«Мужчина-учитель лучше. Меньше орет»

В декабре 2022-го «Нации» исполняется 10 лет. Давайте вспомним, что интересного было у нас за это время. (Впервые текст был опубликован в декабре 2016 года.)

26-летний преподаватель русского языка и литературы Александр Шагалов стал учителем года-2016 в рамках всероссийского конкурса. Все мы видели его торжественно взволнованного в телерепортажах из Кремля, на встрече с Владимиром Путиным. Но в Кремле с Путиным все такие. А каков Шагалов в обычной жизни, на обычном своем уроке? В общем, мы напросились в гости к Александру Михайловичу.

Знакомство

Трехэтажная школа № 7 гудит и орет, как всякая школа на перемене, не лучшая и не худшая в стране.
Александр Шагалов похож на молодых Дидье Маруани и Сергея Юрского сразу, только более худой. Прекрасно сидящий костюм, белая рубашка и галстук: невольно вползает мысль, что мужчину в школе я лично видела только в костюме физкультурном.
Так получилось, что в финал всероссийского конкурса учителей впервые вышли одни мужчины. Уже позже, во время прогулки по центру Армавира, спрашиваю его об этом: «Почему, как думаете?» — «Всегда задают мне этот вопрос, и я не знаю, что ответить. Может, у мужчины больше времени для профессионального роста? На женщине еще ведь лежит семья. Но, я считаю, должен быть баланс: учителя — и мужчины, и женщины. Как мама и папа в семье».
Его ученик Даниил, к которому я пристала после урока, ответил короче: «Мужчина-учитель лучше. Меньше орет».

***

Конкурсный урок Шагалова можно найти в сети, и он хорош, но мы напросились на самый обычный, рядовой. Поднимаемся в класс, глядя по сторонам: ведь вот именно здесь 4 года рос, рос и, наконец, вырос лучший учитель страны.
— Здесь крыло филологов, недавно была всероссийская олимпиада: конкурсы чтецов, инсценирование, литературный клуб. А здесь крыло математиков. Дальше библиотека замечательная. А вот наша газета (Шагалов — главный редактор школьного СМИ «Великолепная семерка»). Видите, буква Ё плачет, а почему? Сейчас ущемляются ее права. Много творчества детского: стихи, рассказы. В редколлегии ребята с 5-го по 11-й класс.

— Заставляете их?
— Что вы! Они сами. С большим интересом. Вот сегодня девочка принесла стихи «в духе Лермонтова и Гете». Я думаю: ничего себе — Гете!

— Вас, наверное, СМИ замучили уже.
— Не замучили. Я бы рад посещать все предлагаемые интервью, но не хочется нарушать учебный процесс. 

Столовая

Одиозный депутат Виталий Милонов продвигает идею тотального контроля в соцсетях за учителями, а лучше бы и запрета, но Шагалов пользуется вотсапом, логично рассуждая: «Раз уж интернет все равно в детской жизни есть, надо привлечь его на свою сторону. Да, существуют опасные группы, это было, есть и будет. Их надо закрывать. Но зато в интернете можно провести соцопрос, выслать учебные материалы — целые отсканированные книги! Я  могу, кроме домашнего задания, выложить видеоинтервью с писателем и попросить ответить на вопросы, с ним связанные. Группу в сетях создал я, просматриваю, а ведут ее дети».

Олбанский детям опасен. Это взрослый может посмеяться над «аффтар жжот». Ребенок видит с ошибкой и запоминает с ошибкой.

— На олбанском в группах можно разговаривать?
— Ни в коем случае. Только хороший литературный язык. Кстати, это хороший шанс исправлять ошибки.

— Прямо там это делаете?
— Ну, в личной переписке. Олбанский детям опасен, он портит все восприятие языка. Это взрослый может посмеяться над «аффтар жжот». Ребенок видит с ошибкой и запоминает с ошибкой. Поощрять олбанский нельзя. Хотя и запретить невозможно. В интернете вырабатываются свои словечки, что тут поделаешь.

— Смайлики ставят? Теперь, если смайлик не поставишь, могут не так понять, обидеться.
— Ну да, смайлик компенсирует мимику живой беседы. Помогает понять эмоцию.

— А вы знаете, что по недавним исследованиям молодежь точку в соцсетях считает проявлением неискренности?
— А что ставят? (Искренняя заинтересованность.)

— Ничего.
— Должен быть знак в конце предложений.

— А может они, как футуристы (в манифесте футуристов прописано уничтожение знаков препинания — «во имя свободы»).
— Рано им быть футуристами. Нарушить правила может только тот, кто эти правила познал. Такой парадокс. Вот бытует мнение, что белые стихи легко писать: «У меня рифмы не получаются, я белыми напишу». Белые стихи можно только, когда умеешь писать обычные, с рифмой! «Почему Пушкин может использовать местоимение он в соседних предложениях, а вы это подчеркиваете как ошибку, повтор?» — «Будете Пушкиными, вам многое простится». Нужно достичь этой вершины. А мой любимый знак — многоточие... Всегда оно есть, это ощущение недосказанности. У меня — после каждого урока.

***

Пока Шагалов выбирает обед, комментарии вставляют две женщины за соседним столом.
— Это студенты за обменом опытом приехали? — с любопытством вопрошает одна в спортивной леопардовой «двойке». Рядом с ней другая, в свитере, ласково улыбаясь, пьет чай.
Шагалов, чуточку гордо:
— Это журналисты, из Ростова приехали. А это наша заведующая библиотекой и физрук.
Физрук:
— Сколько мне, как думаете? 70! Покушаю, и вперед. А про него вам скажу так: он как пришел к нам, мы его сразу полюбили. Такая речь красивая. Сидишь на педсовете, и душа радуется: как хорошо, что есть такие молодые и талантливые.
Библиотекарь:
— Его Путин спросил «А вот у вас акцент не такой, не кубанский. Почему не гэкаете?» А он: «Я должен говорить правильно, на литературном языке».
Физрук:
— С детьми так хорошо общается. «Не надо так», «вы не правы». Никогда не кричит.
Библиотекарь:
— Учитель XXI века.
— А раньше учителя секли. Розгами, — наставительно вставляю я.
— Помню! — радостно говорит физрук. — Меня учитель всегда трепал за уши. Но не за то, что не учила, а просто на ушах точки расположены, за память ответственные. Трепали, ничего.
Библиотекарь:
— Конечно, это заслуга мамы, что она его таким родила, воспитала. Но еще личные качества.
Физрук:
— А встречали из Москвы как! Руки жали, обнимали. Но не задается, знаете.
Библиотекарь:
— И не ботан. Можно с ним поговорить на любые темы, посмеяться. Свой парень. Никому не отдадим. Но вообще ему расти надо.

***

Беру запеканку с творогом и рисом, какао (26 рублей). Присаживаемся за стол.
— Есть такое понятие — table talk, — интеллигентно жуя, говорит Шагалов. — Застольный разговор, непринужденная беседа. Недавно я купил интересную книгу: Эккерман «Беседы с Гете». Это личный секретарь Гете, и он записал именно воспоминания разговоров за обедом, вечерних прогулок... Там совсем другой Гете, в непритязательной обстановке, но который говорит очень глубокие вещи.

 — У вас, кстати, очень интересная методика — «Живой голос автора». По-моему, вы очень запомнились этим на конкурсе (Шагалов во время открытого урока включал фонограммы голосов Маяковского и Крученых). Прекрасная идея, откуда?
— Я просто однажды услышал голос Льва Толстого. Я не знал, что такие записи есть.

— А я никогда не слышала живьем Ахматову, например. Совершенно иначе представляла ее. До того, как попала на ваш сайт.
— Более того, Ахматовой сохранилось в записи очень много, есть в ее прочтении поэма «Без героя», «Реквием» знаменитый. И вот я узнал, что эти записи есть. Сначала просто собирал...

 — Интересно, кто на вашем сайте читает Чехова? Кто-то читает его рассказ «Винт» и смеется так, что временами захлебывается от смеха.
— А я не знаю.

— Я подумала, что вы.
— Там, кстати, можно и свои записи размещать. Если они интересны с точки зрения истории. Вот вы, журналист, записали аудио-интервью с поэтом, скульптором или хореографом. Вы провели эту беседу, она же больше не повторится, она уникальна. Там, например, есть беседы с известными писателями, которых больше нет. И эти записи были только в личном архиве одного журналиста. А теперь доступны всем.

Перемена

— Уже урок кончился? Как быстро! (ну, правда, в школе казалось, что 40 минут — это маленькая вечность)
— Для меня урок всегда пролетает, как пять минут.
Сейчас будут целых две таких «пятиминутки», потом — эфир на местном радио: «Там будет беседа о русском языке» (представляю себе некое «Эхо Армавира», ведущую, рассуждающую о «Филологических записках»). Шагалов шагает своими семимильными ногами в класс, а я еле поспеваю следом, временами врезаясь в сгустки энергии, заземленные тяжелыми портфелями. Вот, кстати, портфель — это же просто гиря. Не лучше ли было заменить стопы учебников, не знаю, планшетом, к примеру?
— А как проконтролировать, что за страница сейчас открыта? — огорошивает, не останавливаясь. — Электронный учебник — слишком большой комплекс: можно и видео открыть, и посмотреть ссылку. Можно чересчур увлечься.

— Бумажная книга лучше?
— Живое общение с книгой ничто не может заменить. Я ведь филолог. Лирик. Сама книга, ее тяжесть, иллюстрации… Но есть и плюсы у электронной. Вот я как руссовед хочу знать, сколько раз в романе «Война и мир» встречается слово «мир». Мне интересно. Раньше надо было считать вручную, а теперь набираем в поиске «мир», и — готов ответ. Мы так делали на филфаке и увидели, что у Цветаевой часто встречается слово «рука». А у Бунина — «звезда»... Но всегда в жизни должна быть гармония, нельзя отбрасывать старое и нельзя не принимать новое. Не должны учителей заставлять: вы преподаете только по электронным! Один урок я хочу провести с электронной книгой, другой с бумажной, а третий вообще без книги, на иллюстрациях.
Я ему про инновации в школе, а он мне — что учитель должен быть готов ко всему и провести урок в случае чего на примере бутылки воды. От воды, видите ли, плясать к наречиям и Пушкину. И быть всегда готовым к тому, что ученики домашнее задание не выполнили. Взять и перестроить весь урок. План Б, так сказать.
— Я никогда не репетирую уроки заранее. Неживые уроки сразу видно — нет эмоций. Урок должен проходить здесь и сейчас. Вот у меня сегодня два 7-х класса. Тема одна, конспект один, но уроки пройдут по-разному. Это зависит от класса, их способностей, даже оттого, какой урок был до — физкультура или алгебра.

Рус. яз.

Класс, как все классы мира: Остряк, Подпевала, Одиночка, Странная, Первая Красавица, Подружка Красавицы, Ботан, Дай-списать и прочие. Половина опоздали — ай-ай-ай. Александр Михайлович объявляет: «Ребят, тогда задержимся на перемене. Так честно?» Единодушное согласие, смотри ты. 

Это не урок, а скорее, театр. Пантомима, ток-шоу. Спрашивает всех, вызывает к доске сразу по трое.

Выводит на доске мелом «Классная работа. Наречие как часть речи». Мой сосед-семиклассник тайком пытается подглядеть, что пишу я.
— Итак, ребята, внимание, совершенно новая часть речи. Нет сейчас смысла диктовать вам, что такое наречие, мы составим таблицу, где все будет расписано: слева запишем вопросы, а справа на них ответим.

***

Рус. лит-ра

На переменке Егор, вихрастый парень со съехавшими брекетами, авторитетно заявляет: «Я ожидал, что он станет учителем года. Мне это было даже не очень удивительно. Он всех выслушивает по очереди, дает сказать. Он справедливый. Но все равно добрый». В конце уроков окажется, что Егор — будущий учитель, собирается поступать. Шагалов: «Во всех моих классах есть те, кто хочет стать учителем».
Литература начинается неожиданно — рекламой книги. Вольное задание на оценку. Дается ровно минута. Выскакивают пара бодрых пацанов с рекламой двухтомника «Сталкер»:
— Дамы и господа! Приветствую вас на нашем шоу!
Далее очень стеснительный выход любителя Сетон-Томпсона, очень бодрая Энциклопедия бабочек…
На 15-й минуте — Гоголь, Николай Васильевич. Домашнее задание было найти малоизвестные факты. Лес рук, кроме шуток. Узнаем, что Гоголь собирался стать актером, на экзамене ярко инсценировал припадок, фамилия при рождении Яновский, хвастался знакомством с Пушкиным, который подарил ему идею «Ревизора», сжег вторую часть «Мертвых душ» незадолго до смерти. Шагалов подхватывает:
— Мальчик-слуга вспоминал, что ночью Николай Васильевич разбудил его и попросил разжечь камин. «Для чего?» — «Не спрашивай». И тут же стал при нем доставать бумаги и швырять их в огонь. Он сжег, ребята, почти все свои рукописи.
Видно, что нарисованная картина захватывает воображение семиклашек.
— Зачем? — спрашивает кто-то, не выдержав.
— А вот я не могу ответить.  Это был большой духовный кризис, он разочаровался в себе. Это очень глубокий вопрос. Мы к нему вернемся.
Блондиночка на первом ряду:
— Он хотел жениться, но получил отказ, личная жизнь его не сложилась.
— Да, Гоголь умер бездетным, не осталось прямых его потомков, как у Толстого или Достоевского. А еще он был графиком и сам сделал обложку к «Мертвым душам».
Буквально 8 минут, но за это время великий классик из плоского портрета в хрестоматии становится трехмерным, человеческое ему не чуждо, и он уже не чужд 12-летним человекам.

***

«Тараса Бульбу» читают по абзацу вслух. На все голоса. Там, где говорит мать, вступают девочки. Каждому розданы ксероксы рисунков Кибрика: после отрывка ребята наперебой гадают, кто есть кто из братьев. Говорят в голос, бурно, но хаоса нет.
Самая важная фраза в конце:
— Александр Михайлович, не рассказывайте дальше!
— Так хочется, но не буду!

 На радио

Идем месить ногами мокрый кубанский снег. Уличная униформа лучшего учителя — строгое черное пальто, строгая вязаная шапочка.

— Всегда так официально одеваетесь?
— В моей профессии я должен одеваться изящно. Хотя, конечно, я ношу и джинсы. Но костюмы я люблю. Это красиво.

— Александр Михайлович (после двух уроков за партой язык не поворачивается назвать просто по имени), помните, в «Республике ШКИД» новый учитель, чтобы понравиться, пел ученикам куплеты. Но на куплетах и кончилась учеба. Как им понравиться-то?
— Только не дешевое заигрывание. Любой чувствует фальшь, а дети особенно. Надо помнить главное, что ученик — это личность и учитель — это личность. Школа — это взаимодействие личностей, и взаимное уважение тут самое важное. Нужно искать подход к каждому. Остряки, например, отлично прочтут смешной текст.

— А стеснительные?
— Только личным обращением. У меня есть стесняшки. Их надо вытягивать к доске, чтобы умели работать с публикой. Так, где же это радио? 

— Часто приходится ставить двойки?
— Это редко… Ну, скажем так, я даю детям шанс исправить... Я, наверное, позвоню. Алло, знаете, мы тут потерялись. Куда? Понял... Оценка не должна быть самоцелью. Но оценка должна быть. Должна же быть система дифференцирования. А вот и радио. 

***

Радиоведущая:

— Здравствуйте! (Возвышая голос и делая ударение в трех местах сразу.)
«Эфир с беседой о русском языке» оказывается просто «Русским радио». Ведущая хохочет и предлагает слушателям разрешить вечную дилемму: звонИт или звОнит. В паузах звучат «Блестящие», Жасмин и прочая классика. Для меня — так час позора. А Шагалов выходит веселый, напевая. Что за человек такой?
— Вы русский рок любите? — спрашивает.
— Больше — нерусский, если честно. Джаз.
— А я до джаза пока не дошел.

Прогулка по городу

В личных темах Шагалов предельно сдержан: «Я не женат», «у меня мама и сестра», «я вожу», «живу возле мясокомбината». Зато, ура, у нас есть полчаса на прогулку. Хочу увидеть «любимые места в городе».
— Я очень люблю старинные кварталы. Они сердце города. У каждого города должна быть своя история, это вдохновляет. Ты идешь по улице и видишь дом, который видели люди 100 лет назад.
По справке Шагалова, Армавир значился у Гитлера в списках на уничтожение как одна из узловых ж/д станций. Отступая, фашисты взрывали много зданий. Но кое-что осталось. Например, кованые крылечки. С розочками. С меандрами. Армавир — город кованых крылечек. Про крылечки Шагалов может рассказывать часами, а сколько стоит «однушка» в центре, сказать затрудняется.

***

Армавир — город на 200 000 человек, районный центр. Тут требуются менеджеры по продажам, поиск в разделе вакансий «искусство, культура и развлечения» результатов не дает. Один театр, один музей, один вуз (педагогический, и Шагалов его выпускник), один памятник мерзавцу Бегемоту, вполне для викторины: в булгаковском романе именно бдительный армавирец ведет в милицию кота с галстуком.

— А чем в Армавире заняться вечером?
— Я читаю. Музыку слушаю. Рисую. Гуляю. Не так много мест для досуга. Есть кафе. Есть каток. Бассейн. Красная площадь наша. Зато, знаете (оживляется), здесь родился писатель Дангулов, не очень сейчас известный. Он завещал городу свой родной дом. И это такое хорошее место! Вроде Дворца культуры, но по-домашнему. Две комнаты, диван, столик, и там собираются поэты, барды, фотографы. А Дангулов, он, более того, построил библиотеку, по форме напоминающую раскрытую книгу, и там есть собрание картин Фалька, Верейского, футуристов. И вход бесплатный... Смотрите, какая дверь прекрасная.

— Читали книгу Иванова «Географ глобус пропил»?
— Фильм смотрел. Двоякое ощущение. Фильм о человеке, который зашел в тупик. А мне нравится моя работа.

— А в вашей школьной жизни как это было?
— Решал коллектив.

— Это как-то по-комсомольски.
— Ну, а что в этом плохого. От советской системы много хорошего осталось. Роль коллектива была очень сильна. Да и сейчас она есть. Я думаю, социализировать надо с садика. Ты попадаешь в общество и перестаешь быть центром земли.

***