«Женщины едят первыми. Это строгое правило в нашей очереди»

Жоржина Дейр-Атани родом из Сирии, но уже 18 лет живет в Москве. Последние 3 года свое свободное время и свои деньги она тратит на помощь тем, кто оказался на дне. Началось все с бесплатных обедов в палатке на Площади трех вокзалов.

— Возможно, из регионов Москва и видится богатым городом, но здесь много бедных. И это не только бомжи, а именно горожане. Среди тех, кто приходит к нам за бесплатной едой, немало обычных пенсионеров из центра Москвы. Часто придет бабушка и возьмет всем своим подружкам во дворе. Может, и экономят. Знаете, есть такая арабская пословица «кто не наелся дома, будет голодным всегда». В советское время, по рассказам мамы, было довольно голодно, и этот страх голода неистребим.У меня мама русская, коренная москвичка, папа сириец. Я полукровка. И всегда жила на две столицы: Москва — Дамаск, Дамаск — Москва. Первый раз приехала сюда, когда мне было 2 года, а в 15 лет, в 2002-м, окончательно перебралась и решила пойти по стопам родителей —закончить медицинский институт. Мама была медиком, папа — главный уролог Сирии. Я училась на стоматолога, но врачом работать не стала потому, что… ну, это такая глупая история… я влюбилась. Поэтому уехала на аспирантуру в Сирию, а так как здесь изучала все на русском, там надо было подготовиться на арабском. Но началась война, и, как говорится, понеслось в колхозе утро. Я вернулась в Москву, потеряв два года. Надо было на что-то жить, и я стала преподавателем арабского языка, пошла работать в посольство. На курсах арабского я и познакомилась с Аленой Поповой (правозащитница, сооснователь организации «Ты не одна»), которая позвала меня волонтером на бесплатную раздачу еды.

Есть такая закономерность: чем беднее человек, тем больше он готов помогать. Когда я начала заниматься благотворительностью, у меня с деньгами было очень плохо. Но я свято верю, что пока не начнешь отдавать, не будешь и получать.Поначалу было все очень дико. Во-первых, надо научиться отключать нос: ароматы в наших очередях бывают самые разные. Спасибо медицинскому образованию: меня не тошнило. Но было ощущение, что ты сам становишься грязный. Мне говорили: «Надень перчатки, надень маску», но нет, я не могу работать в маске. А потом уже ко всему привыкаешь. Сложнее всего было привыкнуть к тому, что люди в Москве не улыбаются, в Сирии все иначе. Вот почему?! Даже в других российских городах люди дружелюбнее. Улыбок на улицах мне очень поначалу не хватало. Но и к этому привыкла.

Половина тех, кто шел к нам за бесплатной едой — люди, которые приехали в Москву на заработки и кого кинули. Они остались без денег, без документов. Есть случайные: они едят у нас, пока не накопят денег, чтобы вернуться домой. И есть постоянные — которые живут на вокзале и уже знают, когда и где будут кормить. Алкаши тоже есть.

Почему бездомные идут на вокзалы? Это теплое место, можно подкупить кого-то, и пустят переночевать зимой, а зима в России — по полгода. Плюс на вокзале есть туалеты, можно умыться. И еще можно доехать куда-то зайцем, поменять локацию.

Пронзительных историй, их миллион. Ходил к нам один человек молодой, Рома, ему 30 лет. Бездомный. Год я с ним возилась. Помогла восстановить документы, нашла работу. Ну молодой же, адекватный! Помыли мы его, одежду хорошую дали, рюкзак, заработок. А потом Роме в какой-то момент все надоело, и он сказал: не хочу ничего. И исчез. Дальше выяснилось, что у него семья есть: жена, ребенок. А он бомж.С бездомными надо общаться как психолог. Ведь все они, надо не забывать об этом, имеют проблемы с психикой. Просто так пойти жить на улицу это не для нормального человека. Человек по природе эгоист и хочет себе комфорта. Бомжи — это всегда какая-то травма, потеря, что-то серьезное. И психика у них подвижная: сегодня говорит, что он пилот ВВС, а завтра — уже белогвардейский генерал. И что интересно: он помнит, как меня зовут, осознает, что это я, Жоржина, но представится генералом. Выдумывание биографии нужно им, чтобы придать себе важности. Когда ты никто и ничто, хочется быть хоть кем-то. И никогда не узнаешь, где правда, а где вранье.

К нам ходил врач — хирург-невролог. Был еще человек по кличке Эйнштейн — похож на Эйнштейна, а в прошлом вроде бы священник. Женщина пожилая ходила, очень интеллигентная в общении, и всегда очень голодная, она сказала, что профессор, работала в МГУ. Одета хорошо («хорошо одета» — это, чтобы вы понимали, просто чистая одежда, без дырок). Кашляла все время, живет где-то в подвале. Но образование ощущалось, очень может быть, что она и правда профессор.

Здоровый цинизм появился у меня через год. Поначалу я всем верила и прошла за этот год все ступени ада. Сначала я такая была — сюси-пуси. Потом поняла: нефиг. Я когда только начала, покупала ту еду, на которую у меня хватало денег, чаще всего картошку, которую я запекала в фольге. Вы вот представляете, что такое запечь 10 кг картофеля? Это, знаете, убиться веником. Ее же надо купить, донести до дома, каждую завернуть в фольгу и сунуть в духовку. Куча времени у меня на это уходило. Приношу. А тут: «Надоела ты со своей картошкой!»

Сначала у меня наворачивались слезы. Один мою картошку бросил на землю, очень обидно было. Я вышла и швырнула эту картошку в него. Сказала: «Еще раз увижу, порву». Теперь если претензии ко мне, говорю: «Не нравится? Вали отсюда». Пришлось таким словам научиться.

Нельзя проявлять слабость, надо быть человеком с характером. Наша группа (проект «Вместе против бедности»), наш «дурдом на выезде», как я его называю, менялся много раз. Было такое, что я и одна ходила. К нам приходят волонтеры, но, если я вижу, что человек мягкий и трогательный, его легко развести, сразу говорю: «Ты не выживешь». — «Да нет, нормально». Ну, ок. И чаще всего это заканчивалось слезами. Всё. Больше человек не приходил. Ну, это тяжелая работа. Мальчики не могут. Мужчины вообще сложнее отдают. Особенно славяне. А вот кавказцы — проще, там же ислам, а хороший мусульманин должен делиться.Для себя я решила, что я не психолог, я не лечу, я делаю другое — кормлю. И пусть они представляют себя хоть фиалкой, хоть бабочкой, они просто люди, и я просто даю им еду. Потому что, если принимать все близко к сердцу, можно с ума сойти. Но когда они говорят «спасибо», то это такое «спасибо», которое, поверьте, я нигде больше не слышу.

С картошки я начинала, потому что это и бюджетно, и калорийно. Потом были супчики, лапша, каши, кексы, фрукты. Появились знакомые рестораторы, сами покупали продукты, сами готовили, наша задача была только забрать и раздать. И там были такие блюда, смотришь — сама хочу! Но не могу. Просто не лезет. Всегда мысль, что отнимаю у кого-то.

Бывало, конечно, что еды на всех не хватало. Но вообще они уже знали, когда я приезжаю, и ждали. Пришел на час позже, ну, извини, еда кончилась, в следующий раз не опаздывай. Женщин в очереди у нас пропускают вперед. Но мне за это пришлось повоевать. Правда, привыкли быстро, женщины едят первыми, это правило.

До чемпионата мира по футболу на наших трех вокзалах обитало 100-120 человек. А перед мундиалем всех перевезли в другое место, куда только на оленях добираться: реально далеко и неудобно. Я осталась кормить людей на площади, приходило 50-60 человек. А во время изоляции разогнали вообще всех. Спасибо одному частному фонду, который проплатил до августа социальную гостиницу, туда поселили тех, кто сдал анализ, взял справку и пришел в чистом виде. Что будет осенью, пока неизвестно.Последнее время я стала заниматься сбором одежды. С одеждой у бездомных очень большая проблема: много ситуаций, когда их с места ночевки выгоняют так быстро, что они не успевают свои мешки забрать. Я стала клянчить вещи, в основном у друзей. У меня это очень хорошо получается — клянчить для других. Я всех друзей уже раздела, внаглую все отнимаю. В какой-то момент меня стали бояться приглашать в гости, я заходила и говорила: «Так, у тебя эти туфли уже старые, ты мне их отдаешь (смеется)». Было такое. Я много вещей так собрала. Мои друзья — люди довольно обеспеченные, одеваются хорошо, так что «мои бомжи», как я недавно говорила подруге, ходят по Ярославскому вокзалу в Chanel и Hugo Boss.
Я еще и телефоны умудрялась у друзей забирать. Не кнопочные, нормальные смартфоны. Так что у некоторых бездомных теперь есть свои странички в соцсетях.

Я могу увидеть «нашего клиента» даже в толпе. Даже если он нормально одет. Это всегда пустой взгляд. Глаза могут бегать, а взгляд пустой. Нет цели, полное равнодушие. Ему по барабану, где он сегодня и как, и о завтрашнем дне он не думает.
Самое страшное в нищете — не найти того, кто подаст кусок хлеба. А у нас люди в Москве очень хладнокровно относятся к голодающим.

Видела ли я, чтобы какая-то история счастливо кончилась? К сожалению, нет. Большая надежда была на Рому, недавно звонила, снова нашла ему работу, но Рома отнесся равнодушно. Ждать хэппи-энда бесполезно. Не дождешься. Это не Голливуд. Это скорее Болливуд, с изнаночной стороны.

Мне друзья говорили: «Это пройдет. Побесись, поиграйся и успокоишься». Но меня не отпускает. Когда я слышу «надо помочь», что-то внутри меня говорит: «Ты можешь, сделай». И начинает эта шайтан-машина работать. Сейчас я собираю одежду для фонда «В защиту детства», который помогает малоимущим не только в Москве, они развозят тонны вещей по регионам, там очень хороший директор, видна в нем доброта. Завтра после работы поеду по четырем адресам забирать вещи.

Москву и люблю, и ненавижу. Здесь понты дороже денег. Это правит Москвой. Здесь трудно жить, нельзя останавливаться, нужно все время бежать. Москвичи медленно не ходят. Мы не умеем гулять! Но я поняла, что это мой город и то место, где я могу развиваться и идти дальше. Мне Бог помог — он дал мне здесь очень хороших друзей и знакомых, которые принимают меня со всеми плюсами и минусами.В Сирии я последний раз была в 2018-м, по делам. Все папины братья и сестры остались там. Я поняла, что больше туда не хочу, я все-таки больше русская по натуре, чем арабка. Я отдалилась от семьи — мой переезд в Москву был переломным моментом, я сказала, что не могу жить в этом менталитете.

Все друзья говорят, что я очень сильно изменилась за эти три года, и я сама это вижу. До этого я была фифа, девочка на шпильках, а сейчас я твердый и практичный человек: кеды, майка.
Бойфренда у меня нет, но мои друзья-мужчины поддерживают меня в моих делах. Знают, что это личное.

У каждого свои причины заниматься благотворительностью. Для одного это плюсик к карьере, для другого — плюсик к карме, третий хочет, чтобы про него написали. Лично у меня есть потребность отдавать. Когда-то у меня была дыра в душе. И я смогла ее заполнить именно этим. Меня от этого прет, если сказать по-русски. Чувствую удовлетворение, что помогла кому-то. Я собираюсь даже учиться по этой теме. Не то чтобы я стану дипломированной матерью Терезой, но я себя в этом нашла. Я хочу помогать малоимущим, не могу смотреть на них равнодушно. Зайдите в магазин, обратите внимание, как покупают бабушки и дедушки. Слезы, да? Они смотрят не на срок годности, а только на ценник. Так быть не должно.

Это проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.