30 августа в программе Андрея Малахова «Прямой эфир» на «России-1» обсуждали Большой ростовский пожар. В студию пригласили нескольких погорельцев, председателя Заксобрания Ростовской области Александра Ищенко, правозащитников, благотворителей (например, Яну Поплавскую).
Саму программу, если пропустили, можете найти в сети. Если совсем коротко: был поджог, с пожаром боролись всем миром, люди остались ни с чем, власти делают недостаточно для решения проблемы, через полгода о погорельцах просто забудут. Периодически на большой экран в студии выводили прямые включения из Ростова, где в сгоревшем районе собрались пострадавшие и чиновники.
Небольшая, но важная деталь — журналист из команды Малахова, руководивший прямыми включениями, начал в таком духе: людям предлагали небольшие деньги, хотя цена сотки здесь 5 миллионов рублей, а по слухам, все 10. На самом деле стоимость сотки земли в этом районе, по словам экспертов, от 500 тысяч до 1 миллиона рублей. Однако дело уже сделано: «У Малахова сказали, что земля в Говнярке стоит 10 миллионов за сотку».
Мы попросили ростовского журналиста, который был участником прямых включений, рассказать, как все происходило и что осталось за кадром.
— Сколько собрали ростовчан для съемки в сгоревшем районе?
— Человек 30-40. Коллеги рассказывали, что погорельцев привезли туда организованно, автобусом. Сама съемочная группа (их человек пять было), как положено федералам, — на большом микроавтобусе. Поставили аппаратуру, телеэкран, на котором шла передача. Экран небольшой, обычный телевизор.
— Как они отбирали людей для кадра?
— Приехали сюда за несколько дней, искали людей, кто чем-то недоволен. В приоритете были женщины, лучше с детьми. Вы заметили, все их спикеры были женщины, только один мужчина был. Женщины, сами понимаете, более эмоциональные. Перед началом съемок москвичи попросили людей сгрудиться в толпу — там просто многие уже разбрелись. «Станьте как можно кучнее, как можно больше людей на втором плане!». Ну, чтобы толпа, грубо говоря, уходила за горизонт.
— Много было чиновников?
— Был глава Пролетарского района, представитель сити-менеджера, еще кто-то. Был один мчсник. И Антон Гетта, депутат Государственной думы. Ну, и те, кто был в телеке: Ищенко и Елена Кожухова, это зам Кушнарева по соцвопросам.
— Как это все снималось? Как вы взаимодействовали со студией в Москве?
— Там интересная схема: передача называется «Прямой эфир», и они ее вроде как снимают в прямом эфире, то есть это все происходит без монтажа. Начало программы по Москве — 6 вечера, но они начали в 3 часа, я так понимаю, сначала они вещают на Сибирь, Урал. А потом уже на европейскую часть России, в записи.
Нам было хорошо видно и слышно, что происходит в студии. Как телевизионщики во время рекламных пауз переговариваются. Как Малахов говорил кому-то: «Сейчас зададут такой вопрос, надо отвечать вот об этом и об этом». Еще в перерывах на рекламу слышно было, как они продолжают ругаться. Я даже не понимал, о чем они спорят, там вспоминали чуть ли не времена царя Гороха: кто кому чем помогал, а чем нет.
Кадр из программы «Прямой эфир».
— Они уже за два часа до эфира были на месте. Конечно, все это время обсуждали пожар, точнее поджог — они все в этом уверены. Начинается передача, пошла заставка, это все слышно. Их еще в эфир не вывели, но они уже перед камерами собрались, и я вижу, как бабушки начинают плакать — прямо сразу. Они стоят в первых рядах и плачут. В эфире показывают кадры пожара: москвичи там же все сделали эффектно, нарезку из кадров, как все взрывается, горит, эпик, короче. И тяжело, конечно, бабушкам все это видеть.
В первые ряды еще специально поставили женщин с детьми, одна была прямо с грудничком и еще одна беременная.
Эти люди начали плакать. Но они недоплакали до прямого эфира — слез просто не хватило до момента, когда их начали включать.
В студии пытались ставить какие-то острые вопросы, но все тонуло в ругани, вообще непонятной, на пустом месте. Это были прямо как двухминутки ненависти у Оруэлла. Как я понял, в студии сидели люди, которые регулировали аплодисменты, возгласы возмущения, такие специальные заводилы. И я прямо оторопел от того, как все это перекидывается через экран на толпу в Ростове. Если там начинают аплодировать — здесь начинают, если там ненависть — и здесь она.
Толпа вела себя так, как вел себя Малахов. Все эмоции перекидывались, особенно на женщин, они моментально загорались, с пол-оборота, ты только дай повод!
Депутату Госдумы Гетте Малахов говорит: «Давайте не канцелярским языком, вот что вы сделали?». Гетта: я в свою квартиру взял семью из четырех человек, они сейчас у меня живут. И толпа вокруг него тут же: ага, депутат, какая же это у тебя квартира, если ты еще четверых можешь поселить? Чем ты на это заработал? Видно было, как его это задело.
До эфира на Гетту не нападали, было ощущение, что его не знают. Ну, когда после эфира узнали, кто это — набросились с вопросами.
Потом выступал мчсник, который вышел, ему говорят: «Вот сейчас нам расскажут, как тушили пожар». В студии тем временем кто-то кричит: «Спасибо! Спасибо, пожарные, вы нам очень помогли всем!», все начинают хлопать, но ростовская публика это как-то не оценила и завелась: «Да они приехали только через 4 часа! Мой дом 4 часа горел и его никто не тушил! Да, и мой!». В толпе начинается жуткий шум, все начинают ругать пожарного. А он, наверное, был готов, простоял все время с каменным лицом. Он начинает говорить, и толпа — у-у-у! И он замолчал. И снимают ругань. Потом этого пожарного после эфира терроризировали долго, мужики вокруг него всякие крутились, спрашивали: «А почему, а почему?». А он говорит: «Я в тот день только в четыре утра из Донецка приехал. И многие другие так же».
Ростовская погорелица с вещами.
— Мне кажется, они не боятся, что их кинут, потому что скоро выборы, не та ситуация, всех поселят куда-нибудь. Но они хотят, чтобы их поселили в центре города. Это неоднократно там звучало. И одна бабулька, она это так высказала: «Дед мой дом этот построил! И вот 20 лет мы живем возле Театральной площади! Салюты! Каждый год мы смотрим салюты! А теперь нас хотят выселить в Левенцовку? Да что это такое, это нечестно, это неправильно!».
И самая главная проблема — не в том, что их как-то обманули, не в том, что им не дали денег. Всем дали, у всех спрашивал. Они не хотят — люди за 40 в основном — уезжать в другие районы, они хотят поселиться снова в центре города.
Вот общаются люди с чиновниками, и чиновники их спрашивают: «В чем проблема?». Они отвечают: «Вот у нас все нормально, но мы вчетвером сейчас живем в гостинице уже неделю. И вот у нас ребенок, вы понимаете, в гостинице стены тонкие, мы всю ночь не спали». Что он может сделать — мужик из районной администрации? Он говорит: «У нас есть маневренный фонд, давайте туда, там все-таки квартира, получше». Я потом спрашиваю у этой женщины: «Почему вы туда не хотите?». Она: «Мне сказали, что там не очень и это далеко». Маневренный фонд — на Северном. Я спрашиваю, что конкретно не устраивает: окна выбиты или отопления нет? Она: «Ну, сказали, что там не очень. Поэтому ладно, все, проехали».
