снимет отек легких. Но нужно еще четыре. Тогда продержишься пару суток. Скажи родным, чтобы достали». И уколол меня. Утром мои привезли ампулы.А потом сестра прилетела, она у меня боевая. Скандал устроила, добилась, чтобы меня перевезли в нейрохирургию Владивостока. И вот тут повезло: я попал к молодому хирургу, который любил свою профессию. Он сразу взялся меня спасать, а я уже просто разваливаюсь по частям: зубы, волосы выпадают, печень отказывает, почки. Взяли анализы — он в шоке: «Чем его пичкали? Тут такой винегрет!» Сделал запрос в уссурийскую больницу. Ему в ответ: «Такого пациента у нас не было».
Шесть раз он делал МРТ. А картинки четкой нет. Говорит: «Последний шанс у нас найти очаг болезни. Но будет дико больно». Взял длинную иглу, мы похожими в археологии находки под землей прощупывали, и давай меня этим шилом по всему шейному отделу позвоночника тыкать. Проткнет — и снимок делает. Проткнет – еще снимок. А там, значит, где позвонок мертвый, будет нечувствительное место. Да только боли адские, сил нет! И, наконец, на 28-й раз: «Ура, нашел! Завтра на операцию».
Родные приехали, он им сказал: «Подписывайте и прощайтесь, потому что шанс один на миллион».
А после операции я узнал, что спасти-то меня спасли, но до конца жизни я буду лежать неподвижно. Правда нейрохирург оставил мне тонкую ниточку нерва — микрошанс, чтобы что-то могло зашевелиться хотя бы в одной руке. Сам он в это не верил.
Полеты на реактивном самолете — одна из систем реабилитации Скикевича, и вполне продуктивная: через месяц после начала полетов он уже смог на земле сделать не три шага подряд, а пять.
Попробовал ползать. Внушал себе, что я боец Красной армии и мне до зарезу нужно погасить огневую точку. Представлял, что ползу с гранатами. И через 10 дней мозг подал импульс! Вопреки всему! Несмотря на то, что у меня нет шестого шейного позвонка. Такой вот парадокс.
…Понимаете, я живу в боли постоянно. Сейчас с вами разговариваю, а нога отнимается, все горит, но боль притуплена, я занят разговором! Вот и тогда, после операции, я начал стихи писать, чтобы отвлечься. Я во снах видел, как пишу, рисую. Просыпаюсь, а у меня пальцы дергаются.
Мама мне сначала массажистов нанимала: иглы, валики. Бесполезно. По методу Дикуля долго занимался — только связки порвал себе, негодный метод. И я понял, что внешнее воздействие на мышцы здесь не поможет. Все у нас в голове. Я с детства читал книжки про силу воли, выживание. Вот тот же Маресьев, как он выжил? 18 дней в тайге без еды? Именно подсознание дает толчок и берет из организма резервы, о которых мы просто не подозреваем. Я начал прокачиваться, как ящерица, которая сама себе хвост отращивает.
Чтобы усилить эффект мышечной памяти, взялся рисовать карандашами. Потом купил аэрограф. Ух, пальцы болели поначалу, там же надо жать на гашетку. Сначала просто калякал, а через полгода пошло. Заработали пальцы. Я рисовал глаза: зрачок, веко, ресницы. Сложнее всего было с симметрией — два глаза. Но через три года я уже заказы начал получать. В человеке столько всего заложено! Целая вселенная! Если захотеть, можно слепить из себя все, что пожелаешь.
Таганрогские школьники попросили Игоря нарисовать портрет их учительницы.
Во Владивостоке очень мощный остеопат сказала мне: «Игорь, пиши методику. Нам, врачам, необходимо знать, как ты используешь силу мозга». Буду писать. Доказывать ничего не буду, просто покажу, как это работает. Врачам пациент не всегда верит, а мне поверят, я такой же, как они.
День Победы
Обожаю путешествия. В тайгу стал бегать с пяти лет. После армии учил школьников в экспедициях, как в тайге ориентироваться, выживать.…И вот как-то прочел, что в 90-х один американец в инвалидной коляске проехал весь мир автостопом. Конечно, на Западе полегче: отношение к инвалидам совсем другое, это личность. У нас инвалид — это второй сорт человека. Но зарядился я им, думаю: хорошо хотя бы от Таганрога до Волгограда проехать. Я тогда из Владивостока в Таганрог перебрался, прожил там 6 лет. Это моя третья родина, я там восстанавливаться по-настоящему начал. (В 2019 году Скикевич переехал в Москву. — «Нация».)
А тут близится 70-летие Победы, 2015 год. Как-то за год до этого в новостях увидел: олимпийский огонь пронесли от Севастополя до Сахалина. Мне стало интересно, а что ко Дню Победы? Узнаю из интернета, что планируется автопробег на «уазиках» от Бреста до Севастополя, но он минует многие города-герои и воинской славы. Меня стало закусывать. Чем флаг Победы хуже олимпийского огня? И вдруг осенило. Экспедиция! От Севастополя до Курил. Вот она, моя мечта, под носом. И я решил: пойду в коляске. Один! Наши шли — и дошли до Рейхстага, победили. И я должен.
Позвонил другу-краеведу: «Саш, нарисуй маршрут». Он сделал карту: от Черного моря до Японского. Там и Курская дуга, и Великие Луки, где похоронен Матросов, и брянские леса партизанские, Новгород, Орел, Казань, Самара, Чита, — в общем, 70 точек.
Пресса писала, что я иду по стране, и в Севастополе бабушка-ветеран увидела меня, дает монетку в 10 рублей: «Сынок, пускай она тебе будет на удачу. Спасибо, что нас не забываете» (говорит, с трудом сдерживая слезы). Так сердце защемило! Говорю: «Бабуль, я дойду. До края света пронесу флаг, до Тихого океана, обещаю!» Она: «Мы верим в тебя, сынок, ты дойдешь». Человеку нужна поддержка. Даже одно доброе слово имеет огромную силу.
Свое путешествие автостопом (168 дней) Скикевич закончил на мысе Край Света (остров Шикотан, Сахалинская область).
Я двигался так: люди довозили до конца города, и там я стоял у последней заправки. В руках табличка, на которой маркером писал следующий город. И вот картина Репина: стою на обочине с табличкой, с флагом Победы, а День Победы кончился, конец мая, никто не тормозит. Кто его знает, кто я? Может, подстава, может, псих.
За все эти 168 дней меня дальнобойщики только три раза подобрали. За Омском я сутки простоял на стоянке, их по рации даже призывали: «Ну заберите мужика с трассы кто-нибудь!» Не, никого.
Из-за истощения в больницу восемь раз с маршрута забирали: я же на трассе днем не ел, куда я после этого в туалет пойду? Питался порошками спортивными, чаек, пирожки. Но на койках я недолго был: три дня — и снова вперед.
Иногда, конечно, нервы сдавали: чужие города, чужие люди, деньги на исходе, казалось, уже не выдержу, но, если начал дело, считаю, доведи до конца, через силу. Что интересно, на окраинах меня, в основном, подбирали девушки. Ничего не боятся. Сумки мои в багажник, коляску сами сложат. Еще и накормят. И сами такие веселые! Бывало, что таксисты давали денег. Отвезет бесплатно, еще и тыщу сунет. На правое дело.
Россия все же держится на добрых людях.
В Волгограде показывали в новостях обо мне. Повезли на экскурсию. Стоим у Родины-матери, и вдруг подбегает армянская женщина в слезах: «Игорь, вы моего сына спасли! Он инвалид, лежачий. Признался, что хотел покончить с собой, но увидел вас, и это так на него повлияло! Говорит: «Мама, я хотел, но теперь я не хочу». Стало быть, поверил в себя.
Были и те, кто считал, что все это понты, показуха, пиар. «А-а, ты сложностей захотел, ну и давай, получи, стой тут». В соцсетях такие дебаты были! «Да не дойдет он! На Москве сдуется». Пари заключали, деньги на меня ставили.
Яхтинг-тренировки Скикевича в Обском море в Новосибирске перед первым этапом кругосветной морской экспедиции на надувном парусном катамаране (Томское отделение Русского географического общества).
Море, горы
Изобретать я начал еще мальчишкой. Дважды выиграл премию журнала «Юный техник». Мама нам с сестрой все детство выписывала такие журналы. Идея подводной коляски родилась у меня минут за пятнадцать.Вообще-то я очень боялся воды: тонул дважды. Уже после армии, еле откачали. Но когда был на Японском море, решил почтить память моряков-подводников. Дайвер меня опускает, а я легкий — меня с аквалангом переворачивает запросто. Да еще и гидрофобия эта. Говорю: «Давай меня привяжем к коляске». Привязали. Опустили на 4 метра. И сразу такая уверенность пришла. Донная волна меня несет, а у меня азарт — ух ты, я плыву в коляске!
Поднялись, пьем кофе, я спрашиваю: «А подводные моторы для дайверов бывают?» — «Конечно». Я и придумал сразу: два двигателя, крылья, как у самолета. Вопрос был только, как сделать, чтобы они двигались. Но придумал. Собрал с другом пробную модель. И она на первом же испытании в бассейне поплыла. Потом на море в Анапе. Запатентовал ее, назвал «Барракуда», это первая в мире самоходная подводная коляска для инвалидов.
Саму коляску можно купить за 10-15 000 рублей, каждый двигатель около 50 000. Плюс крылья. В целом 130-140 000 рублей. Массовое производство? Да, мне часто говорят: давай на поток ставить, но понимаете, люди смотрят на нее по-разному. Многие инструкторы парадайвинга писали мне непорядочные отзывы, они видят в «Барракуде» только опасность. Мол, она не имеет отношения к адаптации. Такое ощущение, что я у них забираю клиентов, они ведь одного-двух инвалидов обучают бесплатно, остальных — за деньги. Но есть и те, кто поддерживает меня.
«Барракуда», самоходная подводная коляска Скикевича, может двигаться со скоростью 4,5 км/ч, выполнять «петлю Нестерова» и другие фигуры высшего пилотажа. Дает возможность стать дайвером даже при полном параличе ног. Сейчас погрузиться на ней можно на 20 метров (в планах — глубина до 40 м). В сентябре этого года Игорь Скикевич и Павел Гуревич открыли в Утрише под эгидой ЭЦ «Арктика» 1-ю Международную школу спортивного парадайвинга с использованием таких колясок.
Ты себя чувствуешь не инвалидом, а летчиком: садишься — и паришь!
Кстати, после первого же испытания коляски у меня пальцы ног стали работать. Я ступни почувствовал, наконец! И могу уже подавать сигналы ногам. Я был так счастлив, ошеломлен просто!
Коляска у меня самая обычная. Механическая. Руками двигается. Я и сейчас на ней сижу. На ней и путешествую по всей стране. И придумываю все под нее, потому что без коляски я как беспомощный ребенок.
Я и первым параальпинистом на коляске стал (Скикевич — первый в стране инвалид- колясочник, награжденный знаком «Альпинист России». — «Нация»).
В Красноярске во время автостопа волонтеры меня затащили на вершину, легендарные Столбы. Я говорю: «Красота! А можно сюда в коляске попасть?» — «Нет, мы инвалидов сами потихоньку на веревках затаскиваем».
Я стал изучать снаряжение. И потихоньку вместе с альпинистами и спелеологами Владивостока придумал, как закрепить себя в коляске, чтобы не соскальзывать вбок при подъеме, как затащить себя наверх. Я человек не сказать чтобы очень сильный. Но жилистый.
В позапрошлом году у меня было две самостоятельных вертикали по 20 метров. А в прошлом — на 86 метров поднялся! Теперь хочу осилить 200 метров.
Когда взбирался по скале в первый раз — делал это ради Ксюшки. Это маленькая девочка, с тяжелейшей формой онкологии, в коляске, но она радуется каждому дню. Она с мамой приехала меня поддержать, кричала: «Дядя Игорь, давай-давай!» Разве я мог отступить? Саркома, говорят, неизлечима, но девочка, ей 5 лет, она поет песенки, она держится! Верит, что будет жить. Хочет стать актрисой. И болезнь даже остановилась, но из-за короновируса был откат: она переболела ковидом. И все же выжила!
Я ищу для нее врачей и деньги: основал благотворительный фонд, сейчас будет уже второй сбор пожертвований. Надо бороться до последнего, возможно, чудо случится. Надо верить!
Многие мне пишут: «Чего ты все якаешь?» Ребята, вы пройдите мой путь — и тогда давайте с дивана свои советы. А я буду говорить, что я это сделал и что еще смогу.
Я хочу как можно больше людей вернуть к полноценной жизни. Буду им примером, зацепкой.
Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.
